Некогда любой, даже совсем невежественный, ученый знал, что невозможно извлечь энергию из атомного ядра. Затем было открыто расщепление урана.

Когда-то легко было доказать, что передача в так называемых «лучевых ружьях» большой энергии делала такие ружья практически невозможными. А потом кто-то изобрел лазер.

В свое время всем было очевидно, что космические корабли должны отбрасывать массу, чтобы развить скорость. Поэтому их экипажи вынуждены переносить ускорения и перегрузки все время, пока они не окажутся в состоянии невесомости. Космонавты должны были расстаться с мечтами о маневрировании, подобном действиям корабля или самолета. Но люди оказались настолько непочтительны к традиционным представлениям, что открыли искусственные положительные и отрицательные гравитационные поля.

Кто бы стал спорить, что звезды совершенно недоступны, если мы будем тащиться со скоростью, меньшей скорости света. А большая просто не возможна. Уравнения Эйнштейна доказывали это, не оставляя и тени сомнения. Затем был открыт гиперпрыжок, и неожиданно наш рукав Галактики начали бороздить корабли со сверхсветовой скоростью.

Одно за другим исчезало «очевидно невозможное», наиболее фундаментальные законы природы оборачивались новыми сторонами, раз и навсегда установленные границы наших способностей стирались с бесцеремонностью и непочтительностью. Опрометчиво поступит тот, кто станет утверждать, что существует абсолютное знание и абсолютно неразрешимые задачи.

Нет!

Ребо, сын Аегвора, губернатор марки Гирлигор, отшатнулся от рисунка, как будто тот ожил.

— Как вы могли об этом подумать? — выкрикнул он.

— Сожгите эту штуку! Сейчас же! — он указал рукой на огонь в большой жаровне, отблески которого чуть размывали мрак, окутавший приемный зал. — Я ничего не видел, и вы мне ничего не показывали. Понятно?

Дэвид Фолкейн уронил листок бумаги, на котором сделал рисунок. Тот медленно опустился на стол: атмосфера планеты была на четверть более плотной, чем земная.

Фастиг представлял собой животное чуть крупнее лошади, длинноухое, длинномордое, пушистое, с громким пронзительным криком и смолистым запахом. Хорошо отдохнувший и накормленный фастиг ждал в крестообразном дворе крепости. За ним стояли грузовой и запасной фастиги. Стражник держал их за узду. На стражнике были нагрудник из крепленой кожи, сеть железных нитей в виде шлема была вплетена в гриву, за спиной висело копье с широким лезвием. По вымощенному булыжником двору бродили обитатели замка: слуги в ливреях черного и желтого цветов, крестьяне, одетые в грязные коричневые рубахи, безгривые женщины в свободных туниках. Вокруг возвышались четыре каменные здания, защищавшие крепость и связанные с наружной стеной, в которой были устроены ворота. В каждом углу квадратного двора в зеленоватое небо возносились крепостные стены и башни.

— Вы уверены, что не нуждаетесь в охране? — спросил Ребо.

— Разве одному ездить опасно? — удивился Фолкейн.

— Нет, думаю, что нет. Я хорошо охраняю район. Дай вам Бог счастливого и скорого пути.

Фолкейн пожал ему руку — это был древний ларсумский обычай. Длинные пальцы губернатора неуклюже обхватили человеческую ладонь, мгновение они смотрели друг’ на друга.

Родившийся гнев притупил одиночество предстоящих часов. Поездка в замок Гирлигор обещала так много! Фолкейн был полон надежд, путешествие верхом на животном, купленном у богатого аэскеанца, по экзотической местности было как раз из ряда тех приключений, которые скрашивают жизнь торговца. Но Ребо развеял его надежды, и теперь местность вокруг казалась мрачной и зловещей. Мысленно Фолкейн перебирал один за другим планы, с каждым разом все менее выполнимые: перезарядить аккумуляторы, приводя генератор в движение вручную, перевезти его на воздушном шаре, чтобы с ними четверо землян могли противостоять миллиону ларсумцев. Отбрасывая один план за другим, он непрестанно видел перед собой лица отца и матери, чувствовал, как начинает жечь глаза, и отчаянно кидался на поиски очередной идеи.

Должна же существовать какая-то возможность транспортировки тяжелого груза без колес! И чего он только не изучал в школе? Физика, химия, биология, математика, социотехника… чертова куча всего. Он, дитя цивилизации, расщепившей атом и путешествующий по Вселенной, и вот какое-то глупейшее табу может уничтожить его! Но это же невозможно! Он, Дэвид Фолкейн, обязан жить. Смерть не может добраться до Дэвида Фолкейна.

Красное солнце медленно поднималось в небе. Айвенго имел период обращения около шестидесяти земных часов. В полдень Фолкейн остановился, поел и немного поспал. Второй привал он устроил незадолго до захода солнца. Ландшафт становился все более суровым: вокруг были только холмы, ущелья, журчащие ручьи и дикие пастбища, усеянные рощицами колючих растений с бахромчатыми листьями. И никаких следов аборигенов.

Он проснулся, проспав несколько часов. Дрожа, выполз из спального мешка, разжег костер и раскрыл пакет с едой. Дым ударил в ноздри. Антиаллергены защищали его от контакта с протеином, сделавшимся смертельным вследствие миллионов лет обособленной эволюции. Он даже мог пить местную воду. Но ничто не спасет его, если он съесть что-либо туземное. Наскоро проглотив пищу, Фолкейн подготовил фастигов к дальнейшему пути. Так как ему все еще было холодно, он оставил переднего фастига на привязи, а сам нагнулся над костром, чтобы накопить в теле немного тепла.

Он посмотрел вверх. Где-то там были Земля и Гермес — более чем в четырехстах световых лет.

«Как поживаете?» опустился километром севернее Аэске. С тех пор ноги тысяч туземцев протоптали к кораблю дорогу: айвенгианцы своим любопытством очень напоминали людей. Несмотря на близкую дорогу, капитан Кришна Мукерджи всегда ездил в город верхом.

— Вам тоже следует поехать верхом, Мартин, — нервно сказал он. — Особенно теперь, когда ситуация становится такой деликатной. Они могут посчитать святотатством, если вы прибудете к… гм… к Посвященным пешком.

— Святотатство, святотатство, — проворчал мастер Галасоциотехнической Лиги Шустер. — Я должен надорвать свое сердце и отбить крестец на одном из этих дьявольских животных, на этом живом подъемном кране? Однажды на Земле я ездил верхом и больше никогда не повторю подобной ошибки, — он небрежно махнул рукой. — К тому же я объяснил Посвященным и всем прочим, кто меня спрашивал, почему я всегда хожу пешком. Я не люблю церемоний и предпочитаю запросто разговаривать с народом. Однако в этих краях простота не входит в число добродетелей. Младших Посвященных она шокирует как нечто небывалое.

— Да, осмелюсь заявить, эта культура уязвима для новых идей, — сказал Мукерджи. — Их здесь не бывало так давно, что у ларсумцев, если можно так выразиться, отсутствуют соответствующие антитела, и их легко охватывает лихорадка. Но вожди Посвященных, видимо, осознают это. Если мы внесем в общество слишком много беспокойства своими замечаниями и вопросами, они не станут ждать, пока мы умрем с голода. Они могут организовать прямое нападение, и ни принятые нами меры предосторожности, ни страх перед ответной карательной экспедицией их не остановят.

— Не беспокойтесь, — сказал Шустер. Другой человек на его месте мог бы обидеться, даже кадет-политехник первого года службы не рискнул бы критиковать основы чужой культуры, а Шустер уже два десятилетия как был Мастером. Его лицо, широкое, с орлиным носом и гладкими черными волосами, продолжало улыбаться. — В своих разговорах с этими туземцами я ни разу не коснулся их религии. Не собираюсь делать этого и в дальнейшем. Я просто продолжу наш семинар, как будто ничто во Вселенной нас не беспокоит. Разумеется, если я смогу направить разговор в нужном направлении, — он собрал бумаги в папку и вышел из каюты — небольшого роста, коротконогий полный человек в жилете и кружевной рубашке, облегающих брюках и чулках, элегантный, словно он собрался на светский прием на Земле.

До начала космических полетов господствовало мнение, что иные миры не пригодны для существования разумной жизни. Даже на планетах, подобных Земле, ход биологической эволюции мог оказаться таким, — а ведь эта эволюция зависит от множества случайных причин, — что человек вынужден будет обзавестись специальным снаряжением. А что касается иных разумных существ, то разве мы не были столь высокомерны, что утверждали, будто они должны быть абсолютно похожи на нас и по психологии, и культуре. Якобы только в таком случае мы найдем с ними общий язык? Открытия первых межзвездных экспедиций, казалось, подкрепляли эти утверждения.

Но, в конце концов, победила противоположная точка зрения. Мы поняли, что в Галактике имеется множество планет, которые будучи экзотическими в деталях, так же гостеприимны к нам, как и Земля. Мы встретили разумные существа, которые невзирая на свою нечеловеческую внешность, разговаривают и действуют как люди. Философ и воин, торговец и старый космический бродяга — мы знаем сотни вариантов телесного воплощения этих типов. Мы заключаем с ними сделки, ссоримся, работаем и развлекаемся, как могли бы это делать и с людьми. Так есть ли что-нибудь основополагающее в земной биологии и технической цивилизации?

Как обычно, истина оказалась где-то между крайними точками зрения. Большинство известных планет и в самом деле гибельны для человека. Но мы минуем их, они нас нимало не занимают. Из тех планет, которые располагают свободным кислородом и жидкой водой, больше половины либо бесполезны, либо опасны для нас по той или иной причине. Но эволюция не является случайным процессом. Естественный отбор, функционирование постоянных законов природы дают эволюции определенное направление. К тому же Галактика настолько огромна, что даже случайные вариации условий все равно повторяются на миллионах планет. Поэтому мы не испытываем недостатка в новых Землях.

Аналогично обстоит дело и с психологией разумных существ. Нелюди остаются нелюдями. Такое существо сможет продемонстрировать нам лишь ту часть своей сущности, которую мы в силах понять. Поэтому оно часто кажется нам примитивным и даже комическим персонажем. Но поймите, что и вы произвели на него аналогичное впечатление. Хорошо, что люди не подозревают, на скольких планетах они являются объектом непристойных шуток.

Большинство рас имеет не меньше различий между индивидуумами, чем представители Хомо Сапиенс. Это частично скрадывает общую разницу между расами. Часто человек легче сходится с нечеловеком, чем с большинством своих соплеменников.

Нападавшие разместили свой флот на стандартной патрульной орбите. Иными словами, они ничем не маскировали своих намерений. Это свидетельствовало об их уверенности, от которой Дэвид Фолкейн ощутил легкий озноб.

По мере того как его спидстер приближался к Венессе, он вглядывался в возникающие на экране корабли. Один из них проскользнул мимо настолько близко, что потребовалось совсем незначительное увеличение, чтобы рассмотреть детали его конструкции. Корабль был гигантским и относился к классу Нова, и лишь немногие признаки свидетельствовали О том, что он сделан нечеловеческими руками. Его орудия вырисовывались на фоне тьмы и незнакомых созвездий, солнечные лучи сверкали на его боках, он был прекрасен, высокомерен и пугающ.

Но Фолкейн убеждал себя, что он не слишком напуган. И в то же время спрашивал себя, в какой мере он пытается сам себя обмануть.

Его приемопередатчик зазвенел — сработал сигнал универсального вызова. Он включил связь. Шкала допплеровского компенсатора указывала, что военный корабль пристроился к его спидстеру, уравняв с ним скорость и направление полета. С экрана на него смотрело — нет, конечно, это был не венессуанин, — но существо, принадлежащее к той же расе. Оно что-то забормотало.

— Прошу прощения, я не говорю… — Фолкейн замолчал. Завоеватели склонны к раздражительности, а этот парень, сидящий на борту вражеского корабля, может в любой момент при помощи ядерного оружия съесть континент, а потом использовать свой корабль как зубочистку. — Я сожалею о моем незнании вашего языка.

В давно миновавшие дни своей великой экспансии краоканцы никогда не основывали городов. Концепция подобных обособленных друг от друга поселений была им чужда. Тем связанным в единое целое поселениям, которые они создавали, краоканцы давали единые названия. «Справочник пилота по району Бета Центавра», заменявший Фолкейну Библию, информировал его, что Элан-Тррл — так приблизительно и звучало его название — расположен в средних северных широтах и отмечен радиобакенами Лиги.

Информационная кассета мало что могла сообщить ему об этой планете. Наиболее важные сведения касались озона и ультрафиолетовых лучей. Он надел костюм с капюшоном, маску с фильтром и перчатки. Крошечное поле космопорта устремилось ему навстречу. Он приземлился.

Некоторое время он стоял, пытаясь сориентироваться и приспособиться к незнакомой обстановке. Небо над головой было безоблачным, бледно-голубым, солнце слепило, он не мог даже взглянуть на него. Цвета сливались в яркое сияние. За иллюминатором холмистая равнина спускалась к озеру, от которого тянулись ирригационные каналы, пересекавшие обработанную местность, усеянную сине-зеленым кустарником. Сучковатые, с кожистыми листьями деревья росли вдоль берегов каналов, по воде скользили моторные лодки с высокими бортами. Сельскохозяйственные машины на полях и антигравитационные лодки, время от времени пролетавшие над головой, видимо, были импортированы торговцами Лиги. На горизонте возвышался коричневый горный хребет.

Фолкейн ощутил навалившуюся тяжесть — сказывалась увеличенная на двадцать процентов, по сравнению с земной, гравитация. Ветер сдувал с него капельки пота. Но в сухом воздухе переносить жару было сравнительно легко.

В другом иллюминаторе вздымал луковицы своих башен Элан-Тррл. Их серый камень за прошедшие тысячелетия был изъеден непогодой. Фолкейн не заметил интенсивного уличного движения. «Вероятно, оно подземное», — подумалось ему. Его глаза с благоговением остановились на знакомых стеклянно-стальных фасадах зданий Лиги на краю космопорта. Очертания их дрожали в волнах горячего воздуха.

Людей можно встретить в любой точке Галактики, и поэтому все торговые посты Лиги имеют помещения, специально приспособленные для них. Фолкейн опасался, что анторанский офицер, пожелавший встретиться с ним, займет это помещение, и ему придется остаться в тесном спидстере. Но, к счастью, оказалось, что антораниты предпочитают свои космические корабли. Возможно, они опасались ловушки. Зато он теперь мог один хозяйничать в целой анфиладе комнат.

Его фон зазвенел, когда девятнадцатичасовой день Веиессы уже подходил к концу. С экрана на него глядел человек в зеленом мундире. У него было жесткое лицо с большими усами, причем настолько загорелое, что Фолкейн вначале принял его за африканца.

— Вы прилетели с другой станции Галасоциотехнической Лиги? — спросил он. Голос его звучал холодно, с гортанным акцентом.

— Да. Дэвид Фолкейн. А вы Коммандер Хорн?

— Нет, капитан Бленк, начальник службы безопасности. Поскольку Коммандер Хорн будет беседовать с вами, я вынужден принять меры предосторожности.

Обед был сервирован в башенке на крыше, откуда было видно все вокруг. Ночью Венесса была прекрасна. На небе сияли две луны, маленькие и быстрые, превращавшие планету в фантазию из тусклого серебра и движущихся теней. Озеро сверкало, туземный город был похож на огромный цветок. Небо над головой было усеяно звездами, среди которых королевским бриллиантом выделялась Бета Центавра, ее сияние соперничало со светом лун.

Светлые блики скользили по загорелым щекам Уты Хорн, из проигрывателя мягко лилась Седьмая симфония Бетховена, в бокалах с шампанским плясали пузырьки. Обед неторопливо продвигался от закуски и консоме к рыбе, мясу, салату, а затем к сыру. Фолкейн непрерывно подливал вино. Они не пьянели — Ута, увы, была начеку, но оба испытывали приятную легкость.

— Расскажите мне что-нибудь, — попросила она. — У вас удивительная жизнь, Дэвид. Как у героя древних саг — но ведь это происходит сейчас, а значит, вдвойне интересно.

— Дайте подумать, — сказал он, вновь наполняя ее бокал. — Может, рассказать вам о том, как я разбился на бродячей планете?

— Что это?

В покер неудобно играть втроем, поэтому экипаж разведочного торгового корабля «Сквозь хаос» запрограммировал бортовой компьютер для этой игры. Расчет с ним производился расписками. Будучи настроенным на средний уровень игры, компьютер на протяжении полета создавал в нем относительное равенство между выигрышами и проигрышами. Это предотвращало ссоры между членами экипажа.

— Две карты, — попросил механический голос. Дэвид Фолкейн сдал их, положив на экран сканнера, пристроенного на конце стола в кают-компании. Рука, появившаяся из ящика, сгребла карты и унесла их внутрь. Внизу, в бронированном помещении, в глубине корабля, мыслительные ячейки компьютера принялись оценивать новые варианты.

— Одну, — сказала Чи Дан.

— Благодарю вас, мне не надо, — пробормотал Эдзел.

Фолкейн сдал себе три карты и собрал их в руке. Его дела улучшились: две тройки тех же мастей, что и короли. У Эдзела, видимо, были хорошие карты, так как он ничего не меняет, а Чи, вероятно, пытается собрать флеш — карты одной масти; первый круг торговли, открытый компьютером, не внушал особого энтузиазма. Но Бестолочь — так экипаж прозвал компьютер — всегда себе на уме.

Они двинулись в кают-компанию. Идти в город теперь было опасно: там их могли обстрелять. Пусть придет Гурджанджи и потребует объяснений. Тогда они сами в ответ смогут потребовать, чтобы им кое-что объяснили.

Фолкейн налил себе и Стэфе шотландского. Эдзел взял четырехлитровое ведро кофе. Его буддистская религия не запрещала вина, но ни один корабль, тем более с особым поручением, не смог бы вместить достаточного количества напитков для Эдзела. Чи Лан, на которую алкоголь не действовал, закурила слабую наркотическую сигарету в мундштуке из слоновой кости. Все они нуждались в разрядке.

Девушка, прищурившись — она не привыкла к земному освещению, — поднесла стакан к губам и выпила.

— А-аа-ах! — задохнулась она.

Фолкейн похлопал ее по спине. Ругательства, которые она испускала между кашлем и всхлипываниями, заставили его покраснеть.

Николас ван Рийн встал из-за стола и побрел к прозрачной стене своего офиса. С огромной высоты он мог одним взглядом охватить путаницу городских башен, зеленых парков и скверов. Некоторое время он стоял, пыхтя сигаретой, потом, не оборачиваясь, сказал:

— Да, черт побери, кажется, в вашем проекте есть рациональное зерно, которое обещает неплохую прибыль. И вы как раз тот человек, который может осуществить это дело. Я слежу за вами с того момента, когда впервые о вас услышал — в связи с той историей на Айвенго. Вы тогда были, простите за выражение, молокососом. Теперь вы получили звание мастера Лиги и можете неплохо поработать для компании «Солнечные пряности и напитки». А я, бедный, одинокий и толстый старик, нуждаюсь в хороших работниках. Если вы привезете домой прекрасную яичницу с беконом, я прослежу, чтобы вы стали богатым.

— Да, — пробормотал Фолкейн.

— Вы пришли рассказать мне о том, как вы любите открывать новые миры, где имеется возможность приобретать новые туземные товары и продавать наши, пока туземцы еще не узнали о рыночных ценах. Отлично, только я полагаю, что вы способны на большее, мой мальчик. Я об этом думаю долгие-долгие ночи, когда ворочаюсь с боку на бок и не могу заснуть из-за своих беспокойных мыслей.

Фолкейн воздержался от замечания, что всем известно об изящной, светловолосой причине ночной бессоницы торгового принца.

Итак, вы установили, что здесь есть цивилизация, использующая металл, — кивнула Стэфа. — Конечно, не вы, а ваши роботы — ох, я никогда не верила Великому Грантеру, когда он толковал о роботах! — так вот, ваши роботы не видели нас, немногих земцев. Но почему они решили, что этой планетой стоит заняться?

— Любая землеподобная планета представляет значительный интерес, — сказал Фолкейн.

— Что? Эта планета подобна Земле? Великий Грантер…

— Любая планета, где человек может жить без специального снаряжения, называется землеподобной. Они не во всем одинаковы. Физические условия, биохимия, экология… Икрананка на самом деле имеет множество отличий от Земли. Масса — 0,394 земной, удельный вес — 0,815, диаметр — 0,7 83. Хотя ее солнце слабее, орбита планеты находится ближе к нему. Разумеется, приливное действие привело к тому, что одно полушарие Икрананки постоянно обращено к солнцу. Но медленное вращение вокруг своей оси свидетельствует, в свою очередь, о слабом магнитном поле, отсюда и сравнительно слабое взаимодействие с заряженными частицами, которых звезда типа красного карлика вообще производит немного. Поэтому планета сохраняет относительно плотную атмосферу. К сожалению большая часть воды в таком случае переходит на холодную сторону планеты, превращая теплую сторону в пустыню. Но этот процесс требует времени, в течение которого успевает развиться и адаптироваться жизнь, основанная на протеинах, растворенных в воде.

— Но что вас здесь может заинтересовать?

Фолкейн решил, что лучше быть вежливым и встретить императорского посланника-инструктора у люка. Он выразительно передвинул бластер вперед, поближе к руке.

Ожидая, он рассматривал стены на вершине холма. Они были сложены из камня без применения раствора: вода здесь была слишком дорогой, чтобы использовать ее при кладке. Зубчатая стена с башнями по углам окружала несколько десятков деревянных зданий. Хайджаката была, главным образом, торговым центром для местных фермеров и проходящих мимо караванов. Здесь находился сравнительно небольшой гарнизон. Как объяснил Гурджанджи, северные плоскогорья давно были очищены от варваров, населявших пустыню, поэтому Фолкейн предположил, что войска содержатся преимущественно йа случай восстания. То, что он узнал об икрананкийской истории, сильно его встревожило.

«Это добавочное затруднение для нас, — думал он беспокойно. — Старый Ник не станет вкладывать деньги в это предприятие, пока здесь не возникнет относительно устойчивая структура, способная сохранять и поддерживать условия торговли. А Катандаранская империя кажется единственной, подходящей для этой роли на всей планете. Не будет торгового поста на Икрананке, не будет комиссионных для меня. Что за веселая беззаботная жизнь у нас, разведчиков!»

Его взгляд скользнул по приближающемуся отряду. В нем было несколько дюжин солдат в кожаных нагрудниках, вооруженных до зубов, которых у них, правда, не было, мечами, топорами, ножами, большими неуклюжими самострелами и алебардами. На одежде каждого было причудливое изображение фратрии Тирут: к ней относились все воины местного гарнизона. Во главе отряда гордо гарцевал Гурджанджи. Он был худ и сравнительно высок для икрананкийца, его сине-черная шерсть уже поседела, пара очков в золотой оправе забавно громоздилась на его клюве. Алый плащ спадал к его ногам, украшенный крестом — знаком императорской фратрии Деодакх. С его увешанного кисточками пояса свисал длинный кинжал. Фолкейн до сих пор еще не видел ни одного взрослого туземца без оружия.

Человек скрестил руки и склонил одно колено — таково было местное приветствие.