В жизни моей случались события, о которых я давно хотел рассказать, но не мог, поскольку давал в свое время честное слово не разглашать тайн, мне не принадлежавших. Честное слово, будучи произнесено вслух, накрепко впечатывается в память — получше иного постороннего внушения. И освободить себя от данного кому-то слова невозможно — вы наверняка знаете, как действует этот механизм самовнушения: только тот, кому вы дали слово, может произнести пароль и позволить вам не только вспоминать славные подвиги, но и рассказать о них читателям.

Теперь вы понимаете, почему я не мог раньше времени поведать ни об операции на Шурмаге-3, ни о расследовании на Идругасе-6, ни даже о деле Батры Подлого на Марсианском Сырте? Вчера, к моему удовольствию, истек тридцатилетний срок давности (да-да, столько уже лет прошло с того дня, когда я ушел из Внешней разведки, а с того времени, как я начал там работать, миновало аж сорок лет — срок немалый!), и сам Офер Баркан сказал мне при личной встрече:

— Господин Шекет, вы свободны не только помнить, но и рассказывать. Красная сигма мерцает над оврагом сердца!

Не думайте, что Баркан спятил — он всего лишь произнес контрольную освобождающую фразу. Такие фразы всегда бессмысленны, ведь никто не должен даже случайно произнести в моем присутствии этого словосочетания!

Я вышел из кабинета руководителя Внешней разведки Соединенных Штатов Израиля и вынужден был присесть в кресло, стоявшее в холле: мне так хотелось немедленно рассказать кому угодно о своих приключениях на службе безопасности страны, что я готов был схватить за локоть любого посетителя и заставить его слушать. Но я взял себя в руки, вернулся домой и заявил компьютеру:

Вы никогда не были на Рувдане-4? Очень рекомендую — замечательная планета, рай для туриста, желающего ощутить полное единение с природой. Отели там, к примеру, вырезаны в толще огромных деревьев, достигающих высоты более ста километров. Номер напоминает дупло, из окна вы выглядываете, будто птенец тамошней птицы амрукарес. Птицы эти, кстати, используются на Рувдане-4 вместо общественного транспорта, но будьте осторожны — амрукаресы понимают мысли, и если вы подумаете ненароком что-нибудь нехорошее о планете, ее климате и аборигенах, то жить вам останется недолго: птица-автобус сбросит вас с высоты полета в глубокую пропасть, где вас ждет смерть в желудке прожорливого существа фааримору, о котором биологи до сих пор спорят — то ли это слишком большая змея, то ли очень маленький материк. Туристу, однако, от этого не легче, поэтому, пребывая на Рувдане-4, думайте только о чем-нибудь хорошем: о том, например, что насыщенный хлором воздух чрезвычайно полезен для здоровья. Не вашего, конечно, но это не имеет значения.

Что касается меня, то мне пришлось отправиться на Рувдан-4, лишь изображая из себя фланирующего туриста — на самом деле я выполнял первое свое задание в должности специального агента Агентурного отдела Внешней разведки Соединенных Штатов Израиля. Мне предстояло найти аборигена по имени Четвертый-Сир-банклат и активизировать его как тайного агента СШИ. Для тех, кто не читал предыдущей главы моих воспоминаний, сообщаю: агентов на Рувдане-4 не вербуют, агентами там рождаются, поскольку вербовочные установки впечатывают в генетический код будущего младенца, еще находящегося в утробе матери. Не спрашивайте о том, как это делается, я этого не знаю, но сдается мне, что здесь не обошлось без доноров-отцов из земной агентурной службы. Впрочем, не моя это забота. В нашей профессии — по крайней мере, в те годы — главным было правило: не знать лишнего. Много будешь знать, скорее отправишься, как гласит древняя поговорка…

Итак, я прибыл на Рувдан-4 в самый разгар сезона дождей — то есть, в самый пик туристической вакханалии. Дождь на Рувдане — это вовсе не вода, льющаяся из туч. На этой планете наблюдаются сильные вертикальные потоки воздуха, они поднимают вверх с многочисленных плантаций миллионы тонн созревших фруктов и овощей, переносят их за тысячи километров и обрушивают на головы зазевавшихся аборигенов и гостей Рувдана-4. Продолжается дождь недолго — несколько минут, — но за это время некоторым туристам удается собрать до ста килограммов замечательных фруктов. Есть их, правда, нельзя, поскольку рувданская гастрономия принципиально отлична от земной, но зато сколько спортивного удовольствия!

Прибыв на планету и попав под ливень прямо на посадочном поле, я зарегистрировался в туристическом бюро и отправился на крыле птицы амрукарес в кемпинг, где и должен быть приступить к выполнению своего первого задания.

С высоты птичьего полета поверхность Рувдана-4 напоминала огромную шахматную доску: темные квадраты сменялись светлыми и наоборот. На светлых располагались туристские резервации, с которых власти Рувдана-4 получали колоссальный доход, а на темных — области, куда не пускали не только туристов, но даже дипломатов с иных планет, не говоря уж о военных миссиях галактической инспекции. Вы, надеюсь, понимаете, что именно эти закрытые области представляли самый большой интерес для земной внешней разведки. Попасть туда, однако, имел шанс только уроженец Рувдана-4, вот нашим специалистам и пришлось выращивать агентов методом генетического моделирования. А на мою долю достался момент активации.

Почти десять лет я проработал сотрудником Агентурного отдела службы внешней разведки разведывательного управления министерства обороны Соединенных Штатов Израиля, и скажу прямо: за все это время не видел никого, к кому мог бы обратиться со словом «коллега». Задания мне давал вечно мрачный майор Лившиц, отчитывался я тоже только перед этим человеком, который, по-моему, несмотря на еврейскую фамилию, был выходцем с Бургаша-9 — только там я встречал представителей рода хомо сапиенс, способных взглядом буравить дырки в стенах.

Впервые я столкнулся с этим феноменом, когда во время инструктажа майор Лившиц получил в мозг сообщение о гибели на Шмарзе-17 полевого агента. То есть, о том, что сообщение было именно таким, я узнал впоследствии, прочитав газету. А тогда, стоя навытяжку перед майором, я испытал настоящий шок.

— Итак, Шекет, — говорил майор, — вы должны будете активизировать не только временную фузмирданию, но…

И тут он неожиданно застыл, прислушиваясь к чему-то внутри себя, а потом в глазах у него появился зеленый огонь, брови мрачно сдвинулись на переносице, и в противоположной стене кабинета возникли два небольших отверстия, из которых повалил пар и запахло жженым пневмобетоном. Майор немедленно взял себя в руки, взгляд его потух, лицо разгладилось, хотя присущее ему мрачное выражение, конечно, никуда не делось.

Он подошел к изуродованной им стене, провел ладонью, и оба отверстия на моих глазах затянулись тонкой стерилизующей пленкой.

Сейчас я могу признаться в том, что не всегда был искренним, рассказывая о своих межзвездных странствиях. У читателя могло сложиться представление, будто Иона Шекет — этакий беззаботный миллиардер, путешествующий от звезды к звезде ради собственного удовольствия и жажды приключений.

Конечно, это не так. Не буду о деньгах — это отдельная тема, могу лишь сказать, что я в те годы неплохо зарабывал, но не настолько, чтобы покупать за свой счет билет от Агарани-4 до Биухуды-3. Да и «Бутон», моя любимая колымага, принадлежал мне только на треть — от носового обтекателя до койки в капитанской каюте. Все остальное числилось на балансе Агентурного отдела Службы внешней разведки министерства безопасности Соединенных Штатов Израиля — и сам я со всеми потрохами тоже числился на балансе этого отдела, а каждое мое перемещение от звезды к звезде и от планеты к планете неизменно контролировалось бдительным майором Лившицем, моим непосредственным начальником. Я уж не знаю, каким образом ему становилось известно о том, что агент Шекет, будучи на Риэдосе-5, посетил местный Дом призрения раньше, чем побывал на кладбище рухусов. Факт остается фактом — он это знал, как и многое другое.

Это означает, что следил не только я, но следили и за мной, а того, кто меня опекал, «вели» другие агенты, которые, в свою очередь, тоже становились объектами слежки, и эту цепочку можно было бы продолжать очень долго, если бы не ограниченность народонаселения Галактики, где все-таки не каждый (надеюсь на это!) был агентом той или иной разведывательной службы.

Когда я задумывался над этой проблемой, то начинал подозревать, что левое полушарие моего мозга следит за правым — и наоборот, естественно, — а когда я возвращаюсь на Землю, то дважды, сам того не подозревая, являюсь к майору Лившицу на доклад: сначала докладывает мое левое полушарие, выставляя правое в самом невыгодном свете, а потом приходит очередь правого, и тогда левое полушарие выглядит просто нелепо со своей жаждой всеобщей космической справедливости.

Как-то я уже рассказывал о своем романе с прекрасной Бриганцей с Альдерамина-6. Конечно, в том рассказе я представил дело так, будто любовь вспыхнула в моей душе, едва я увидел это удивительно нежное создание о семнадцати щупальцах и шести нижних конечностях, способных удавить амазонскую анаконду. Надеюсь, что вдумчивый читатель мне не поверил и решил, что Иона Шекет находился в то время под действием излучения радиоактивного амория, самого гнусного из наркотиков с Хирикерика-883, способного внушить нежные чувства даже к статуе полководца Маазака Геринайского, бывшего при жизни таким гадом, что, когда он наконец скончался в болотах Сырта, его собственные солдаты съели военачальника с потрохами, чтобы не пачкать чистую болотную жижу смрадными останками.

— Пожалуй, — сказал майор Лившиц, — кроме вас, Шекет, никто не сможет выполнить эту работу.

— Пожалуй, — немедленно согласился я, не имея ни малейшего представления о том, в чем состоит мое новое задание. Но если в меня верило непосредственное начальство, разве я мог не оправдать его ожиданий?

— Вы со мной согласны? — майор Лившиц бросил на меня подозрительный взгляд, будто ожидал другого ответа.

— Согласен, — сказал я и добавил: — Хотя и не очень представляю себе, что нужно нашей доблестной разведке в двойной системе Чукраниц-2.

Видели бы вы, как у майора от изумления глаза вылезли из орбит и стали похожи на два оловянных блюдца, будто у пса в старой популярной сказке Ганса Христиана Андерсена.