Никто и никогда не подумал бы, что он еврей. Русые волнистые волосы, голубые глаза, худенький, правда, но с кем не бывает. И нос коротковат для семита. Но главное — звали мальчика Сергей Ипполитович Воскобойников.

Я не думаю, что национальность имеет такое уж большое значение, чтобы ее стоило упоминать, тем более — в начале рассказа. Но у истории свои законы. Историю почему-то интересует, как записать в своих анналах: выдающийся русский физик или известный еврейский ученый. Бывает и покруче: русский ученый еврейской национальности. Истории виднее, поскольку пишет ее не личность, не толпа, но время. Люди только готовят материал. Или сами становятся материалом. Кто на что способен. Я-то могу лишь описать, чему был свидетелем. И, помогая истории, просто обязан уточнить: мать Сергея была еврейкой и звали ее Циля Абрамовна Лейбзон. Каково, а? Как ни тряслись у чиновников в министерстве внутренних дел руки, когда они печатали в удостоверении «Воскобойников, Сергей, имя отца Ипполит, национальность еврей», но выхода у них не было, ибо мать — Циля, бабушка была Хая, прабабушку звали Фридой, а прочие предки по материнской линии, к сожалению, были скрыты во мраке времен. Во мраке той же истории, к слову сказать.

В восьмом классе Сережа полюбил девочку Таню. Таня была русской, но для истории это неважно. Была бы Таня башкиркой, ничего бы не изменилось. Они принадлежали к одной тусовке, виделись часто, вместе ходили на дискотеки в кафе «Уют», что на Московском проспекте, а однажды Сергей проводил Таню домой и поцеловал на прощание, метил в губы, попал почему-то между ухом и глазом, но это уж совсем никакого значения не имеет.

Сережин отец работал в «ящике» на Южной площади, около памятника блокадникам, всем этот «ящик» был знаком, и о том, что выпускают там электронное оборудование для атомных подлодок, тоже знал весь город, не говоря уж об американских шпионах. Сергей перешел в десятый класс, когда отец стал одной из многих жертв конверсии. Мать в то время тоже оказалась без работы, поскольку обувную фабрику закрыли из-за нерентабельности. Наверно, можно было перебиться с хлеба на воду, надеясь на лучшие времена, ведь они, эти времена, действительно были не за горами в те смутные девяностые годы. Но кто знал? И супруги Воскобойниковы решили уехать.

Прощание у Сергея с Таней получилось тягостным — они не понимали друг друга. Таня искренне радовалась — «вот, — говорила, — будешь жить в приличной стране, без талонов и коммуняков. Может, даже машину купишь». «Я люблю тебя, — пытался Сергей перевести диалог в духовную сферу, — я люблю тебя и не хочу ехать!» «Глупости, — уверенно утверждала Таня. — Там тоже можешь любить. Присылай посылки.»