Если пролететь полторы тысячи миль на север от Перта вдоль побережья Индийского океана, а потом еще миль триста в глубь материка, можно заметить горсточку белых домиков, прилепившихся у подножия Кимберлийских гор. Это и есть Лагуна Эйгара, которую легко узнать по кучам битого стекла, сплошным кольцом окружившим крошечный поселок.

На самом деле никакой лагуны здесь нет, ибо единственная поблизости речушка спешит унести стекающие с гор дождевые воды прочь от поселка в тщетной попытке напоить вечно жаждущие пески Внутренней пустыни. Но своенравный ручей — отнюдь не самая живописная деталь пейзажа. Главная здешняя достопримечательность — это «бутылочное кольцо». Долгие годы дворники местной гостиницы свозили на окраину пустые бутылки — сначала на запряженных волами телегах, а потом на маленьких грузовичках, — пока не набралась их там добрая тысяча тонн.

Ничего не поделаешь, девать бутылки больше некуда — не везти же в Перт. И кольцо продолжает расти — разумеется, в противоположную от поселка сторону, иначе и гостиница, и полицейский участок, и магазин вместе с десятком домов давно были бы погребены под грудами битого стекла.

Инспектор Наполеон Бонапарт (друзья звали его Бони) оказался в этих краях совершенно случайно. Он только что закончил расследование дела об убийствах в Бруме и возвращался в свой родной штат. Однако самолет, которым он летел, совершил вынужденную посадку в Лагуне Эйгара из-за неполадок в моторе. Здесь, на дальнем севере континента, самолеты не слишком придерживались расписания, поэтому инспектору пришлось снять номер в обветшалой гостинице и запастись терпением. В тот день поселок словно вымер. Даже констебль укатил куда-то по делам.

Гостиница с ее обшитыми досками глинобитными стенами и железной кровлей напоминала старинные салуны американского Запада и была своего рода оазисом посреди раскинувшихся на тысячи миль пустынных пространств, все население которых составляла сотня с лишним фермеров-скотоводов, старателей и вездесущих государственных чиновников.

Вот уже пять лет Сэм Ледлоу водил грузовики по дорогам Кимберли. Он отлично изучил огромные машины, на которых ездил, и, ремонтируя их в пути, случалось, творил настоящие чудеса с куском обыкновенной проволоки в руках. Нынешним гаражным механикам такое показалось бы просто фантастикой. Работа у Сэма и впрямь была фантастическая: он колесил по фантастически извилистым дорогам, видел горы фантастических очертаний и цветов, и небо над ним вспыхивало по ночам фантастическими росчерками падающих звезд.

Сэм выехал из порта Уиндем шестнадцатого августа на трехосном грузовике с десятью тоннами припасов для ферм, разбросанных к югу от Лагуны Эйгара. Миль десять машина катилась по равнине к югу от Уиндема, в море травы, высокой и желтой, как спелая пшеница. Потом дорога поползла вверх по дну все более сужающейся долины между одетых красным и серым гранитом плоскогорий с поросшими редким низким кустарником склонами. Хребты сплетались в запутанный лабиринт тысячефутовых стен. Усыпанная щебнем и сланцем дорога была сплошь изрыта ухабами.

Сэм делал самое большее двенадцать миль в час, все время переключая передачи. Узкие глубокие ущелья с крутыми склонами зияли, словно трещины после землетрясения. Казалось, неповоротливой машине Сэма через них просто не протиснуться. Скальные выступы на дороге, подобно огромным зубам, терзали шины, подбрасывая и швыряя грузовик из стороны в сторону, как угодивший в шторм корабль.

От Уиндема до Лагуны Эйгара около двухсот сорока миль, и Сэм обычно преодолевал это расстояние за два дня.

Когда забрезжило утро семнадцатого августа, грузовик Сэма находился примерно в восьмидесяти милях от Уиндема. Сэм ночевал в кабине, и, чтобы начать новый день, ему надо было лишь сбросить с себя пару одеял, сунуть ноги в ботинки, которые он никогда не зашнуровывал, и, спрыгнув на землю, снова развести костер и вскипятить себе чаю на завтрак. Сэм был дюжий, крепкий, хотя и довольно тучный, мужчина. Кроме ботинок на нем были только невероятно замасленные шорты. Его руки и торс покрывал красноватый загар, коротко подстриженные русые волосы и жесткая борода отливали рыжинкой.

Лагуне Эйгара, лежащей вдали от моря, среди южных отрогов Кимберлийских гор, судьба подарила благодатный климат. В зимние месяцы здесь стоит прекрасная погода, да и долгое лето, когда прибрежные Брум и Уиндем изнывают от влажной духоты, вполне переносимо.

Доктор Морли, горячий энтузиаст местного климата, уверял, что, не будь приходящих с юга инфекционных заболеваний, люди жили бы здесь до ста лет и больше. Предположение это было не лишено оснований, если верить утверждению доктора, что самому ему уже стукнуло восемьдесят шесть, — выглядел он никак не старше шестидесяти. Он мог показаться чересчур сухопарым, зато был проворнее многих молодых. Взор его светло-карих глаз был ясен, и, хотя Морли немало поспособствовал появлению бутылочного кольца, его ум был проницателен и остр, как у сорокалетнего бизнесмена.

Когда Бони постучал в дверь его трехкомнатного домика, доктор Эдвин Морли ответил голосом зычным и грубым, как у старого погонщика волов:

— Входите и будьте прокляты!

Бони открыл забранную сеткой от мух дверь и вошел в коридор, освещенный лишь из передней комнаты. Войдя в нее, он, к своему изумлению, увидел ковры, полки с книгами по стенам, удобную мебель и льющие мягкий свет масляные лампы под абажурами.

Старший констебль Ирвин поначалу не понравился Бони. Однако вскоре первое впечатление рассеялось.

Ирвин приехал на небольшом выносливом грузовичке; его трекеры, как и было им положено, путешествовали в кузове, на ящиках с грузом. Ирвин вылез из кабины и зашагал навстречу инспектору Наполеону Бонапарту. Он держался неестественно прямо — не столько оттого, что у него затекла спина, сколько из субординации.

Ирвин был высок, широкоплеч и немного нескладен. При ходьбе он слегка загребал ногами — результат многих лет, проведенных в седле. Лет тридцати пяти на вид, он был рыжеволос, голубоглаз, большерот. С красновато-загорелого лица, похоже, никогда не сходила улыбка. Прежде чем заговорить, он усмехнулся, точно ему послышалось что-то забавное в жуткой разноголосице слетевшихся на мертвечину ворон.

После взаимных представлений Ирвин сказал:

— Вчера ночью нам удалось связаться с управлением, и шеф предложил, чтобы вы взялись за это дело, раз уж оказались здесь. Он передает вам привет, сэр, и обещает ближайшим самолетом направить в Лагуну человека, который примет участок Стенхауза.