Семь повестей Сергея Антонова, объединенных в сборнике, — «Лена», «Поддубенские частушки», «Дело было в Пенькове», «Тетя Луша», «Аленка», «Петрович» и «Разорванный рубль», — представляют собой как бы отдельные главы единого повествования о жизни сельской молодежи, начиная от первых послевоенных лет до нашего времени. Для настоящего издания повести заново выправлены автором.
Глава первая
Сорняк
Когда-то, давным-давно, деревню Пеньково окружали дремучие леса и в лесах этих водились медведи и лешие. Постепенно пашня оттесняла леса, они далеко отступили от деревни, и ни медведей, ни леших в них не стало. Правда, Матвей Морозов, бывший тракторист, а теперь рядовой колхозник, рассказывал недавно, что в бору, у самой дороги, ведущей в МТС, прыгало что-то косматое с сосны на сосну и бормотало: «Суперфосфаты, суперфосфаты…» И хотя Матвей божился и давал честное комсомольское слово, что все это он видел собственными глазами, никто, кроме Глечикова, не принял всерьез его рассказа. Колхозники знали, что в бога Матвей не верит, в комсомоле не состоит, да и выдумывать про лешего он стал тогда, когда бригадир Тятюшкин посылал его везти в МТС бочку, а ехать туда ему не хотелось.
Далеко отступили леса от Пенькова, но память о них осталась навеки: у каждого колхозника на усадьбе растет своя маленькая роща, а во дворе дедушки Глечикова в урожайные годы вылезают из-под земли белые грибы в коричневых беретах. А за деревней, у реки Казанки, в том месте, куда ходят реветь пеньковские девчата, среди кустов тальника и орешника, среди белых березок с черными копытцами до сих пор сохранились трухлявые пни давнишней поруби.
Пеньковский колхоз «Волна» до объединения с Кирилловной и Суслихой жил богато, и, наверное, поэтому весной сюда слетается множество грачей и ласточек. Целыми днями птицы мечутся над избами, дерутся и горланят до звона в ушах, и от их крика бухгалтер Евсей Евсеевич теряет соображение и пишет цифры не в ту графу. Вечером птицы куда-то исчезают, и в деревне наступает покойная, благостная тишина.
Хороши летние вечера в Пенькове!
Солнце, честно прогревавшее целый день землю, только что скрылось за лесом, и только верхушки самой высокой сосны перед избой Ивана Саввича золотятся его прощальными лучами. Наступают светлые сумерки. Сперва темнеет в избах, потом на улице. Гаснет верхушка сосны. Гаснет заря.
Глава вторая
О том, как трудно
увязать квантовую теорию
и хулиганство
Лекция «Сны и сновидения» кончилась, и на улицу повалил народ. После долгого вынужденного молчания люди всласть шумели, разговаривали о насущных делах, сразу, видно, позабыв и про сны и про сновидения.
Лектор Дима Крутиков остановился на крыльце под лампочкой, моргая близорукими глазами. На его добром полном лице отразилось недоумение.
— Царькову не видели? — спросил он Матвея.
— Видал. А что?
— Она хотела меня проводить на ночлег. Я в темноте плохо ориентируюсь.
