Саша Вершков до двенадцати лет рос в благополучной и обеспеченной семье в Москве, совершенно не подозревая того, что он подкидыш.

Родителей, Федора Степановича и Ингу Сидоровну, он искренне любил, уважал и слушался. В школе Саша проявил незаурядные способности и учился на одни пятерки.

Сколько мальчик себя помнил, у него на шее всегда висела серебряная цепочка, а на ней серебряная подковка, с обратной стороны которой была надпись: «Моей Анюте, от Прохора». Надпись была до такой степени мелкой, что прочитывалась только под лупой. Саша как-то порывался снять цепочку, но Инга Сидоровна категорически запретила.

Объяснять происхождение этой вещи она тоже отказалась, пообещав сделать это в день совершеннолетия сына. В конце концов Саша привык к цепочке, а подковку считал своим талисманом, приносившим удачу. Загадывая желание, даже обращался к ней за помощью. Вершковы же добросовестно относились к воспитанию единственного чада, но слишком баловали его, исполняя практически все капризы, а он, по детской наивности, относил это к заслугам талисмана.

Тайну рождения Саши знали трое: Вершковы – приемные родители и уже престарелая мать Инги Сидоровны Агриппина Матвеевна, которая наотрез отклонила предложение дочки переехать с ней в Москву и осталась доживать свой век в родном городе.

После побега старшего сына из колонии строгого режима жизнь Ирины Анатольевны протекала относительно спокойно. Материальную помощь от Алексея семья получала существенную и нужды не знала. Незаметно подрастали младшие дети. Правда, иногда допекали родные братья Ирины, спившиеся вконец. Но нужно отдать должное, что сильно не наглели, надолго запомнился урок, который им преподали друзья Атамана.

И все-таки однажды перебрав сверх нормы, они заявились к сестре и потребовали денег на выпивку.

– На сегодня вам уже достаточно, – возразила Ирина. – Идите домой, жены наверное заждались.

– Плевать нам на них, – распоясался, окончательно потеряв контроль над собой, Михаил. Костя, как обычно, стоял в сторонке и виновато опустив голову, исподлобья наблюдал за развитием событий.

– Так ты дашь на бутылку или нет? – настаивал старший брат.

Александр Вершков, облокотившись левой рукой на письменный стол в своем кабинете и подперев ладонью подбородок, барабанил костяшками правой руки по гладко отполированной поверхности стола.

Новоявленному следователю было о чем задуматься. В Сургут он слетал вхолостую и до сих пор не мог отделаться от впечатления, что за ним следили. Подозрение пало на крупного и полного татарина, который обратил на себя внимание еще в самолете. В Сургут они летели одним рейсом и тот не сводил с Вершкова любопытных глаз. И на товарной станции, когда производили контрольный завес мяса, выгружая его из вагона и сверяя с записями накладной, в поле зрения мелькнула уже знакомая фигура.

– Я становлюсь слишком подозрительным, это не больше, чем простое совпадение, – промелькнула в его голове мысль. – Насмотрелся американских боевиков, вот и мерещится слежка.

– Сейчас явится Вихрова и я постараюсь вывести ее на чистую воду, – решил следователь, взглянув на часы.

Тихоня и Сотник получили конкретное задание от Атамана: провести профилактическую работу с Вихровой, то есть вынудить ее отказаться от первоначальных показаний следственным органам и уволиться с мясокомбината. На счет средств Алексей даже не обмолвился, а это означало, что не запрещались любые приемы, лишь бы они возымели нужное действие.

Любовь Леонидовна Казакова, заранее созвонившись, встретилась с Герасимовым в парке. Сутулый, сидя на скамейке, читал записку от Атамана. Но вот он расправил сутулые плечи и подтянул к себе ноги, что означало, что с посланием он ознакомился.

– Что просил передать Алексей мне на словах? – спросил он.

– Для осуществления одного плана мне нужен надежный водитель, – ответила Люба. – Брат заверил, что ты мне подыщешь такого человека или сам войдешь в дело, – и она поделилась с ним деталями. Она безоговорочно доверяла старшему брату, поэтому говорила открыто, не считая нужным что-либо скрывать от человека, к которому тот ее направил.

– Опасное дельце, – произнес Павел после некоторого раздумья. – Но толковое и прибыльное.

– Ты мне поможешь? – В ее ожидающем взгляде скользило явное нетерпение. Сутулый улыбнулся и ответил не сразу, как бы испытывая ее терпение:

Тарас Поликарпович Мирошниченко отсидел три с половиной года в спецколонии усиленного режима для бывших работников правоохранительных органов и служащих внутренних войск. В убийстве полковника Сазонова его никто не заподозрил, но и три с половиной года существенно сказались на его физическом и моральном состоянии.

Он потерял в весе сорок килограммов, похудело лицо, заметно обвисла кожа на щеках и шее. Зато пропала одышка, к тому же в нем еще оставалось полных девяносто килограммов, поэтому выглядел он по-прежнему, солидно. На руках Тараса Поликарповича была справка об освобождении и немного карманных денег.

И на жизнь он еще смотрел с оптимизмом, рассчитывая на милость жены, хотя та ему ни разу не написала и не приехала на свидание. «В конце концов, она живет в доме, купленном на мои деньги», – рассуждал он.

По дороге к родному пристанищу он представлял, как встречают его жена и сын.

«Сын теперь стал самостоятельным, институт закончил, а, возможно, и женился. Внуков буду воспитывать», – размечтался он.