Анатолийское нагорье похоже на котел, плоское дно которого занимает почти всю центральную часть Малой Азии, а крутые, почти отвесные стены образованы горными хребтами Понта и Тавра. Здесь, в этом огромном котле, история на протяжении веков и тысячелетий перемешивала судьбы не только людей, но и целых народов…

Вот и эта история началась задолго до того, как явились на свет ее многие герои. Но, не успев начаться, она затаилась, подобно вулкану или пожару на болоте, чтобы вновь заявить о себе тогда, когда, казалось, до нее нет дела уже никому, словно предупреждая, что в подлунном мире ничто бесследно не проходит и ничему забвенье не грозит.

И если вдруг события, описанные в этой истории, кому-то покажутся знакомыми, то это совпадение, ибо тогда и там, где она началась, она могла произойти почти с любым…

Стояла промозглая осенняя пора, за окнами аудитории моросил нудный дождь, и нависшее свинцовое небо не предвещало ничего хорошего. Однако на душе у Даниэла было светло и радостно, будто его команда победила в Лиге чемпионов или словно ему посчастливилось выиграть автомобиль. Но фортуна, как и прежде, играла с ним в жмурки, а футболисты родного Карлсруэ — во втором дивизионе германской бундеслиги. Просто сегодня вновь было занято пустовавшее долгое время место в третьем ряду у окна.

Та девушка, что сидела за этим столом, похитила покой у Дэна с первого же дня, как они стали студентами. Она и в самом деле была замечательна. Во-первых, внешностью. Ее ниспадающие водопадом, темные как смоль волнистые волосы; ее классический, словно вышедший из-под резца Микеланджело, нос; ее чувственные, алые на фоне молочной кожи губы и изумительной красоты изумрудные, с поволокой, глаза — все это не могло оставить равнодушным любого, чьему взору были привычны сдержанные краски и неброские черты нордических женщин. Во-вторых, Даниэл ни разу не видел ее с сигаретой или с пивом в руках. И наконец, она единственная из всех девушек не носила этих вызывающих брюк, выставляющих напоказ надетое под ними белье.

Все дни, пока ее не было на занятиях, Дэн убеждал себя в том, что нужно решиться и познакомиться с ней, пока его не опередил кто-либо другой. То, что друга у нее пока еще нет, он знал наверняка. Чтобы удостовериться в этом, он много раз, следуя за нею тенью, провожал ее по вечерам домой, а утром, спозаранку, — на занятия. А сколько выходных провел он, дежуря у ее парадной! Окончательную ясность в это дело должен был внести Октобер-фест. Потому что если и был у нее какой-то законспирированный поклонник, то он обязательно проявил бы себя в эти праздничные дни. Но, увы, она перестала выходить из дому в самый канун праздников, и целый месяц он ее вообще не видел. И вот сегодня утром, когда он уже собирался покинуть свой уже порядком опостылевший пост, распахнулась дверь парадной, и на пороге появилась Она!

От нахлынувших чувств Даниэл, позабыв обо всем на свете, чуть было не кинулся ей навстречу. Но, спохватившись, притаился за деревом, прильнув к стоящему там своему мотоциклу. Девушка тем временем, раскрыв над собою зонт, поспешила к автобусной остановке, а он, выйдя из своего укрытия и ведя рядом с собою мотоцикл, крадучись и прячась за деревьями, последовал за ней. Не успела она укрыться под навесом стоянки, как подъехавший автобус забрал ее с собой, а он, оседлав свою машину, последовал за ним, сохраняя для конспирации приличную дистанцию. И когда автобус подъехал к университету, а она, выпрыгнув из него, вновь раскрыла над собою зонт, он, сделав рукою не требующий комментариев жест «йес!», помчался к университетской парковке, предвкушая день, который пройдет рядом с нею!

И вот теперь, исподтишка наблюдая за нею в аудитории, он убеждал себя подойти к ней, как только прозвенит звонок. Однако чем ближе становился этот момент, тем сильнее становились его сомнения. Не желая себе в том признаваться, он просто боялся, что разговор не получится, пойдет не так, как ему хотелось, или, что еще хуже, она ему скажет «нет». При таком исходе намного предпочтительнее представлялась нынешняя ситуация, лишенная ясности, но зато сохраняющая надежду. Но, с другой стороны, нет ничего хуже сладкого плена пьянящих надежд…

Бывалые путешественники порой утверждают, что различают аэропорты так же легко, как иная мать своих близнецов. Но для большинства пассажиров они похожи так, как могут быть похожи две капли одного дождя. Вот и сейчас, наблюдая рутинную суету в здании аэропорта, неискушенному человеку трудно было бы понять, где это происходит, если бы диктор вдруг не объявил об окончании посадки на рейс Стамбул — Женева.

Пожилой мужчина, совершавший намаз в укромном уголке аэровокзала, поднялся с коврика, свернул его в дорожную сумку и, недоуменно взглянув на свои часы, быстрым шагом направился к посадочной зоне. В его секторе уже не было никого, кроме сотрудницы аэропорта. Предъявив ей посадочный талон, он занял место в стоящем снаружи автобусе и, вновь взглянув на свои часы, приложил их к уху. Его худшие подозрения подтвердились — часы стояли.

Автобус закрыл двери и тронулся с места. Пожилого пассажира слегка качнуло, и, ухватившись за поручень, он застыл на месте, словно сфинкс.

На вид ему было около семидесяти лет; невысокого роста, с сильной проседью, с красивым, изборожденным морщинами лицом. Безусловный шарм ему придавали пышные седые усы и орлиный нос. А волевой подбородок и дерзкий взгляд выдавали в нем сильную личность. Одет он был с безупречным вкусом. На нем был гармонирующий с сединою светло-серый костюм и ослепительной белизны рубашка. Довершал ансамбль подобранный в тон галстук с элегантным зажимом из белого матового металла.

Автобус тем временем остановился и выпустил своих пассажиров, а те, поднявшись по трапу, заняли места в самолете. А еще через какое-то время лайнер, выкатившись на взлетную полосу, разбежался, взмыл в ночное небо и, развернувшись над кажущимся стаей светлячков ночным городом, взял курс на север, унося в своем чреве располагающихся ко сну пассажиров.

Он не терял времени в полете и заранее обдумал каждый свой шаг. Приехав в Стамбул, он прямо в аэропорту скопировал текст и, найдя в одном из кафе телефонный справочник, позвонил в бюро переводов. Приехав туда и узнав у специалистов, что записи сделаны на армянском языке, Мустафа сильно помрачнел. Однако нисколько не удивился. Разделив ксерокопию на несколько частей и оставив там же одну из них, разузнав адреса ближайших переводчиков, объехал их, оставляя везде еще по фрагменту. Не зная, о чем текст, он не хотел, чтобы кто-то смог прочесть все целиком.

Не успел он раздать весь текст, как пришло время вновь проехаться по тем же адресам, для того чтобы получить готовые переводы. Расплатившись в последнем бюро и забрав оттуда оставленный текст и его перевод, он вышел на набережную. Ноги сами понесли его к ближайшему кафе. Сев за первый же свободный столик, он заказал себе чашечку кофе и, вытащив из кармана пронумерованные листки с переводами, соединил их воедино. Несмотря на то что ему не терпелось приступить к чтению, он медлил.

Он словно нерешительно остановился на пороге, за которым ждала неизвестность. Еще можно было остановиться, можно было не перешагивать порог. Потрясения прошедшего дня забудутся, как забылось многое, что когда-то потрясало его. Возможно, со временем ему удастся убедить себя, что все это лишь плоды его расстроенного воображения. Может, и не было никакой песни.

Но тетрадка! Кто знает, может быть, то, что в ней написано, способно перевернуть всю его оставшуюся жизнь. В прошлом уже ничего изменить нельзя. Значит, то, что сейчас он узнает, будет равносильно приговору, который обжалованию не подлежит! Потому что приговор этот вынесен безжалостным судьей, имя которому — Время…

Молодой безусый официант, принеся чашечку кофе, скользнул глазами по лежащим на столе бумагам. Перехватив его любопытный взгляд, Мустафа перевернул их и неодобрительно взглянул на парнишку. Тот сконфузился, виновато отвел глаза и, смахнув со скатерти невидимую крошку, с поклоном удалился к бару. Проводив его взглядом, Мустафа глотнул обжигающе горячий напиток и, собравшись с духом, перевернул листки и стал читать.

Французский пограничник с нескрываемым подозрением разглядывал паспорт, успевший задень отметиться на стольких границах.

Выйдя из аэропорта, Мустафа взял такси и попросил отвезти его в полицейский комиссариат. Приехав и зайдя в здание, он обратился к первому же повстречавшемуся ему сотруднику с вопросом, где и как можно навести справки об интересующем его человеке. Тот, разведя руками, посоветовал Мустафе обратиться в мэрию — мол, у полиции хватает и своих забот.

Вернувшись к машине, он сел на заднее сиденье и кратко бросил:

— В мэрию.

Таксист слегка пожал плечами: