Дочь Фортуны – широкий портрет эры, повествование, богатое характерными персонажами, историей, насилием и состраданием. Элиза восстает против косности патриархата (общины) и понимает, что должна поставить себе новую цель. Альенде плавно расширяет географические границы своего произведения, попутно превращая последнее в исторический роман, и заинтересовывает читателя сразу четырьмя культурами: английской, чилийской, китайской и американской, на фоне которой в Калифорнии происходит золотая лихорадка 1849 года. Сирота воспитывается в Вальпараисо, чилийском городе, придерживающейся характерных викторианской эпохе норм незамужней женщиной и ее суровым братом. Жизнерадостная молодая Элиза Соммерс следует за своим возлюбленным к Калифорнию в разгар золотой лихорадки 1849 года. Попав в беспорядочную жизнь недавно прибывших сюда людей, окончательно помешавшихся на почве золота, Элиза все глубже проникает в общество холостяков и проституток не без помощи своего хорошего друга и спасителя, китайского доктора Тао Чьена. Калифорния дает возможность молодой чилийке начать новую, свободную и независимую, жизнь, и ее поиск своего неуловимого возлюбленного постепенно превращается в путешествие несколько иного плана. К тому моменту, как она, наконец, слышит новости о молодом человеке, Элиза должна решить, кто же из них и есть ее истинная любовь. В Элизе Альенде создала одну из своих самых привлекательных героинь, предприимчивая, и очень нетрадиционная молодая женщина с независимым нравом, у которой есть храбрость, чтобы повторно найти себя и создать свою судьбу в новой стране. По правде говоря, произведение Альенде – роман перемен, внутренне преобразующих его героев.
Первая часть. 1843-1848
Вальпараисо.
Каждый в этом мире рождается с каким-то особым талантом, и Элиза Соммерс рано обнаружила в себе два: хорошее чутье и хорошую память. Первым она зарабатывала на жизнь, а вторым ее запоминала, если не точно, то, по крайней мере, с поэтизированным налетом астрологии. Что она забывала, то будто бы и не происходило вовсе, но ее воспоминаний, реальных или обманчивых, было целое множество; казалось, будто она жила дважды. Ее верный друг, мудрец Тао Чьен, не уставал говорить ей, что ее память, словно трюм, где они познакомились. Он был обширный и тенистый, полный коробок, винных бочек и мешков, где накапливались события, формировавшие опыт девочки. Было нелегко что-то обнаружить в том величайшем беспорядке, зато ей всегда удавалось уснуть, как научила девочку Мама Фрезия в сладких ночах ее детства, когда очертания реальности были лишь тонкой линией бледных чернил. Она входила в мир снов по хорошо проторенной дорожке и возвращалась с величайшими мерами предосторожности, чтобы неровным проблеском сознания не нарушить еле заметные видения. Она надеялась на это средство, как другие полагаются на числа, и настолько отшлифовала искусство запоминания, что могла видеть мисс Розу, склоненную над ящиком для мыла Марселы, которая чуть не стала ее первой колыбелью.
