Летом 1845 года в Баварии и Германии отдельные астрологи, маги, прорицатели, равно как духовные общества, рыцарские ордена и братства, ждали прихода мессии. В конце августа 1845 года планеты встали в подобающее для появления чудо–ребенка положение. Были отмечены необыкновенные знаки на небе, свидетельствующие о том, что в самое ближайшее время, буквально до конца месяца, в Баварии или Германии на свет должен появиться необыкновенный ребенок, и это событие изменит ход истории. Что это будет за мессия и о каком именно изменении идет речь, знали лишь избранные. В архивах господствующего в Баварии ордена Святого Георгия хранилось древнее пророчество, оставленное самим Иоганном Беме, согласно которому Бавария получит новый шанс на духовное преображение посредством чудо–младенца. Поскольку речь здесь идет ни много ни мало – о воплощении воина духа, существа, посланного самим небом. В своем тайном послании магистру ордена Иоганн Беме разъяснял, что следует ждать не Библейского мессию, не воплощение Иисуса Христа, а рыцаря горнего мира, страны Святого Грааля, подлинного мессию красоты.

В своей работе Беме предсказал, что ребенок появится на свет 25 августа 1845 года в Баварии. Что звать его будут Людвиг или Людовик. Долгие годы эта информация считалась тайной, так как больше всего на свете рыцари ордена боялись потерять этот данный им свыше шанс.

Знаки появления необыкновенного младенца наблюдались повсюду. Уже во второй половине августа орнитологи отмечали необыкновенную активность птиц, которых становилось все больше и больше. Причем прилетевшие птицы все как одна были белого или серого цвета. Отчего птицы избрали для своего перелета конец лета, а не весну или осень? Почему они вдруг изменили маршруты своей обычной миграции? Эти вопросы оставались тайной. Никогда прежде в Баварии не удавалось наблюдать такого количества белых птиц. Гуси и лебеди, буревестники, чайки и конечно же белые голуби кружились стаями над крышами домов, над лесами и горами, словно искали кого–то, кто еще только должен был появиться на свет. Белые птицы плавали по глади зеркальных озер, дежурили на ветках деревьев и на красных черепичных крышах. Также в конце лета в садах и парках было отмечено необыкновенное количество распустившихся белых цветов.

Лето выдалось жарким и дождливым, как часто бывает в этих местах. Но в это необыкновенное лето ни один дождь, ни одно появление на небе солнца не обходились без радуги или каких–то иных ярких и заметных знаков на небе.

Датой рождения чудесного младенца астрологи определили 25 августа, что для ордена Святого Георгия, как это уже было сказано, являлось дополнительным подтверждением правильности пророчества. Рыцари основных делящих власть в Баварии мистических рыцарских орденов – Святого Георгия и мистического ордена, или, как их называли чаще, секты Иллюминатов, готовились к этому событию задолго и по–разному.

В это время возле замка послышался стук копыт, и вошедший камергер доложил о прибытии в Берг нарочного из Хохеншвангау с письмом. Магистр велел немедленно принять его и вскоре уже читал запечатанный по всем правилам королевского дома конверт, в котором управляющий сообщал ему о рождении внука. Мальчик появился на две недели раньше срока, но тем не менее его мать и невестка Людвига Первого Мария Прусская

[2]

пребывала в прекрасном состоянии.

Едва успев дочитать письмо, магистр упал на колени перед распятием и вознес жаркую, но краткую молитву Богу–Отцу и своему небесному покровителю – Святому Георгию. После чего чиркнул записку своему заместителю в ордене, требуя немедленно отправить в Хохеншвангау охрану для новорожденного, и, вскочив в седло, помчался в сторону родового замка, в котором, возможно, дожидался его не просто внук, а новорожденный мессия.

Вместе с королем на не менее резвых конях неслись два его телохранителя и четверо посвященных в тайну Грегорианского ордена рыцарей, находившихся постоянно при персоне магистра.

О том, что новорожденный действительно мессия, говорили, нет, кричали стаи белых птиц, которых становилось все больше и больше, по мере того как конники приближались к лесному замку.

Проезжая мимо Шванзее

[3]

, что расположено под горой, на которой стоял Хохеншвангау, король и его спутники невольно остановились, пораженные до глубины души чудесным зрелищем – все озеро было белым от стаи лебедей. Прекрасных белых птиц было семнадцать, а вожак – словно король среди своей многочисленной свиты.

Когда маленькому Людвигу исполнилось три года, его дед – король Людвиг Первый отрекся от престола в пользу своего сына взбалмошного и помешанного на устройстве собственного войска принца Максимилиана. На такой шаг короля толкнул сделавшийся достоянием общественности его роман с танцовщицей Лолой Монтез

[5]

.

Пресса заклевала короля, позоря его на каждом шагу и обсуждая, сколько денег он истратил на любимую женщину. Когда семейный совет вкупе с советом министров предложили королю выбрать между короной и любовью, Людвиг Первый, прозванный в Баварии романтиком, избрал любовь. После чего бывший король отправился в Италию, где пополнил собой ряды художников, поэтов и мистиков. Пропутешествовав год и вернувшись в Баварию без Лолы, которая бросила незадачливого любовника, едва только он утратил власть, бывший король обосновался в одном из своих малых дворцов в Мюнхене, откуда и руководил орденом.

Это была основная версия, о которой знали все. Но была и другая: в день перед решающим советом король молился в орденской церкви, прося своего небесного патрона помочь ему принять правильное решение. По словам дежуривших возле дверей церкви слуг, проведя ночь в священном месте, наутро король вышел оттуда веселым и просветленным. Так что те, кто близко знал короля, поняли, что он получил благоприятный ответ…

Вернувшись из своего путешествия, Людвиг Первый направил все силы на достойное воспитание своего внука, которому были нужны не только защита, но и помощь в духовном развитии.

Однако дед не смог поселиться в Хохеншвангау вместе с вновь беременной невесткой, малышом и несколькими преданными им слугами, на то не было воли нынешнего короля. Тем не менее каждый день он получал подробнейшие сведения относительно того, что делал кронпринц и какие в нем произошли перемены. Время от времени бывший король наведывался в Хохеншвангау, для того чтобы встретиться с малышом лично. Там, устроившись в зеленой беседке парка или гуляя возле прекрасного лесного озера, старый Людвиг рассказывал своему крошечному внуку истории и легенды, которые так любил мальчик.

Однажды утром Людвиг прокрался в комнату брата и, разбудив его, велел немедленно одеться и следовать за ним. При этом Людвиг казался взволнованным, он сразу же запретил Отто разговаривать и задавать вопросы.

На цыпочках наследник престола подкрался к двери и, высунув голову в коридор, слушал какое–то время тишину.

– Все в порядке, – наконец сообщил он. – Сейчас, когда слуги только начинают просыпаться, никто не хватится нас, и я смогу рассказать тебе страшную тайну.

– Тайну?! – глаза Отто засверкали, он восторженно смотрел на брата, не зная, как следует реагировать на подобные предложения. Его ладони мгновенно вспотели, кроме того, от волнения он вдруг почувствовал, что не плохо было бы перед тайной прогуляться до туалета. Но разве можно говорить на столь низменные темы, когда старший брат предлагает тебе такое?..

– Тайну, – Людвиг придирчиво окинул Отто с ног до головы, и обратно, велев ему заправить рубашку в бриджи, после чего сам помог надеть матросскую курточку, которая была приготовлена с вечера.

Людвиг и его брат Отто любили ходить в деревню, где они играли с деревенскими мальчишками в войну, прятки или круговую лапту. В Хохеншвангау знали об этом и не запрещали. В деревне все знали, что Людвиг – наследник престола, так что детям было, с одной стороны, строго внушено ненароком не обидеть принца, с другой, – знакомство со своим будущим королем могло впоследствии дать ребенку неплохое продвижение по службе. Так что этого тоже не следовало сбрасывать со счетов. Добавьте к сказанному тот факт, что сразу же после рождения Людвига его дед выселил из окрестных деревень почти всех фермеров, перекупив их земли и передав в ренту семьям, члены которых в разные времена были посвящены в рыцари ордена Святого Георгия и доказали свою преданность на деле.

В этих прогулках мальчиков нередко сопровождал сын дворцового конюха Альберт, который был на два года старше наследника.

Однажды, это произошло, когда Людвигу исполнилось одиннадцать, на ферму Хорс, что располагалась недалеко от деревни, на лето приехали двое близнецов. Озорные и грубые мальчишки, которые сразу же сплотили вокруг себя настоящую шайку, состоявшую из деревенских мальчишек. Все вместе они совершали набеги на фруктовые сады соседей, стреляли зажженными стрелами и даже как–то ради потехи пробрались на скотный двор господина Шнейдера, где преспокойно дремали в лужах три жирные свиньи, и, оседлав их, погнали вон из деревни.

Насилу почтенный фермер отыскал затем свою скотину, а один из наездников свалился в канаву и сломал себе ногу.

Узнав о неприятностях, приносимых деревне шайкой, юный принц решил, что его долг защитить своих людей. Поэтому он смело отправился на переговоры с предводителями разбойников. Привыкший, что деревенские ребятишки никогда не пытаются ссориться с ним, а скромно снимая шапочки, слушают, что им хочет сказать мальчик из Хохеншвангау, Людвиг не мог даже вообразить, что вдруг оба брата близнеца набросятся на него и начнут мутузить что есть силы.

Когда Людвигу исполнилось восемнадцать с половиной лет, то есть через два с половиной года после таинственной вечери и посвящения в рыцари, как и было предсказано, умер его отец король Максимилиан Иосиф Второй, после которого трон унаследовал Людвиг.

Когда баварцы увидели своего нового короля, они были поражены – юный Виттельсбах был писаным красавцем под два метра роста с черными, густыми, вьющимися волосами и голубыми глазами мечтателя.

Он держался так естественно и грациозно, говорил такие умные и интересные вещи, так галантно ухаживал за дамами и оказывал знаки внимания прибывшим на коронацию гостям, что публика тут же окрестила его принцем из сказки.

Верный клятве, едва взойдя на престол, Людвиг произнес свой первый приказ: как можно быстрее разыскать и привести в Баварию маэстро Вагнера. Людвиг написал композитору восторженное письмо, обещав положить к ногам его гения свою страну со всеми ее богатствами и человеческими дарованиями.

«Я мечтаю, чтобы вы жили здесь и создавали свои прекрасные оперы. О постановке же можете не беспокоиться – у вас будет столько денег, сколько их потребуется. Я приглашу тех художников, певцов и музыкантов, каких вы сами укажете мне», – писал он Вагнеру.

Однажды отправившись на конную прогулку по огромному парку, что при замке Берг, Людвиг приметил небольшую пещеру, которую не видел раньше. Подойдя ближе, он заглянул туда, но ничего не смог разобрать, кроме того, что из пещеры несло сыростью.

Заметив место, он поспешил вернуться в замок, где взял фонарь и веревку. С этим снаряжением, а также положив в походную суму все, что сумел раздобыть на кухне, Людвиг отправился к пещере.

Он добрался достаточно быстро, затем обвязался веревкой, один конец которой предусмотрительно закрепил на дереве, зажег фонарь и полез в темноту. Сначала король не видел ничего примечательного, кроме прокопченных, словно внутри постоянно топили по–черному, стен. Затем до слуха его донесся приглушенный стон, потом еще один. Людвиг перекрестился и хотел уже убраться восвояси, когда увидел лежавшую в углу пещеры безобразную старуху, которая плакала и звала его.

Людвиг подошел к женщине и, приподняв ее голову, дал ей напиться из фляги. Лицо старухи было сильно изуродованным и черным от копоти. Должно быть, она не знала о королевском запрете селиться в замковом парке, возможно, не видела и самого замка, пробравшись однажды в пещеру и устроившись там.

Не зная, как помочь женщине, Людвиг водрузил ее себе на спину и вынес на солнышко, где накормил и укрыл своей курткой.

По небу плыли облака. Куда плыли? А кто их знает куда, судя по направлению ветра в Швецию, наверное. Плыли, плыли тихо и беззаботно – вот призрачный Летучий Голландец, вот хижина норвежского моряка Даланда. А это кто же – в длинном платье, с распущенными по ветру волосами? Неужто добрая Сента, влюбившаяся в портрет неизвестного ей капитана. Капитана в старинном платье, шлеме и блестящей кирасе, со шпагой на поясе и печальными глазами?

Насколько может быть сильна человеческая любовь? Она всесильна.

Людвиг нахмурил лоб, вглядываясь в таявшее на глазах изображение дочки Даланда Сенты.

Она полюбила человека с портрета. Капитана проклятого навек Летучего Голландца.

Полюбила, отказавшись ради него от жениха и от собственной жизни. Одной любви лишь ради, любви для – бросилась она на скалы.

Еще задолго до встречи с юным королем Рихард Вагнер был наслышан о нем. Но все, что он мог прочесть или почерпнуть из разговоров со знакомыми, не передавали и сотой доли образа явившегося точно из прекрасной сказки монарха с манерами рыцаря и сердцем трубадура. Вагнер был очарован и поражен до глубины души. Да, он был уже достаточно известным маэстро, его оперы славились по всей Европе. Но всякий раз, когда композитор бросался со своими советами и предложениями по постановке произведения, всякий раз его вежливо отстраняли.

– Неужели маэстро не знает, что театр – это коллективное искусство? – язвительно спрашивали его директора опер, экономя на мелочах и подсчитывая барыши. – Пусть постановщик ставит спектакли, костюмы рисуют художники, а вы – пишите музыку. И все будет прекрасно и волшебно.

– Но мой Лоэнгрин должен быть молодым человеком, в то время как вы поставили на эту роль актера средних лет и не менее средних способностей! – заламывал в отчаянии руки композитор.

– Публика давно знает нашего тенора и приходит специально на него. Если мы пригласим другого, кто поручится, что на него пойдут с той же охотой? Ко всему прочему поклонники нашего тенора могут устроить ля–скандаль на премьере. Что вы станете делать, если они подкупят прессу, и та напишет, что опера неудачна? Обструкция не нужна ни вам, ни нам!

– Но костюмы, матерь божья, героиня просто не может быть одета в платье, которое носили в лучшем случае сто лет назад. Легенда о Лоэнгрине появилась в двенадцатом веке, отчего же вам не облачить актеров сообразно эпохе?

Тем временем герцогиня София усердно готовилась к предстоящей свадьбе и главное – к той роли, которую она отныне должна была играть в жизни молодого короля и всей Баварии. С помощью искусных советников она, наконец, составила штат своих придворных дам, не обидев при этом ни одну из враждующих сторон, приготовила туалеты.

Людвиг уже забыл нанесенную ему обиду в беседке сада замка Поссенгофен и, простив Софию, которая была столь трогательна в своем раскаянии, познакомил ее с Вагнером.

Понимая, что если ей удастся уговорить композитора погостить в ее замке, вслед за ним туда будет каждый день наведываться и король, герцогиня София приложила всю силу своего женского очарования, убеждая маэстро сделать так, как она хотела. Но композитор согласился лишь бывать у нее время от времени, для того чтобы слушать ее стихи и совершать конные прогулки, которые были необходимы для его здоровья.

В конце концов, было решено, что Вагнер поселится в небольшой, но удобной усадьбе, расположенной как раз между замком герцогини Поссенгофен и королевским замком Берг на Шванбергском озере. Это было удобно, потому что король теперь мог, живя в замке невесты, в Берге или Высоком лебедином краю, хоть каждый день посылать за Вагнером или наведываться к нему лично.

Лето в тот год выдалось жарким, но приятным. В такую погоду нет ничего хуже, чем сидеть в душном, пыльном Мюнхене и заниматься государственными делами. Куда лучше скакать по полям и лесам в компании нимфы Софии и чудесного гения Вагнера, слушать музыку и поэзию, предаваясь невинным грезам.