Никто не знает столько сказок, сколько знает их Оле-Лукойе. И на каждый день недели приходится своя сказка. Вместе с этим сказочником, приходящим к детям с разноцветным зонтиком, можно подслушать разговоры цветов и птиц, побывает на мышиной свадьбе, пуститься в плаванье, проехаться в напёрстке, а также побывать в кукольном домике. Проиллюстрированные Никой Гольц, эти сказки Андерсена приобретают особую прелесть.
О́ле-Луко́йе
Никто́ на све́те не зна́ет сто́лько ска́зок, ско́лько зна́ет их О́ле-Луко́йе. Вот ма́стер расска́зывать!
Ве́чером, когда́ де́ти споко́йно сидя́т за столо́м и́ли на скаме́ечках, явля́ется О́ле-Луко́йе
[1]
. В одни́х чулка́х он неслы́шно поднима́ется по ле́стнице, пото́м осторо́жно приотворя́ет дверь и бры́зжет де́тям в глаза́ сла́дким молоко́м – в рука́х у него́ ма́ленькая спринцо́вка, кото́рая выбра́сывает молоко́ то́ненькой стру́йкой. Тогда́ ве́ки у всех начина́ют слипа́ться, и де́ти уж не мо́гут разгляде́ть О́ле, а он подкра́дывается к ним сза́ди и начина́ет лего́нько дуть им в заты́лок. Поду́ет – и де́тские голо́вки пони́кнут. Но э́то не бо́льно – О́ле-Луко́йе ведь ничего́ плохо́го не замышля́ет, он хо́чет то́лько, что́бы де́ти угомони́лись, а утихоми́рятся они́ не ра́ньше, чем их уло́жишь в посте́ль. И как то́лько они́ зати́хнут, он начина́ет расска́зывать им ска́зки.
Но вот де́ти засну́ли, и О́ле-Луко́йе приса́живается на край крова́тки. Оде́т он преле́стно – в шёлковый кафта́н; то́лько нельзя́ сказа́ть, како́го цве́та э́тот кафта́н: он отлива́ет то си́ним, то зелёным, то кра́сным, смотря́ куда́ повернётся О́ле. Под мы́шкой он де́ржит два зо́нтика. Оди́н зо́нтик – тот, что с карти́нками, – О́ле раскрыва́ет над хоро́шими детьми́; и им тогда́ всю ночь сня́тся увлека́тельные ска́зки. Друго́й зо́нтик – совсе́м просто́й, гла́дкий, и О́ле раскрыва́ет его́ над озорны́ми детьми́; ну они́ и спят как чурбаны́ всю ночь, а у́тром ока́зывается, что они́ ро́вно ничего́ не ви́дели во сне!
Огни́во
Шёл солда́т по доро́ге: раз-два! раз-два! Ра́нец за спино́й, са́бля на боку́. Шёл он домо́й с войны́. По доро́ге встре́тилась ему́ ста́рая ве́дьма, безобра́зная, проти́вная: ни́жняя губа́ висе́ла у неё до са́мой груди́.
– Здоро́во, служи́вый! – бу́ркнула она́. – Ишь кака́я у тебя́ сла́вная са́бля! А ра́нец-то како́й большо́й! Вот бра́вый солда́т! Ну, сейча́с я тебе́ отвалю́ де́нег, ско́лько твое́й душе́ уго́дно.
– Спаси́бо тебе́, ста́рая ве́дьма! – сказа́л солда́т.
