Я уверен, что у моего отца от природы были задатки жизнерадостного и добродушного человека. До тридцати четырех лет он был батраком на ферме Томаса Баттеруорса, расположенной недалеко от города Бидуэла, штат Огайо. У отца тогда была своя лошадь, и по субботам он под вечер ездил в город, чтобы провести время в обществе батраков с других ферм. В городе он выпивал несколько кружек пива в баре Бена Хеда и потом толкался еще часок, в этом заведении, где в субботние вечера было полно таких же батраков. Гости распевали пески и со стуком опускали кружки. В десять часов отец отправлялся домой по пустынной проселочной дороге, а приехав, прежде всего заботился о лошади и затем ложился спать, вполне довольный своей жизнью. В те времена у него и мысли не было о том, чтобы занять более видное положение в этом мире.
Но вот весной, на тридцать пятом году жизни, он женился на моей матери, сельской учительнице, а следующей весной с криком и плачем появился на свет я. И тут их словно какая-то муха укусила. Они вдруг стали честолюбивы. Ими овладела американская жажда успеха.
Возможно, что в этом была повинна мать. Как учительница, она, несомненно, читала книги и журналы и, надо полагать, знала о том, как Гарфилд, Линкольн
[1]
и другие американцы, вышедшие из бедности, достигли славы и величия. В те дни, когда после моего появления на свет я лежал возле нее, она, быть может, мечтала о том, что настанет время, и я буду управлять людьми и городами. Как бы там ни было, но она уговорила отца бросить работу на ферме, продать лошадь и завести собственное дело. Мать была молчаливой женщиной, высокого роста, с длинным носом и беспокойными серыми глазами. Для себя ей ничего не было нужно. Но когда речь шла об отце или обо мне, она была бесконечно честолюбива.
Первое предприятие, которое рискнули затеять мои родители, обернулось плохо. В восьми милях от Бидуэла они арендовали десять акров скверной каменистой земли и занялись куроводством. На этой земле я рос и получал свои первые впечатления от жизни. С самого начала впечатления эти были зловещими, и если я сам человек угрюмый, склонный видеть только мрачные стороны жизни, я приписываю это тому, что дни, которые должны были быть счастливыми, радостными днями моего детства, проведены на этой ферме.
Человек, не сведущий в подобных делах, понятия не имеет о том, сколько трагических происшествий подстерегает цыпленка. Он вылупляется из яйца, несколько недель живет в виде крошечного пушистого создания, какое изображают на пасхальных открытках, затем становится отвратительно облезлым, поедает неимоверное количество маиса и муки, в поте лица добытых вашим отцом, заражается болезнями, называемыми типуном, холерой и бог знает как еще, стоит, тупо глядя на солнце, хиреет и дохнет. Несколько кур, а иногда и петух, предназначенные служить неисповедимой воле господней, выживают и достигают зрелости. Куры кладут яйца, из них выходят новые цыплята, и этим ужасный круг завершается. Все это невероятно сложно. Большинство философов, видимо, воспитывалось на куриных фермах. От цыпленка так много ожидают и так ужасно в нем разочаровываются. Маленькие цыплята, только начинающие свой жизненный путь, кажутся такими деятельными и проворными, а на самом деле они так безнадежно глупы! Они так похожи на людей, что сбивают вас с толку, когда вы размышляете о жизни. Если они не погибают от болезней, то ждут, пока не возбудят в вас радужные надежды, а затем лезут под колеса телеги, чтобы раздавленными насмерть вернуться к своему создателю. В юности они кишат паразитами, и на лекарственные порошки приходится тратить состояния.
