Создавайте единство.

Я/мы: ноги, принадлежащие Охраняющему Северные Врата и другим, которые могут быть; Паромщику и Скорбящему, которые не будут больше; Много Мыслей, Открывателю Пещер и Хозяину Песен, которые не могут больше быть; крылья, принадлежащие Искателю Железа и Освещающему Дом и другим, которые могут быть; Много Мыслей, которых не может больше быть; юные руки, что только учатся делиться воспоминаниями. Создавайте единство.

Тюрьма-спутник вращалась вокруг Ллинатавра по высокой орбите вдалеке от мест регулярного космического движения. Обзорник камеры Хьюга Мак-Кормака показывал ему планету в разных фазах. Иногда то была темнота, чуть тронутая по краям красно-золотистыми лучами солнца, — и лишь город Катарайнис звездой сверкал на ее фоне. Иногда — ятаган, ярко сиявший под солнцем. Время от времени он видел планету целиком — блестящий круглый шар, голубой в тех местах, где лежали океаны, и отмеченный серебристыми облаками там, где простирались континенты, огромные и зеленые.

Земля с такого расстояния выглядела точно так же. (Если смотреть на нее с более близкого расстояния, было заметно, что вид у нее изможденный, как у постаревшей красавицы, что знала в своей жизни много мужчин.) Но Земля была далеко, в паре световых столетий отсюда. И не один мир не походил на ржаво-коричневый Эней, по которому тосковал взор Мак-Кормака.

Спутник-тюрьма не вращался, тяготение на нем целиком зависело от генераторов гравитационного поля. Тем не менее, его бег по орбите заставлял небеса медленно струиться мимо обзорника. Когда Ллинатавр и солнце исчезли, заключенный обрел возможность видеть другие звезды. Они были повсюду — немигающие, самоцветные, холодные, как зимний день. Ярче всех сияла Альфа Круцис — голубовато-белые гиганты-близнецы в десяти парсеках отсюда; но Бета Круцис — звезда-одиночка того же типа, светилась в той же части неба немногим дальше от них. Кроме того, тренированное зрение могло различить красное сияние Альдебарана и Арктура. Оно походило на костры, что, обогревали и освещали человеческое стойбище в ночной степи. Еще можно было поймать взглядом Денеб и Полярную звезду, но те были далеко за пределами и Империи, и территории врагов Империи. Свет их был холоден.

Во рту у Мак-Кормака пересохло.

«Если бы Катрин настроилась на мой разум, — подумал он, — она сказала бы, что у Левитикуса должно быть какое-то возражение против такого количества метафор».

Метрополис, суверенный Адмиралтейский Центр, заметно выделялся даже среди Скалистых гор Северной Америки, словно был делом рук древних титанов, решивших вновь взгромоздить Пелион на Оссу, чтобы взобраться на Олимп.

— И однажды, — заметил Доминик Фландри своей молодой спутнице, чтобы продемонстрировать свой культурный уровень, — боги снова разгневаются, и нам останется лишь надеяться, что последствия окажутся менее плачевными.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

Поскольку он не собирался просвещать ее, а хотел лишь обольстить, он подкрутил усы и льстиво сказал:

— Я имею в виду, что вы слишком очаровательны, чтобы блистать перед вами интеллектом. Ну, а теперь, поскольку вы хотите увидеть этот хитроумный ящик — сюда, пожалуйста.

Третья остановка «Азеноува» на его пути в Ллинатавр была и последней. Фландри хорошо понимал, что следует спешить. По прямой, при глубоком гипердрайве, кораблю требовалось немногим более двух недель, чтобы достичь места назначения. Возможно, ему следовало полагаться на отчеты и рапорты, которые ждали его по прибытии. С другой стороны, ему могло больше не представиться возможности узнать что-то из первых рук, а Снелунд мог подсунуть вместо правды все что угодно. Такая возможность казалась маловероятной, но пренебрегать ей не следовало. А приказ, полученный Фландри, требовал от него широты мысли. Ему предписывалось послать отчет в Ллинатавр и явиться к новому командующему сектора Альфа Круцис «с максимальной быстротой и самой высокой степенью информированности, какую могло дать его новое звание». Секретный мандат от Кераскова давал ему право покинуть корабль и действовать независимо, но подобный шаг следовало предпринять лишь в самых крайних обстоятельствах, причем действия такого рода были строго подотчетны.

Он пошел на компромисс, сделав три остановки в выбранных наугад системах, находящихся в пределах сектора Снелунда и отстоящих не слишком далеко от основного курса корабля. Это добавило ему лишних десять дней. Два мира были колонизованы людьми. Населенная планета третьего солнца называлась Шал-му и имела весьма продвинутую в техническом отношении цивилизацию. Благодаря спорадическим контактам с торговцами, они рано занялись разработкой железа и теперь обладали развитой технологией производства энергии, что выдвинуло их в разряд индустриальных миров. Процесс этот шел медленнее, чем на Земле: шалмуане были не такими жестокими, они не могли обращаться со своими собратьями как с паразитами или с бездушными орудиями производства.

Они с радостью вошли в состав Империи. Это означало защиту от варваров, уже причинивших им к тому времени немало неприятностей. Базу флота они даже не видели. Она была где-то там, в системе. Зачем рисковать живой планетой, когда прекрасно послужит и неживая? Но на Шалму стоял маленький гарнизон, и космонавты посещали его по пути. Торговцы охотно вели дела как с коренными жителями, так и с гарнизоном. Маленькая группа аборигенов была рекомендована друзьям-землянам в качестве стипендиатов и вернулась, начиненная современными знаниями. У шалмуан росла и крепла надежда, что их планета со временем станет полноправным членом цивилизации.

За все эти благодеяния Шалму платила скромные налоги, выражавшиеся в определенных количествах металлов, горючих материалов, продуктов питания, образцов местных художественных изделий и предметов роскоши — в зависимости от того, чем была богата данная часть планеты. Она соглашалась на власть имперского резидента, его слово являлось неоспоримым, но на практике он позволял развиваться местным культурам своим путем. Его солдаты и вправду препятствовали возникновению войн и проявлениям бандитизма, насколько это было возможно вообще, и большая часть жителей считала такое положение дел благодатным. Молодые имперцы, гуманоиды и негуманоиды, зачастую вели себя вызывающе, но любой вред, который они причиняли шалмуанам, как правило, вполне компенсировался весьма суровым наказанием обидчика.

Словом, планета походила на большинство других, что попали под власть Земли. Строго говоря, все они приобрели больше, чем потеряли — монета Империи оборачивалась к ним, в основном, своим аверсом, еще не потускневшим.

Когда Империя выкупила Ллинатавр у открывших его синтиан, она задалась целью стало сделать его привлекательным для переселенцев. Большая часть этого мира обладала богатыми природными ресурсами, обширными свободными территориями, восхитительным климатом и пейзажем. Штаб-квартира флота сектора находилась достаточно близко, на Ифри, и располагала достаточной мощью. Далеко не все варвары были настроены враждебно; существовали великолепные возможности торговли с многочисленными расами, особенно с теми, которые не имели еще космических кораблей, а также с другими имперскими планетами.

Так было в теории. Практика же трех-четырех поколений показала совсем другое. Люди утеряли, казалось, ту тягу к новым мирам, которая прежде побуждала их к действию. Лишь немногие соглашались покинуть насиженные места ради планеты, находящейся вне сферы безопасности, гарантированной близостью правительства, вдали от современных развлечений. Те, которые все же соглашались, предпочитали городскую жизнь сельской. Число переселенцев из соседних старых колоний, подобных Энею, тоже было невелико: люди уже успели пустить там крепкие корни.

Но все же Катарайанис стал достаточно крупным городом: два миллиона населения, если считать и то, что было не постоянным. Он стал административным и торговым центром, хотя большая часть заведений содержалась негуманоидами, а также средоточием злачных мест и центром связи. Обжитые районы, латифундии, шахты и фабрики вскоре уступали место лесам, горам и океанам, чье спокойствие не нарушалось даже намеками на движение, или пустым равнинам, где огоньки жилья были редкими и казались очень одинокими посреди темноты.

«Конечно, это помешает планете быстро превратиться в очередную выгребную яму», — подумал Фландри. Отчитавшись по прибытии, он переоделся в штатское и несколько дней провел инкогнито. Он не только осторожно расспросил несколько десятков буржуа и слуг, но и буквально прочесал Нижний город.

«Ну я наслушался такого, что впору блевать, — сказал себе Фландри. — Что ж, послушаем теперь Аарона Снелунда».