При составлении всеобщей истории искусств автор должен был охватить обширный историко-художественный материал, начинал с древнейших времен и кончая современностью. Он приложил все усилия к тому, чтобы не опустить чего-либо существенно важного. При всем том он не желал превращать своей книги в перечень фактов, памятников, имен и ради полноты этого перечня сокращать характеристику самого искусства отдельных периодов. Перед ним стояла задача создания такой истории искусств, которая могла бы служить и введением в изучение искусства.

Педагогический опыт автора убедил его, что изучение истории искусств плодотворно лишь тогда, когда знакомство с памятниками и мастерами, запоминание имен и дат сопровождается успехами в деле понимания искусства, развитием художественного вкуса. Эта уверенность автора определила построение его книги. Она обращается не только к умственным способностям читателя и к его памяти, но и к его эстетическому чувству, к его критическому чутью. Ее следует читать не только для того, чтобы усвоить высказанные в ней общие положения и заучить сообщаемые ею сведения, но в первую очередь для того, чтобы уяснить себе основные пути исторического развития художественной культуры человечества и научиться понимать и ценить старое и современное искусство. Это заставило автора несколько отступить от общепринятого типа истории искусств с его изобилием всевозможных сведений, которые нередко лишь перегружают память, но не развивают глаза и критических способностей.

Книга эта может быть использована начинающими изучать искусство. Возможно, что в некоторых случаях она будет первой книгой по искусству в руках читателя. В интересах такого читателя, автор стремился к наибольшей ясности изложения. Он избегал малоизвестных терминов и не пользовался многими искусствоведческими понятиями, содержание которых и до сих пор не вполне уяснили себе специалисты. Вместе с тем в книге упоминаются имена художников и писателей, исторические события, географические названия и научные термины, которые могут быть незнакомы читателю. Автор не давал им объяснений, рассчитывая на то, что сам читатель найдет их в любом энциклопедическом словаре, и что привычка пользоваться справочником будет первым шагом на его пути самостоятельной работы над научной книгой.

Искусства представлялись в древности в образе прекрасных сестер, составляющих единую семью. Когда этот поэтический образ перестал удовлетворять теоретиков, явилась потребность в более строгой классификации отдельных видов искусств, вроде той, которую Линней положил в основу изучения природы. Главное внимание было обращено при этом не столько на внутреннее родство различных видов искусств, сколько на их различия. В их разграничении видели основу правильной классификации. Однако в решении этого вопроса не были устранены значительные разногласия. Это было обусловлено прежде всего тем, что классификации строились на разных основах.

Наиболее распространенная классификация исходила из средств выражения: искусства делили на пространственные и временные. Первые из них обращаются к зрительному восприятию, пользуются объемом, пространством, линией, цветом, вторые обращаются к слуху и пользуются звуком и словом. Это разделение искусств было скреплено длительной традицией их развития. Архитектура, скульптура и живопись часто вступали в непосредственное сотрудничество, поскольку живописцам и скульпторам приходилось украшать здания стенными росписями и скульптурой. К тому же все три названных искусства были организованы в новое время в так называемых академиях изящных искусств. Наоборот, музыка сохраняла свою исконную связь с поэзией и словом. Стих обладает ясно выраженной музыкальностью, в романсе певец выражает себя и в звуках, и в словах. Эту общепринятую классификацию не могло поколебать даже существование искусств, в которых зрительное начало сочетается с временным, как, например, драма и танец, или искусств, в которых живопись, архитектура, поэзия и музыка сливаются воедино, как, например, опера.

В этой книге сохраняется это общепринятое деление. Она посвящена архитектуре, скульптуре и живописи. Однако необходимо все же отметить подвижность границ между искусствами и в связи с этим условность этого деления.

Рядом с членением по средствам выражения, допустимо и членение по характеру материала, претворяемого в художественный образ. В таком случае соотношение видов искусств будет иным. Тогда придется делить искусства на изобразительные и неизобразительные. К числу изобразительных относится живопись, скульптура и литература, к числу неизобразительных — архитектура и музыка. Говоря об образе человека или о пейзаже в искусстве, приходится сравнивать живопись и скульптуру с современной им поэзией и прозой. С другой стороны, понимание красоты и мира проявляется в ритмах как музыки, так и архитектуры одного и того же периода или смежных периодов, когда один вид опережает в своем развитии другой вид искусства. В этой связи нужно припомнить известное определение архитектуры как застывшей музыки.

Нам известно очень мало о древнейшей поре художественного развития человечества. Достоверные сведения о нем незначительны, особенно в сравнении с позднейшими периодами. Правда, до нас дошли примечательные памятники первобытного искусства. В Западной Европе они известны в довольно большом количестве. Но время их возникновения, жизненные условия, которые их породили, остаются и до сих пор предметом предположений исследователей. Ни один из других периодов истории искусства не вызывает таких горячих споров, как древнейший период. Предметом спора служат основоположные вопросы. Берется под сомнение самое существование искусства на заре человеческой культуры. Споры эти в значительной степени вызваны скудностью имеющихся в распоряжении ученых и не подлежащих сомнению исторических данных. Исследователи вынуждены итти зыбким путем аналогий с позднейшими периодами.

Однако, как ни заманчивы попытки представить себе искусство древнейшей поры с той же полнотой, как искусство позднейших периодов, более благоразумно отказаться от предположений, но остаться в пределах надежных фактов. Мы можем утешиться: как ни мало мы знаем об этом периоде, все же это значительно больше, чем то полное неведение, в котором находилась наука еще около ста лет тому назад.

Жизнь человека долгое время стояла в теснейшей зависимости от природы. Природные условия жизни человека, обитавшего в Европе и нам больше всего знакомого, отличались большим непостоянством. В отдаленные времена климат Европы носил тропический характер. Здесь было тепло, как в Африке: росли пышные финиковые пальмы, высились банановые деревья, леса магнолий издавали одуряющее благоухание. Даже на крайнем севере, в Гренландии, произрастали дубы, закрытые впоследствии покровом вечного снега. Вслед за этим наступило повсеместное похолодание, с севера двинулись ледники, и они превратили когда-то цветущие края в дикие полярные страны. Прошло некоторое время, и в Европе снова наступило потепление. С юга двинулась в Европу южная природа, и человек (так называемого шелльского периода) принялся за охоту и начал собирать растения, служившие ему пищей. Трудно сказать, насколько успешной была эта охота. Может быть, человек уже имел некоторые преимущества перед животными, но, становясь порою сам добычей животных, он должен был спасаться от них и от нападения переходить к самозащите. Между тем это потепление было, видимо, недолговечным. Снова в Европе наступают холода, на юг уходят тропические животные, в Европе гибнут леса, ее пространства покрываются тундрой, по которой кочуют северные олени. Человеку этого периода (Ашель и Мустье), видимо, нелегко было выдержать борьбу за существование. Люди с низким лбом, развитой челюстью и приплюснутым носом, так называемые неандертальцы, уже пользовались зачатками речи: может быть, в них брезжили первые проблески сознания. Когда умирал сородич неандертальца, его труп не оставляли на съедение зверям, но прятали и зарывали в землю.

Решающий переворот в жизни человека произошел только в последующее время, когда с отступлением ледника на север установился умеренный климат и создались более благоприятные условия для его развития. Исследователи называют это время древним каменным веком, палеолитом, и относят его к 25 000—10000 годам до нашей эры. Но, конечно, даты эти очень приблизительны. Главным занятием человека и в этот период продолжала оставаться охота. Энгельс называет это время эпохой присвоения. Но охота теперь носила несколько другой характер, чем в межледниковую пору.

В Европе паслись огромные стада диких коней, похожих на бородатых пони, северные олени, бродили могучие бизоны, медведи, косматые носороги. Стада диких животных переходили с места на место в поисках пастбищ, вслед за ними в поисках пищи кочевали люди. Они действовали сообща, подстерегали эти стада, гнали их к обрыву, с криком кидались на них, и когда напуганные тучные животные бросались вниз и разбивались об утесы, люди устраивали кровавые пиршества и наедались мясом вплоть до следующей удачи на охоте. Древние не знали постоянных жилищ и ютились под навесами огромных скал или в пещерах, где круглый год сохранялось тепло. Эти люди уже давно знали огонь и скоро научились сшивать шкуры животных. Когда их сородич умирал, они заботились о его погребении и старательно клали в его могилу все, в чем он нуждался при жизни.

В пору распада родового строя судьба искусства была связана с судьбою слагавшихся классовых обществ. Человек на долгие годы должен был подчиниться суровому деспотическому порядку, так как лишь новые условия государственности открывали новые пути художественному творчеству и движению вперед всей культуры.

Древнейшие классовые общества, восточные деспотии сложились почти одновременно в долинах рек Нила и Двуречья. Искусство Передней Азии известно, начиная с более раннего времени, и сохраняло дольше свой первоначальный характер. Видимо, Передняя Азия занимала передовое положение среди других стран еще в период родового строя. Возможно, что она была источником распространения бронзы. В недавнее время раскопки на месте Суз и Тепе — Ганра обнаружили древнейшие следы культуры и художественного творчества, восходящие еще к четвертому тысячелетию до н. э. К сожалению, памятники искусства и ремесла являются почти единственными и потому недостаточными источниками для суждения обо всей этой культуре. Они свидетельствуют о развитых формах художественной жизни.

Сосуды из Суз, так называемого первого стиля, отличаются значительно большим совершенством своей формы, чем горшки нового каменного века. В некоторых из них заметно подражание форме тыквы, но большинство сосудов обладало правильной закономерной формой, достигнутой благодаря применению гончарного круга. В них часто выделена ножка, намечен верхний поясок, мягко изгибаются края, подчеркнуты отвесные полоски. Сосуды эти украшались фигурными изображениями, в которых, несмотря на их геометрическую отвлеченность, можно легко узнать очертания длинноносых птиц, бегущих собак или бородатых козлов с огромными рогами. Меткость, с которой схвачены отличительные черты различных животных, и преувеличения в их передаче напоминают росписи древнего каменного века. Но фризовое расположение фигур и чувство меры в построении формы были недоступны первобытным охотникам и тем более отсталым народностям.

Особенным очарованием отмечены произведения древнейшей месопотамской скульптуры. Статуэтка барашка, происходящая из Суз (31), отличается такой же обобщенностью формы, как и росписи сузских ваз. Но это обобщение не исключает ритмического характера форм, развитого скульптурного чутья, уменья выделить рога как наиболее характерную черту в облике животного. Такое «видение» было порождением чистого отношения человека к миру, к животным. В нем не было повышенной зоркости первобытного охотника, но не было также изысканной фантастики и причудливой стилизации более поздних эпох (ср. 43). На этих древнейших изображениях лежит отпечаток народности. По духу своему они напоминают древнейшие народные басни о зверях, а по форме — более поздние крестьянские изделия, резьбу. Отголоски этих художественных мотивов встречаются и в более позднее время. Один рельеф из Телль Обейда рисует идиллический быт древних пастушеских племен среди коров, телят и овец.

Захватчики власти тщательно старались скрыть историю возникновения классового общества. Нет сомнения, насилие лежит в основе древних деспотий. В сознании людей той поры с их неразвитым мышлением, привыкших к вещественному выражению всех жизненных отношений, авторитет власти приобретал высшее признание, когда он сопровождался захватом тотема рода. Можно полагать, что бог Горус, кобчик, был первоначально покровителем одного из племен Египта, но с захватом власти он стал покровителем царя, фараона. Новая власть должна была опираться на представления поры родового строя. Недаром царь изображался с бичом, как погонщик, за плугом, как пахарь, или с корзиной, как строитель. В устной народной традиции эти представления жили долгое время. Но понятия скоро утратили' свой первоначальный смысл, формы постепенно окостеневали. Первоначально вождь надевал шкуру убитого зверя в знак своего превосходства и одержанной победы. Теперь к одежде царя пришивался хвост животного. Хвост становился царским атрибутом.

В то время как Передняя Азия начинала свой путь художественного развития, в северо-восточной части Африки возникает новый крупный очаг искусства. Условия благоприятствовали здесь расцвету культуры уже в эпоху родового строя. Расцвет этот послужил плодотворной почвой для всего дальнейшего развития.

В древнейшее, нам еще очень мало знакомое время вся страна была перерезана водообильными реками; реки кишели рыбой. В зарослях водились птицы и бегемоты. Все это служило добычей древних рыболовов и охотников. В начале десятого тысячелетия до н. э., когда в Европе установился умеренный климат, здесь наступила долголетняя засуха. Некогда плодородные долины рек превратились в безлюдные пустыни, все живые существа — и четвероногие, и пернатые, и люди — двинулись к реке, к 'Нилу, который регулярными разливами обеспечивал близлежащей стране значительное плодородие. Здесь на сравнительно небольшой территории возникла культура древнего Египта, занимающая выдающееся место среди других культур древнего Востока. Засушливые пустыни содействовали сосредоточению всей жизни вокруг долины Нила и долгое время охраняли ее от вражеских нападений.

В древнейшее время страна распадалась на отдельные области, номы, рассеянные вдоль нильской долины. Каждый ном имел своего покровителя — зверя. Память о нем сохранялась и в более позднее время. В Буто почиталась змей, в Мендесе — козел, в Германополисе — священная птица ибис, в Мемфисе — львица. Были места, где поклонялись крокодилу. Памятники искусства этого времени поражают свежестью мировосприятия, высоким, хотя и несложным мастерством. Некоторые из них напоминают современные им произведения Передней Азии.

В сознании людей представление о звере не отделилось еще от понятия фетиша, предмета поклонения. Ибис, которого охотник мог подстеречь в зарослях нильского тростника, был вместе с тем покровителем рода. Природа не противополагалась еще представлению о божестве. Это делало людей зоркими к очертаниям знакомых им животных. Они метко схватывали и передавали в камне облик обезьяны, собаки, рыбы, лягушки.

Особенно хороши небольшие шиферные таблички в форме различных животных для растирания краски. Они превосходно приспособлены для этих целей, так как имеют посередине большую гладкую плоскость. Недаром здесь выбраны животные, форма которых пригодна для этих целей: круглые черепахи, жирные бегемоты или пузатые рыбы с маленькими хвостами. Таблички эти отличаются такой благородной простотой своих форм, какая не всегда встречается даже в более тонких по выполнению произведениях прикладного искусства позднего времени. Сосуды этого времени, округлые, низкие, приземистые или же стройно вытянутые, очень гармоничны по своей форме. Современные этим изделиям изображения человека мало искусны. Человек еще не попал в поле зрения древнейшего египетского художника.