На двух пюпитрах - две стопки бумаг. Та, что справа, пожелтела от времени, чернила выцвели и, кажется, пахнут пылью. Это не оригинал, это копия, но копиист старался тщательно воспроизвести все, включая мельчайшие особенности почерка. Графология - глупость и суеверие, но, тем не менее, то, как человек пишет, говорит кое-что о строе его мыслей. Этот лист - болтун. Ровные строчки, большие пробелы, одинаковый отступ, четкий почерк, романский шрифт - без завитушек, но и без излишней смазанности. Читателю должно быть легко. То же относится и к излагаемым мыслям. Все просто, понятно, внятно. И в самой этой простоте - какое-то тихое изящество, щегольство. Будто автор улыбается, слегка, краем рта: "Да, это была сложная проблема. Над ней веками ломали головы. А теперь все расписано по пунктам, можно брать и использовать."

Копию эту сделали почти сто лет назад с оригинала, переданного в Орден Проповедников. Оригинал, может быть, уничтожен, может быть - спрятан еще надежнее копии. Может быть, просто пришел в негодность.

Сколько копий было снято с "ромской рукописи" - никто не знает. Если есть одна, то могло быть две, три и четыре. Сколько братьев Ордена, помимо копиистов, ознакомилось с этим документом? Кто может сказать точно, если данная копия не передана законным путем, а попросту украдена? Удивительно уже, что сама рукопись оказалась не легендой, не вымыслом, а грустной реальностью. И, чтобы в этом удостовериться, потребовались всего-то сто лет, серьезные осложнения у Ордена в Аурелии - впрочем, у Сообщества ничуть не меньшие, - и очень много золота. То есть - почти ничего.

Не смешной "Некрономикон", не арабские колдовские песнопения, неблагозвучные, но в целом безобидные, не алхимические трактаты, зашифрованные в пять слоев, а потому бесполезные для всех, кроме автора, не трактаты чернокнижников, описывающие вещи вредоносные, но известные... "ромская рукопись". Знаменитая работа великого инженера, химика и врача, решившего проверить, есть ли зерно истины в суевериях дьяволопоклонников - и составившего по результатам нечто вроде учебника. Вернее даже, вроде букваря.

Результаты проверки - слева, на втором пюпитре. Новая бумага, яркие глянцевые чернила с изумрудным отливом. Модный почерк с растянутыми вертикальными линиями и резкими росчерками. Модный лет тридцать назад, когда писавший учился, с какой силой нажимать на перо и когда отрывать его от бумаги. Старательно учился - навык сохранился до сих пор.

Чайник - из добротной керамики, стенки в палец толщиной. Основательный и надежный, как его создатели. Хорошо, что из керамики - в Японии делают и металлические чайники, весят они куда как много.

Когда такая штука, запущенная меткой рукой, влетает ровно в плечевой сустав, думаешь только две вещи: хорошо, что керамика. И хорошо, что кабинет оформлен в минималистcком стиле. Стол большой, ноутбук нужен, ни кресло, ни ковер далеко не забросить.

- Почему я должен выбирать, кто из вас прав?!

Нипочему. No reason. Потому что выбирать не надо. Прав, по умолчанию, родственник. Даже не потому, что он-то не ушел своими ногами, и не потому, что он не сопротивлялся. Потому что он - близкий человек, член семьи.

- Я вам говорил, что его не надо, нельзя слушать, да? Вообще - нельзя!

Ровно в тот момент, когда Кейс въезжает в городок, ослепительное солнце сменяется темно-серыми сумерками, а на крыше автомобиля затевает тур чечетки взбесившаяся лошадь.

Ливень. С градом. Хляби небесные разверзлись, а дорога на глазах начала превращаться в хляби земные. Полицейская машина, до того бодро бежавшая по грунтовке, начала сбавлять скорость и вязнуть в почве. Метров за пятьсот до участка она затонула окончательно, погрузившись в раскисшую за минуты землю так, что пассажирскую дверь пришлось тянуть снаружи и толкать изнутри. Ноги проваливались по середину голени. Поверить, что полчаса назад земля была сухой, звонкой и растрескавшейся, как старая глиняная кружка, было невозможно.

Какая подлость. Когда за преступника играют местные власти, соседи, члены семьи, группировки - это еще понятно, но природа?! Нужна была жаркая сухая погода, и она же продержалась до последнего. Нарочно выжидала, чтобы испортиться прямо на глазах. Назло. Ливни пришли на неделю раньше графика.

Но это не значит, что они вот так же, раньше графика, и закончатся. Или что они закончатся вообще. Кейс пьет горячий чай с местной настойкой, настойки в нем больше, чем чая, это достоинство, ест бутерброд с солониной - предпочитая не думать, кого или что они тут солят - и рассматривает местных служителей закона. Лица у них длинные от тоски. Мало того, что дожди. Мало того, что по такой погоде собаку из дому не выгонишь, а преступник и сам не пойдет - тем более, что до сих пор он убивал только по жаре... если это и правда серия. Так еще и придется неизвестно сколько времени провести с доктором Камински. А характер доктора Камински всей стране известен и вряд ли успел исправиться за последние сутки. Кейс производит внутреннюю инвентаризацию себя - нет, решительно не успел.

Доктор Камински в очередной раз берет со стола кружку - и заезжает себе по зубам, а чай выплескивается на колени, на грубую доску стола. Координация тоже не успела улучшиться. Дорога, перепад давления, температуры и влажности не способствуют. А у полицейских не хватает ума сообразить, что не надо, не надо, не надо!.. наливать чашку всклень горячим, сладким и крепким. Идиоты. Или это специально?

Если тебя просят вывезти средних да Монтефельтро на море - это вполне приятно. И Пауле отдых, и вообще... Конечно, нужно быть европейцами, чтобы купаться зимой в воде температурой +23, но оба довольны. Если тебя вдруг сдергивают с обоими корсарами назад, в корпорацию - это не трагедия, потому что на пляже отчаянно скучно даже с корсарами, а купаться куда приятнее в бассейне или во флоридском аквапарке. Корсары, конечно, обижаются - но слова "мама велела" пока еще имеют над ними магическую власть. Вот над младшим Антонио - уже не вполне, он на море ехать отказался. Тоже понятно: ему в тринадцать с книжкой и то интереснее, и если можно шариться по лабораториям и помещениям службы безопасности, так плевать на море, а уж вылазка в город...

Когда ты после сборов уединяешься в туалетной кабине и набираешь сообщение Максиму, желая узнать, что случилось, поскольку приказ возвращаться пришел по его линии, а не от Паулы и не от охраны да Монтефельтро, и узнаешь, что Антонио-младший пропал в столице, Антонио хочется оторвать уши. Пропадает он уже в четвертый раз: гуляет по Флориде, заводит знакомства, при помощи столичной шпаны измывается над охраной, а потом, когда ему звонит мать, объясняет, что он вообще-то эту охрану видит с крыши, как они суетятся, так что все под контролем, мама. Потом соображаешь, что если бы и в этот раз все было как раньше, никто бы не стал устраивать экстренную эвакуацию средних с пляжа.

Корсарам об этом, конечно, говорить нельзя. Но шестилетке Пьеро достаточно того, что мама велела, а вот одиннадцатилетний Франческо-младший - это ходячее наказание. Как взглянешь в эти анимационные огроменные глазища небесной синевы, так и понимаешь, почему его назвали в честь дяди. Только дядя уже вырос и отрастил хоть какую-то выдержку - а этот... Пубета... Пубертатный период, ага. Помноженный на характер. Глаза уже на мокром месте.

- Что-то случилось? - спрашивает для вида, кажется, а сам уже уверен: да.

- Ничего не случилось, - напоказ ворчит Алваро. - Ваш старший братец опять над охраной измывается. А нам отдуваться, потому что так по протоколу положено.

Это не дело, думает Кейс, это какой-то сиротский приют. Ни по одному из трех трупов даже не проводили вскрытие в силу того, что в трехтысячной дыре по имени Веракрус де Санта-Мария есть фельдшер и ветеринар, а более никакого медицинского персонала нет, не говоря уж о патанатоме. Морга тоже. Поэтому всех трех убитых похоронили на следующий же день после осмотра. Хорошо еще, что засняли место преступления и трупы - но на что засняли-то, на одноразовые "Polarizador", которые всем полицейским участкам даром рассылает корпорация от щедрот своей фабрики. Качество - соответствующее цене. И на том, впрочем, спасибо - все равно ни фотолаборатории, ни одного компьютера в дыре имени Святого Креста Пресвятой Девы Марии нет.

Два раза собака не взяла след, потому что вокруг трупа разлили настойку перца. Один раз - потому что жители дыры все следы затоптали, толпясь вокруг найденного тела. Собаки здесь изумительные, злобные полудикие костлявые твари, найдут и черта, если он оставит хоть отпечаток копыта - но среди ста пар ног нужную не определили. Хотя - звоночек: никуда вне деревни ни один след не вел. Или - опять перец?

Разумеется, о такой роскоши, как взятие проб спермы - да и сперма ли еще то была... да была ли там сперма вообще - и кожи из-под ногтей жертв с последующей отправкой биоматериалов в столицу на анализ речь не шла. Вообще все, что сделала местная полиция - три человека, двое рядовых и начальник в чине лейтенанта, - засняли, произвели осмотр, попытались найти свидетелей, записали все в три папочки, потом, после третьего убийства, соединили в одну. Все. Хотя для этой дыры имени С.К.П.Д.М. - уже вершина профессионализма.

- Так, - говорит Кейс. - Мне нужны три списка. Во-первых, всех, кто был осужден или подозревался в изнасилованиях и растлении малолетних. Во-вторых, всех, про кого ходили подобные разговоры, сплетни и наговоры. Потом - всех, кого можно считать сумасшедшими, сдвинутыми или со странностями. С уточнением характера странностей. С указанием семейного положения. Мужчин, конечно, - уточняет на всякий случай доктор Камински. - От тринадцати до шестидесяти. И, да я хочу знать обо всех случаях хронического семейного насилия, которые бытовали здесь от пяти до сорока лет назад. Пьянство, религиозный фанатизм, все тому подобное...

Бесформенный идиот строчит в блокнотике, кивает, таращит глаза. Надо будет им на прощание набить на здешней раздолбанной машинке стандартную инструкцию. Вот ведь - кто бы мог подумать, что надо взять еще и переносной принтер. Бесконечно далеки вы, доктор Камински, от реалий работы полиции в каких-то двухстах километрах от Флориды.

- К-к-когда?.. - спрашивает Кейс у "мальчика из телевизора", едва начав слышать собственный голос.

В ушах до сих пор вращались лопасти вертолетов, гигантских мясорубок и ветряных мельниц, рушились плотины, трескались жернова, падали стены и трубили трубы иерихонские. Мучительно хотелось убить кого-нибудь насмерть, и не кого-нибудь, а виновника всего происходящего. Нет, не корпоративного молодого человека, а искомого Доктора Моро. Поймать на месте преступления и привязать между двух... нет, четырех вертолетов. Как к лошадям в старину. И можно просто запустить винты, взлетать необязательно. От звука сам сдохнет.

Корпоративную злую собаку хотелось только вывесить наружу и прополоскать в гуле винтов и декабрьском ливне. Минут двадцать-тридцать хватит. Трудно было к сбруе хоть мотоциклетный шлем присовокупить?

- Часов двадцать назад, - отвечает корпоративный мальчик, проявляя чудеса сообразительности: не переспрашивая, что "когда", куда и зачем.

Сколько?..

- Шесть, - сказал Деметрио, скидывая рабочую куртку. - Наш рабочий день окончен.

Хозяин складов вытянул шею, отвел назад руки - словно взлететь собрался, - и принялся интенсивно аргументировать свою позицию. Очень интенсивно и экспрессивно, переходя от унизительных характеристик Деметрио и его "банды ленивых бездельников" к угрозам незаконным - без предупреждения и оплаты - увольнением. Все это, конечно, не стоило выеденного яйца и потраченного воздуха, поскольку другую бригаду грузчиков за кормежку, жилье и символическую плату найти во Флориде было трудновато, а вот другого работодателя - проще простого. В последний год. Хозяин еще не успел осознать разницу, а, главное, понять, что если прямо сейчас выставить вон единственных работников, то три фуры так и останутся неразгруженными и до утра, и до полудня следующего дня.

Но все, что плел плешивый мелкий собственник, было замечательно, прекрасно и чертовски своевременно, поскольку Деметрио очень хотелось с кем-нибудь поссориться, а ссориться без причины он не любил.

- Ренн, вы знаете такое слово - профсоюз? Ну вот идите к нему и заберитесь ему туда, куда солнце не светит. Потому что мы в нем не состоим. А три четверти грузчиков города состоят. И они вас, жадного урода, не пошлют нежно и вежливо, как я. Они выслушают ваше предложение, возьмут вас - и у вас больше не будет никаких проблем с рабочими, потому что вашу пасть натянут на все прочие органы, а ваши загребущие лапы при этом вывернут наизнанку. А потом вас сдадут в музей топологии - и вы будете там сохнуть, не зная, что это такое, и почему оно так называется.

- Так до полуночи же фуры надо отпустить! - возопил собственник. - Ну надо!!!

Сердце красавицы всячески склонно

В возрасте юном, а также в преклонном,

Даже отсутствие кожи и рожи,

Ей не помеха, Господи Боже...

Последние полчаса полета, посадка и поездка на автомобиле - медленное погружение в болото. Не болото даже, нефтяное озеро: густая липкая тьма, звездчатая, мерцающая, пульсирующая. То ли рабочий коктейль оказался не самым лучшим, то ли все-таки не стоило пить вдвое больше Гомеса, то ли недавний шумовой удар - неважно уже, важно, что нужно как-то выплывать, а сил нет, и окружающего мира нет, ничего нет, есть гипотонический криз, верный навязчивый поклонник...

Реальность всплывает изредка, вспышками: посадочная площадка, гладкий зализанный темно-синий автомобиль, неудобный подголовник, заставляющий нагибать голову вперед, пропускные пункты, лифт, какое-то помещение с людьми... яркие, хлещущие картинки, союзники криза. Лучше их не рассматривать вовсе, закрыть глаза: все равно перед ними то темно, то слишком много цвета. Злая собака ухитряется как-то так управлять недвижимостью в лице Кейс, что можно переступать своими собственными ногами, хотя вообще-то чужими и ватными, но вот для движения нужен внешний импульс.

Потом - вода, опять очень много воды, со всех сторон, но на этот раз - горячей... и следом за тем ледяной. На третью перемену возвращаются слух и голос, и можно уже сказать все, что хочется... никаких спасибо, а только проклятия палачу.

- Извините, сейчас будет хуже, - сообщает палач, еще невидимый, но уже ощутимый: руки, поворачивающие туда и сюда, запах мокрой ткани, одеколона, антисептика...

Да. Действительно хуже. Расстрел ледяной водой. Струи лупят горизонтально, повсюду, от голеней до шеи, напор - как из полицейского гидранта, стоять невозможно, и падать некуда, потому что сзади тоже вода, и на нее можно опираться, как на ограду. Только очень больно. Хорошо, что больно: я все-таки есть.

Антонио перечитывал записи и морщился. Действительно маньяк. Лечиться нужно. Конечно, иммунные реакции - мощная штука, на них много можно раскачать, но варварство же и вандализм. И, конечно, это еще не все материалы, только небольшая часть. До остальных тоже нужно добраться, только попозже.

И вообще - о чем он думал? Если бы он просто исходники свои с предварительными выводами опубликовал - за него бы дрались по меньшей мере три института. Да дядя Франческо ему бы просто лабораторию с нуля сделал и всех специалистов нашел, даром что он медициной прямо не занимается... Это в сколько раз быстрее работа пошла бы? Надо ж быть таким кретином. А теперь, конечно, нужно готовый результат предъявлять, чтобы руками потрогать можно было. Иначе убьют же.

Может быть, и так убьют: никто же не выжил до сих пор. Хотя если нас все же найдут, но удастся объяснить, в чем дело, то синьора доктора приберет либо отцовская, либо дядина корпорация. Еще и подерутся, кому достанется. Но, конечно, за таким экспериментатором нужен строжайший присмотр. Смешно - настоящий Безумный Доктор из одноименного старого комикса.

- Я нашел вам ошибку. Как минимум одну, - говорит Антонио. Он старается произносить каждый звук как можно медленнее - и двигаться по счету. Потому что нервные узлы отработали классно и сейчас он сам себе напоминает ту ящерку, которая может бегать по поверхности воды. Нужно крепко все тормозить, чтобы тебя слышали, чтобы ничего не разбить, да и самому не покалечиться.

- Она в самом начале совсем. Смотрите, вот.