— Это уже одиннадцатая партия, — убеждал Дмитрий Иванович своего главного инженера, которого он назначил на эту должность буквально два месяца назад, — никаких проблем до этого не было и сейчас не будет!

Дмитрий Иванович взял к себе Митина Александра отчасти из чувства товарищества по отношению к своему однокласснику, хорошему приятелю, отчасти из-за того, что ему нужен был помощник, из которого можно было лепить все, что угодно, а, по предположениям Дмитрия Ивановича, Саша — как раз такой человек. Он был сыном Анатолия Петровича, одноклассника Дмитрия Ивановича, и рос буквально на его глазах. Когда Александр окончил с серебряной медалью среднюю школу, вопрос «куда пойти» перед ним не стоял. Конечно, в Московский электротехнический университет. Во-первых, лучше всего давались Александру точные дисциплины, а от информатики и компьютерных технологий Саша вообще торчал. Во-вторых, в электротехническом деканом был настолько хороший товарищ отца, что туда можно было поступить без взяток, хотя университет престижный. Ну а в-третьих, после электротехнического у Саши была прямая дорога — к Дмитрию Ивановичу; правда, Анатолий Петрович об этом Саше до поры до времени не говорил. В Сашином максималистском возрасте излишнее родительское участие может привести к обратному эффекту, а Анатолий Петрович — хороший педагог.

За свои знания Саша был спокоен, хотя при поступлении, да и при учебе знания нужны «постольку поскольку». В наше циничное время все или, во всяком случае, очень многое решают «бабки». Наверное, виноват в этом переходный период в государстве; правда, куда переходим, пока непонятно, да и переход несколько затянулся. Впрочем, это для нас нормальное состояние. Так и здесь: заплатил — поступил, заплатил — сдал зачет или экзамен, заплатил — вот тебе и диплом, защищай — не хочу. А не хочешь или не можешь платить — не поступишь. При обучении можно было и просто учиться — пожалуйста, грызи гранит науки, только зубы не обломай. Александра эти нюансы не касались. Он знал, что без отцовского участия дело не обходится, но поступал в университет по-настоящему, не влезая в закулисные вопросы, — сдал экзамены, получил пятерки и был принят.

Будучи студентом, Александр учился въедливо и с увлечением, и не потому, что платить не хотел, а потому, что стремился стать по-настоящему хорошим специалистом. Сашино старание и значительные успехи отмечали преподаватели, предлагали поступать в аспирантуру. У него и самого были такие мысли, остаться в аспирантуре, но здравый смысл и веское слово папы перевесили чашу весов в пользу ФГУПа «Медприборстрой» — федерального государственного унитарного предприятия, на котором работал другой давнишний отцовский друг, Дмитрий Иванович, и, похоже, нехило зарабатывал. Еще бы! Машины, рестораны, девочки. Даже Саша знал об этом, из разговоров родителей.

Дмитрий Иванович недавно развелся, оставил жене, сыну и дочери с зятем и внуком квартиру, дачу и машину с гаражом. Время от времени помогает, в основном покупая вещи, полезные в хозяйстве.

Заноза проснулся, когда было уже около двенадцати. Потянулся, хрустнув суставами, растягивая татуированное, начавшее полнеть тело. С удовольствием закурил: немножко никотина для просыпания никак не помешает. Постепенно — сначала мозги, а потом и тело — начал приходить в норму. Затем сел, почесываясь и вяло вспоминая, какие же дела у него сегодня. Вернее, дело… Ага, сегодня надо приступать к «доению» одного подпольного миллионера — вернее, организовать этот процесс, сам Заноза участвует в таких мероприятиях только в самом крайнем и относительно безопасном случае. Не спеша начал продумывать детали.

Заноза старался никогда не планировать себе больше одного дела в день — к чему суетиться! Эдак ни в том, ни в другом деле толку не будет, а Заноза во всем любит основательность, въедливо относится к любому делу, на то он и «заноза». Будь то дело, которым он в настоящий момент занимается, или изучаемый предмет. Это у него с детства такая болезнь. Потому и в школе не успевал, там же ведь все по вершкам, а Коля слишком уж тщательно готовил уроки. Не успеет один приготовить, уже надо на улицу, к пацанам, в компании всегда есть какое-нибудь интересное занятие, которое уж ни в какое сравнение не идет с обычными уроками… К тому же половина учителей какие-то тупорылые: хочешь вопросы задать, надо же разобраться, а они — либо увиливают, либо игнорируют вопрос. А бывает еще и того хуже — раздражаются, как будто ты этим вопросом им личное оскорбление наносишь! Коля Зазин, когда был помладше, обижался и недоумевал из-за подобного непонятного поведения учителей, а чуть повзрослев, начал высказываться и самовыражаться не очень одобряемыми учителями действиями, к всеобщему удовольствию класса. Это, как в генераторе самовозбуждения, заводило Зазина еще больше.

В первый раз Николай нарвался в одиннадцатом. Вернее, нарвался молодой историк, а Зазин, можно сказать, практически незаслуженно пострадал. Если, конечно, не принимать во внимание проломленный нос учителя. И правильно, с какой стати этот… неважно, что учитель, при всех Николая недоумком назвал? К тому же Николай и не собирался никакие носы проламывать, а просто хотел тихо-мирно попросить, чтобы больше так не говорил, объяснить, встретив после уроков возле школы, а тот опять — оскорблять! Так же ведь нельзя! И стукнул-то всего разок, а он то ли наклониться хотел, то ли уклониться, короче, нос аж не просто хрустнул, а практически вмялся в черепную коробку, как в картон. В общем, историк — в больницу на три месяца, а Коля Зазин — на два года по малолетке пошел. И то, можно сказать, повезло, мог бы лет на пять загреметь — как за тяжкие телесные повреждения.

Тяга к справедливости и в колонии не давала покоя Зазину, теперь уже зеку с погонялом «Заноза». Позже к этой кличке добавилась еще одна, «Зензубель», или в переводе — рубанок фасонных моделей. Это второе погоняло ему дал один криминальный интеллектуал за решительность и стремление идти до конца, вырезая из человеческого материала нужные ему образцы. Вторая кликуха самому Зазину нравилась больше, но по ней его мало кто называл, поскольку она трудна для запоминания и осмысления, называли его так только любители оригинального, да и те, кто был с ним в особо взаимоуважительных отношениях. Таких было мало, зато боялись многие.

Помнится, тогда, в самом начале его «карьеры», пришлось одному временному коллеге, зеку, популярно объяснять, что претензии к нему, Занозе, несправедливы, да и вообще, так вести себя — неправильно, можно навсегда унизить его, Занозы, достоинство, с чем никак нельзя смириться, ведь авторитет роняешь один раз — и на всю жизнь! Вроде и объяснял недолго, а тот взял и после этого умер. Считай, опять — ни за что ни про что — сиди за убийство, слишком много свидетелей было… Потом, конечно, кое-кто из свидетелей ответил за лишнюю «разговорчивость», кого достать удалось, ну а толку-то, все равно сиди!

Визитером был высокий худощавый старикашка, чистенький такой, одетый в дорогой, хотя и не по последней моде, черный костюм, в лакированных ботинках с длинными носами. Ишь ты, пижонистый какой, подумал с внутренней улыбкой, но внешне вполне серьезный Заноза, по-светски показывая рукой на кресло:

— Присаживайтесь! Слушаю вас.

Старикашка держался уверенно, с достоинством. Шестидесятилетний житель контролируемого Занозой района, ныне пенсионер Свиридов Федор Иванович, пришел к Занозе за справедливостью. До пенсии Федор Иванович работал главным инженером ФГУПа «Медприборстрой». Когда директор предприятия, Донской Дмитрий Иванович, начал перестройку и ускорение роста своего благосостояния, а точнее, приступил к реализации криминальной схемы добычи денег, Федор Иванович стал его правой рукой. Не сразу, правда. Это были долгие вечера, на которых Дмитрий Иванович убеждал, доказывал, отвечал на вопросы. Бывало, что и раздражался, и орал. Ругались иногда — будь здоров, до хрипоты! Уж больно дотошным оказался Федор Иванович. Как ему не хотелось на старости лет ввязываться во всякие там авантюрные истории, рисковать своим благополучием! Учитывая десятилетний стаж их совместной работы, и откровенность, и горячность были с обеих сторон позволительны, оба Иваныча хорошо понимали друг друга и могли друг на друга положиться. И Федор Иванович в конце концов сдался. И действительно, почему нет? Чего терять? Жить осталось не так много, надо смотреть правде в глаза. А здесь жизнь подбрасывает шанс пожить в свое удовольствие, насколько это возможно в его возрасте, подбросить' деньжат своим многочисленным родственникам, которым их вечно не хватает. Несмотря на то что последние лет пять благосостояние его сильно возросло, все же, видя, как буквально на пустом месте поднялись его друзья и знакомые после горбачевско-ельцинских реформ, Свиридов чувствовал нечто вроде дискомфорта, как будто его обделили. Накопленная за долгие годы и хранящаяся в сберкассе огромная по социалистическим временам сумма обнулилась. Федор Иванович, правда, потом довольно быстро компенсировал потерянное, но чувство несправедливости и холодное возмущение остались.

Позже, когда гениальная схема Донского заработала, мало-помалу Федор Иванович начал чувствовать себя человеком. Сделал капитальный ремонт на даче, построил сауну с бассейном. Поменял квартиру, машину, наладил детям и внукам все жизненные процессы путем, что называется, целевого денежного вливания.

У Свиридова, по сути, было все, учитывая его относительно скромные запросы. Сердечко, правда, пошаливало, но после удачно проведенной операции аортокоронарного шунтирования проблема практически была снята, сердце уже не беспокоило. Последующие процедуры очищения крови и всего организма, плюс рациональное питание с пищевыми добавками прибавили Федору Ивановичу бодрости, уверенности в себе и любви к жизни.

Дмитрий Иванович после сытного обеда готовился к традиционному послеобеденному сну под кондерчиком в номере небольшого пятизвездочного отеля. Шла вторая неделя отдыха Донского с подружкой, можно даже сказать больше — дамой сердца, на Сейшелах. Не то чтобы Дмитрий Иванович до такой степени любил комфорт, на самом деле он бы с неменьшим удовольствием отдыхал и в спартанских условиях, просто Дмитрий Иванович старался поддерживать свой имидж перед спутницей, хотя, судя по ее поведению на островах, она этого не заслуживала.

Торчит, паразитка, на пляже, за загаром гонится, вместо того чтобы быть со своим мужчиной, который, между прочим, за все платит. Никакого понятия об уважении! Не знает девочка, что такое благодарность, а о другом, о большем, уже и речи нет. Похоже, пора уже расставаться, мнит себя пупом земли, хотя ни хрена собой не представляет. А какая покладистая сначала была!

Познакомились, как водится, в ночном клубе. Из приличной интеллигентной семьи, небогатой, естественно, но это еще и лучше, с богатенькими возиться — себе дороже, у них тараканы в башках крупнее и противнее, чем у обычных людей. Дмитрий Иванович не питал иллюзий насчет любви или чего-нибудь в этом роде, точнее, такого со своей стороны не исключал (был не чужд романтике), а что касается женского пола, то он уже убедился, что его вполне может устраивать и имитация с их стороны высокого светлого чистого чувства. Главное, внушить им расположение к себе, а уж на это Донской был мастер. Высокий, загорелый, дорого, а главное, элегантно одетый, он буквально притягивал взгляд. Девки к нему так и липли, но Дмитрий Иванович давно уже научился безошибочно их сортировать. Проститутки, даже дорогие, а также просто прилипалы, его не интересовали. Да, Дмитрий Иванович был романтик, хотя и трезво смотрящий на жизнь.

Донской тогда сам подошел к Елене, чтобы пригласить на медленный танец. Сидела она за соседним столиком вместе с тремя подружками, из еды — только пиво с креветками. Лена, в отличие от подружек, тянула кружку пива уже третий час. Разумно, отметил про себя Донской. Вела себя вполне непринужденно, мило беседуя с соседками по столику, улыбалась, изредка похохатывая, впрочем, вполне элегантно и не вульгарно. В довершение всего, Дмитрию Ивановичу не давал покоя ее весьма и весьма привлекательный изгиб тела от бедра до талии, не говоря уже о точеной полуобнаженной небольшой груди, мелькавшей, когда Лена изредка опускала руку. Короче говоря, неспешно поглощая свой дорогостоящий ужин, поданный по индивидуальному заказу, и поглядывая в сторону соседнего столика, Дмитрий Иванович чувствовал, что влюбляется все больше и больше. И вот настал момент, когда не пригласить на танец объект своего внезапно возникшего обожания было уже невозможно.

Лена давно заметила, что на нее посматривает сухощавый загорелый красавчик зрелого возраста в черном костюме, поблескивающий в свете цветомузыки перстнем на среднем пальце правой руки. В Ленины планы никак не входило подобное знакомство, ей нужен был парень помоложе и попроще, а не этот навороченный чувак в возрасте. За годы обучения в юридическом Лена так и не нашла себе подходящую пару, хотя клеились к ней многие, особенно старшекурсники. Сейчас-то, через два года после окончания, она уже понимала, что тот был и не такой уж и некрасивый, а этот был и не такой уж и инфантильный, а вот тот — просто мечта любой девушки. Но время ушло, и принцы уже ни на белых конях, ни на конях в яблоках больше не появлялись… Этот дядька как-то на принца не тянет, а если и тянет, то уже на перезрелого и слегка подвяленного. «Нет, пожалуй, если пригласит, не пойду», — думала Лена. Но когда Дмитрий Иванович твердой походкой подошел к их столику, у Леночки почему-то екнуло сердце, такой силой, уверенностью в себе и необычной свежестью тянуло от этого человека. Ну а после «разрешите», произнесенного удивительно приятным голосом, ноги как-то сами собой встали и пошли танцевать вопреки принятому Леной решению.

— Не беспокойтесь, Дмитрий Иванович, вас пришлось зафиксировать в ваших же интересах, чтобы вы не наделали глупостей. Вы просто спокойно меня выслушаете до конца, и я уйду, а ваша Леночка развяжет, когда придет. Суть дела состоит в следующем. Может быть, вы не в курсе дела, но район, в котором вы работаете, контролирует Заноза. Это очень авторитетный человек, которому платят все. Вы хотели скрыть, мы это понимаем, но только чисто по-человечески. Мы уважаем ваш бизнес, а вы должны уважать наш. — Непрошеный гость говорил спокойно, но громко и четко, прохаживаясь по комнате с заложенными за спину руками. Грамотная и почти интеллигентная его речь абсолютно не соответствовала жесткому выражению некрасивого лица. За умение излагать свои мысли Заноза и наградил его погонялом — мол, правильно поешь, как сладкоголосый чибис. Правда, он не знал, как поет чибис и сладкоголосый ли он, но погоняло «Чибис» прицепилось.

«Вполне сошел бы за московского чиновника, хотя и кривомордый, — Донской тоже оценил способности непрошеного гостя доходчиво излагать. — Впрочем, акцент мешает. Какой-то южный — или краснодарский, или ростовский». Иногда замечая в себе склонность к самоанализу, Дмитрий Иванович внутренне усмехнулся: «Вместо того чтобы думать о том, как попал в эту ситуацию и как из нее выбраться, думаю о какой-то ерунде…»

Между тем незваный гость продолжал:

— За то, что вы не отчисляли положенное, придется заплатить штраф. Такие правила. Поймите правильно… Мы не хотим уж слишком вас напрягать, поэтому сумма будет почти символической, всего лишь три миллиона долларов. Плюс годовое отчисление — тоже три. Итого шесть. Эти деньги вы должны будете передать или перечислить способом, который мы вам укажем позже. Сроки тоже укажем, так что готовьтесь к этому. — Непрошеный гость присел на кровать рядом со скукоженным Дмитрием Ивановичем, задумчиво закурил. Затем, с участием поглядев на Донского и пустив ему длинную струю сигаретного дыма в лицо, продолжил: — Думаю, вы достаточно благоразумны, чтобы не делать никаких левых телодвижений или уклоняться от уплаты. Сами понимаете, закон есть закон. Пусть он и неформальный, зато действующий. Но на всякий случай предупреждаю: если нам станет известно, что вы предпринимаете какие-то неправильные шаги или если не заплатите в срок, мы для начала займемся, например, вашим внуком, а потом каждый месяц — кем-то из ваших близких родственников^ дюка не заплатите. В общем, мы умеем убеждать, уверяю вас. Правда, надеемся, до этого не дойдет, мы заинтересованы в долгосрочном и плодотворном сотрудничестве с вами и считаем, что это скорее положительный момент вашей биографии, чем отрицательный. Вы меня хорошо поняли?

Изучая выражение лица Дмитрия Ивановича, посетитель некоторое время пускал в потолок клубы дыма. Затем оно его удовлетворило, и Чибис, скривившись, что должно было означать ободряющую улыбку, произнес: