— Что значит — бежали? — Сарнан, глава славного города Мирна, возмущенно воззрился на младшего брата.

— А то и значит, — на Саэла его взгляд не произвел никакого впечатления, — Начали мы трупы считать, глядим — их слишком мало. Ушлые оказались, пока общая свалка шла, вырвались и утекли.

— И много?

— Что-то около семи десятков, сейчас выясняем.

Сарнан поднялся из-за стола и подошёл к окну. Свой пост он занимал уже не первый год, но сейчас неприятность случилась в его личном хозяйстве, родовом поместье, которое он не так давно расширил. Дела шли в гору, благосостояние росло — и вот на тебе…

Небольшой костёр бросал в небо снопы искр, по круглой полянке метались тени. Таскир поднял голову к ярким звёздам, машинально отыскивая Скакуна — первое созвездие, которое он научился различать, и которое теперь первым искал каждый раз, поднимая глаза к звёздному небу. Боги, как давно это было — крыльцо просторного старого дома, мирная тишина полей, рощ и виноградников, старый учитель, показывающий маленькому Тасу звёзды и называющий их имена. Ничего этого теперь уже нет. Дом сожжён, земля продана, учитель уже, конечно, тоже лежит в неведомой могиле. Как давно…

А ведь он отнюдь не стар, даже сорока ещё не исполнилось. Но кажется — три жизни за плечами. Беззаботное детство, счастливая юность, оборвавшаяся чередой страшных войн, и, наконец, рабство, которое теперь тоже позади, а впереди жизнь и борьба — насмерть. С Коэной, с Роком, с неумолимым ходом вещей, отнявшим у рамальцев свободу и власть над собственной землёй, и отдавшим их в руки безжалостных чужаков. Коэнцы всегда оставались чужаками, хоть и прожили здесь больше пятисот лет. Их армия сильна, сильны и их боги, но есть свои Боги и у Рамаллы, а дух её бойцов ещё не сломлен. Вот и посмотрим, кто кого!

А когда-то Коэна была не более чем одним из городов Рамаллы, далеко не самым сильным и многолюдным. Она была основана беглецами откуда-то из-за моря, утверждавшими, что они — потомки богов. Своих богов — веру давшей им приют земли они так и не признали. Сначала над ними посмеивались, хоть и беззлобно — места хватало всем, и высокомерие чужаков выглядело всего лишь забавной причудой. Не сами ли они утверждали, что их родина, легендарная Райда, была низвергнула разгневанными божествами за излишнюю гордыню? Видать, беда их так ничего и не научила.

Потом над коэнцами смеяться перестали. Как случилось, что эти полуварвары, эти обитатели пары сотен глинобитных хижин на холмистом берегу реки Инн

и

сумели распространить свою власть на всю Рамаллу, а после — и за её пределы? Впору было поверить, что боги Райды и впрямь вернули им свою благосклонность. Но куда больше Таскира поражало иное — как получилось, что племена Рамаллы признали их власть? Кто — покорившись силе оружия, а кто и добровольно, вот что самое поразительное. Почему эта зловонная язва на теле Матери-Земли, именуемая Великой Коэной, не была выжжена калёным железом, как только показала зубы? Уж в те-то времена у рамальцев бы на это сил хватило. Но факт оставался фактом — вот уже три века, как вся земля от Арсета на востоке, до Рудесских гор на западе считалась сердцем Коэнской империи, и в глазах смунца или настара между коэнцем или рамальцем не было никакой разницы. И не соверши последний из династии Элоров роковую ошибку, не запрети он давать рамальцам коэнское гражданство — так бы оно и продолжалось по сей день. Коренные жители Рамаллы, хозяева этой земли, добивались гражданства Коэны как чести, как милости! Подумать только!

Таскир опустил глаза, усилием воли возвращаясь в настоящее. По другую сторону костра Тархи о чём-то негромко переговаривался с молодым Арном. Неслышно подошёл Гирхарт и опустился на землю чуть в стороне от них. Странный парень. Интересно, сколько ему лет? По виду определить трудно, но явно больше тридцати. Таскир не знал о нём почти ничего, кроме имени и того, что он был умелым воином, причём сражаться, судя по всему, ему приходилось отнюдь не рядовым. Чувствовалась в нём, возможно, им самим не осознаваемая властность, привычка командовать и уверенность человека, твёрдо знающего, чего он хочет и как этого добиться. Но о его происхождении оставалось только гадать. Гирхарт — имя коэнское, но за столетия владычества Коэны её имена широко распространились по окрестным землям, так что само по себе оно ещё ни о чём не говорит. Рода же своего Гирхарт не назвал, хотя Таскир был готов поклясться, что он не из простых. Ясно лишь, что родился он где-то в пределах Рамаллы, в крайнем случае — в Тинине, а не в Ханохе и не в Смуне, к примеру.

Послание Тиокреду было готово. Гирхарт перечитал его ещё раз, и, удовлетворенно кивнув сам себе, поставил подпись и запечатал. Поднявшись из-за самодельного стола, он накинул плащ — стояла глубокая осень, и было прохладно — и вышел из глинобитной хижины, выполнявшей роль штаба.

Дул холодный ветер. Гирхарт прошёл через изрядно разросшийся лагерь, в котором жило уже больше двухсот человек. Невдалеке слышалось рявканье Эвера, гонявшего недавно прибывшее пополнение. Видевший это сотни раз, Гирхарт без труда представил себе, что там сейчас происходит: «Становись! Так, ровней, брюхи убрать! Кому сказано! Направо! Кругом! Кругом! Зачем? Пойдёшь на дело, узнаешь зачем! А чтоб язык не распускал — отжаться двадцать раз! Да пониже, пониже!»

Гонец уже ждал. Тогда, во время летнего совета, когда он впервые упомянул о Тиокреде, Гирхарт не стал уточнять, что один из их товарищей по побегу в свое время воевал под началом изгнанного императора и потому, хоть и не знаком с самим Кравтом, знает многих его офицеров. А значит, велик шанс, что кто-то в Настаране его вспомнит. Гирхарт отдал письмо, они попрощались, и гонец вскочил на коня. В неприметной бухточке к западу от Кимны его должно ждать пиратское судно, и, если будет на то воля Богов, то уже через месяц придёт ответ.

Гирхарт постоял, прислушиваясь к затихающему топоту копыт, потом повернулся и пошёл обратно в лагерь.

Его товарищи были правы в своих подозрениях — Гирхарт действительно был коэнцем, более того — коэнским нобилем, последним в древнем и славном роду Даанов. Увы, боги были не слишком благосклонны к его предкам. Род обеднел и захирел. Лериэн Даан, отец Гирхарта, стал офицером в армии, поскольку на службу в гвардии у него не хватало средств, и там сошелся с двумя другими офицерами — Эрганом Кравтом и Керном Далесом. Энергичный и талантливый Кравт быстро обогнал товарищей на карьерной лестнице, но не зазнался и друзей не забыл. Отец Гирхарта дослужился до полковника и, когда он погиб в одном из сражений, Эрган позаботился о назначении пособия вдове и детям, а после смерти матери, ненадолго пережившей мужа, хотел взять Гирхарта и его сестру Инелу в свой дом, но уступил просьбе Далеса, у которого своих детей не было. Опекун молодых Даанов продолжал поддерживать дружеские отношения с семейством Кравтов, и Гирхарт стал товарищем детских игр младшего сына Эргана Вестана Кравта. Когда Рамалла вдруг сошла с ума, и рамальцы объявили об отделении от Коэнской империи и создании собственного государства, Эрган взял сына и его друга в свою армию вестовыми. Им обоим было тогда по пятнадцати лет.

Первый налёт прошёл вполне успешно. Скрытно подобравшись к господскому дому, отряд обложил его кольцом. Затем, дождавшись наступления темноты, когда в поместье уже собрались запирать ворота, один из людей Гирхарта подогнал к ним пяток овец, позаимствованных у знакомого пастуха, и принялся барабанить в створки, крича, что ему приказали доставить свежее мясо для кухни. Охрана обругала «пастуха» последними словами, но ворота всё же открыла. Одновременно с этим несколько десятков человек, используя заранее припасённые веревки и лестницы, в нескольких местах перебрались через окружающую постройки стену. Остальное было делом техники. Правда, без эксцессов все же не обошлось. После того, как отряд, связав стражников и заперев всех остальных обитателей поместья, споро очистил дом и хозяйственные постройки от съестных припасов и ценностей и собрался во дворе, Таскир с Гирхартом устроили перекличку, и оказалось, что одного из Гирхартовых людей не хватает. Его нашли довольно быстро — он ухитрился-таки затащить в укромный уголок какую-то девчонку, что было строго запрещено. Не из высокоморальных соображений, разумеется, — просто из-за опасения, что подобные развлечения могут задержать отряд до рассвета, что было бы нежелательно, тем более что собравшиеся на Вастасе женским вниманием обделены вовсе не были. Жители окрестных деревень давно усвоили, что с разбойниками лучше дружить, и многие поселянки вполне благосклонно смотрели на сильных и ловких молодцов из зелёного леса.

Гирхарт молча двинул ослушника в челюсть и велел ему встать в строй, а по возвращении в лагерь приказал его выпороть, после чего собрал всех и объявил, что на первый раз прощает, но в дальнейшем любой, кто ослушается приказа во время выполнения задания, будет убит на месте.

— Те, кого это не устраивает, могут уходить прямо сейчас, — добавил он. — Предлагаю это в первый и последний раз. Те же, кто решит остаться, запомните, и передайте тем, кто придёт позже: отныне попытка покинуть лагерь без разрешения будет наказываться. Вы не разбойники, вы бойцы, давшие клятву сражаться с Коэной до конца. Вы сделали свой выбор, когда пришли сюда, и теперь у нас всех только один путь — победить либо погибнуть.

Люди запереглядывались, но не ушел никто, даже наказанный. Гирхарт, впрочем, и не боялся, что его отряд разбежится. Идти им особо было некуда, разве что искать другую разбойничью шайку, в которую ещё неизвестно, примут ли, или пробираться за пределы Империи, рискуя быть схваченными по дороге. А здесь они уже пристроены, только вот дисциплина… С этим еще придется повозиться.

Съестные припасы пошли в общий котёл, из прочей добычи тоже выделили часть на нужды всего отряда, а остальное разделили поровну между всеми, не делая разницы между стариками и новенькими. Идея принадлежала Таскиру, но Гирхарт ее весьма одобрил: слух о такой справедливости должен был привлечь к ним новых добровольцев. Свою долю Гирхарт тоже отдал на нужды отряда, за исключением золотой цепочки, которую подарил Фрине.

Ответ от Тиокреда пришёл без задержки. Привезшего его гонца сопровождал седоватый сухощавый человек средних лет, оказавшийся одним из войсковых казначеев по имени Ромни. Он передал Гирхарту крупную сумму в золоте и письмо, написанное Кравтом собственноручно. Содержание письма было вполне предсказуемым. Сначала Тиокред напоминал Гирхарту о его дезертирстве из отступающей армии, потом давал понять, что Гирхарт может искупить свой проступок, если сумеет оказать помощь правому делу. Далее шли конкретные вопросы, что он собирается предпринять, и что ему может понадобиться.

Гирхарт с усмешкой пододвинул к себе серебряную чернильницу, взятую при одном из налётов. Отряд уже успел ограбить ещё несколько усадеб, не говоря уж об отдельных невезучих путниках, и в ближайшем будущем планировал нападение на обоз объезжавших местные селения купцов. Далеко не все грабежи прошли так же тихо и мирно, как первый опыт, случались стычки с охраной, были в отряде и первые потери, к счастью, небольшие. Но было и пополнение, и весьма многочисленное. Пожалуй, если так пойдёт дальше, скоро им придётся начать отказывать добровольцам. В Вастасских лесах можно спрятать с полтысячи человек, столько они и решили набрать, но больше — уже опасно. Вот ближе к лету, когда они будут готовы…

Гирхарт ещё раз взглянул на лежащее перед ним послание Тиокреда. Помимо всего прочего, в нём содержалось и вполне официальное назначение его командующим будущей повстанческой армии. «Знаков твоей новой должности я тебе не посылаю, надеюсь, ты добудешь их сам…» Да, это похоже на Тиокреда. Но теперь он, Гирхарт, не просто мятежник и атаман разбойничьей шайки, он генерал. Интересно, что Тиокред планирует сделать с войском беглых рабов после победы? Распустить их уже не получится, тем паче вернуть хозяевам. Неужели признает?

Впрочем, до этого ещё надо дожить. Итак, что нам может понадобиться, кроме денег? Оружие, конечно же, а ещё — люди. Солдат он сделает, десятников и сотников тоже, но ему нужны опытные старшие офицеры. Кравт не откажет. Он, говорят, Ваану офицеров посылает, а ведь эманийский царь, хотя и давний союзник, не может помочь ему вернуть корону. Надо будет, кстати, написать и Ваану тоже. Правда, это уже сделал Таскир, но надо дать понять эманийскому лису, что Гирхарт — не подчинённый предводителя движения за освобождение Рамаллы. Вполне возможно, что Ваан уже знает об этом от Тиокреда, но всё равно лучше общаться с ним без посредников.

На дорогой, тонко выделанный пергамент легли ровные чёткие строки. Гирхарт писал быстро, почти не задумываясь. Практически весь ответ был готов заранее, оставалось лишь облечь его в соответствующую форму, добавив выражение верноподданнических чувств. Догадывается ли Тиокред, что его новый союзник играет в свою игру? А хотя бы и догадывался…

Голубое весеннее небо было очень ярким и казалось совсем близким — можно дотронуться, только протяни руку. Уже который день стояла прекрасная погода, в вышине не было ни облачка, словно Хозяйка облачных стад накрепко заперла двери своего загона, позволяя брату своему Солнцу, разъезжающему по небу на золотой колеснице, без помех обогреть и высушить уставшую от зимних дождей землю. Залитые солнечным светом дворцы и храмы казались празднично яркими и нарядными, Коэна купалась в солнечном сиянии, как красавица в бассейне с ароматной водой. Лёгкий ветерок шевелил ветки зацветающих садов, играл знаменем, поднятым на шпиле императорского дворца, давая разглядеть на голубом, сливающемся с небесной твердью полотнище вышитую золотом дубовую ветвь. Дуб на лазури. Слава и справедливость…

Каниэл Лавар отвернулся от окна и окинул взглядом просторную и светлую трапезную с мозаичным полом. За столом их было четверо, все — люди ещё довольно молодые, родовитые и влиятельные, достигшие высоких постов, но сохранившие юношескую дружбу. Жаль, что теперь они видятся реже, чем хотелось бы, но за всё приходится платить, и хорошо, если только свободным временем.

Обед уже закончился, слуги вынесли всё, кроме вина и фруктов. В разговоре, до того оживлённом, возникла пауза, каждый думал о своём.

— Когда вы выезжаете, Каниэл? — прервал молчание Верн Налани, хозяин дома.

— Послезавтра. Как раз к концу месяца буду в Кадане.

За дверью раздались шаги, звякнуло оружие, кто-то что-то спросил, кто-то ответил. Снова что-то звякнуло, обмен репликами за дверью перерос в короткий, но бурный спор.

— Кажется, это к тебе, — сонно сказала Фрина.

Подтверждая её слова, раздался осторожный стук в дверь. Помянув демонов преисподней, Гирхарт поднялся с ложа и быстро оделся. Открыв дверь, он нос к носу столкнулся с Исмиром, который уже занёс руку для повторного стука.

— Что там? — раздражённо поинтересовался Гирхарт. — Пожар?

— Прошу прощения, генерал, — извиняющимся тоном сказал смунец. — Прибыл коэнский ювелир. Вы сказали, как только он появится, сразу вести его к вам.

Войско Таскира уходило — без лишнего шума, без прощальных парадов и напутственных речей. Через пару дней армия Гирхарта также должна была сняться с лагеря и двинуться навстречу своей судьбе, какова бы она ни была, а сейчас генерал молча смотрел, как мимо него маршируют ровные ряды пехотной колонны. За пехотой потянулись всадники. Три пехотных полка, два кавалерийских и один стрелковый, всего около тринадцати тысяч человек.

Сам Таскир ехал во главе своей конницы. Арна и Эвера видно не было, видимо, они возглавляли другие части. Когда конь Таскира поравнялся с Гирхартом, тот обнажил меч и отсалютовал бывшему соратнику. Таскир в ответ вскинул руку в воинском приветствии.

Провожающих было довольно много. Кто-то, как и Гирхарт, салютовал уходящим, другие махали руками и выкрикивали напутствия, шутливые и не очень, но этим всё и ограничивалось. Мерно стучал барабан, задавая походный ритм, оба повстанческих войска расходились буднично, словно их ничего не связывало, словно и не было прошедших полутора лет, дорог, побед, потерь…

Мимо потянулись обозные телеги, и Гирхарт повернулся, чтобы уходить, но тут заметил женщину, бегущую вдоль строя марширующих солдат. Фрина! Гирхарт с возрастающим удивлением смотрел, как его подруга догнала Таскира и пошла рядом с его конём, держась за стремя. Таскир наклонился к ней с седла. Она что-то горячо говорила, жестикулируя свободной рукой, Таскир качал головой, видимо, не соглашаясь. Вот он выпрямился и дал шенкеля своему скакуну. Женщина выпустила стремя и осталась стоять на обочине, обхватив себя руками за плечи и пристально глядя ему вслед. Когда Гирхарт подошёл к ней сзади и обнял, она вздрогнула, уронила руки и прижалась к нему. Её била дрожь, но глаза были сухими.

— Что случилось? — спросил он, гладя чёрные волосы.

Грубовато выполненная карта была тем не менее довольно точной. Гирхарт проглядел её и, свернув, передал адъютанту. Местность он помнил и так, и карту потребовал лишь для того, чтобы убедиться в её пригодности для использования. В разросшейся армии карт не хватало, приходилось самим копировать уже имеющиеся, и командующий не ленился лично проверять качество копий.

Армия шла на северо-восток. Шла без дорог, держа направление на Мезерские горы. Мезеры были невысоки, но с большой армией в них передвигаться и сражаться было трудно. Зато можно было быть уверенным, что никому и в голову не придёт, будто найдётся сумасшедший, решивший притащить туда войско.

Разведчики доносят, что коэнская армия под командованием Тимейла Сави стоит на Южной дороге. Вернее, стоит её половина, а вторая, под командованием заместителя Сави — Верна Налани, ушла по Восточной к Талити. Уловка Гирхарта удалась в полной мере, коэнцы разделили свои силы, но это было ещё не всё. Генерал усмехнулся, представив физиономию Сави, когда ему доложат, что мятежники и не думают двигаться ему навстречу, а вместо этого уходят к горам. Разумеется, он устремится в погоню, а как же иначе? И это хорошо, потому что Гирхарт намерен дать себя догнать. Драться с коэнцами всё равно рано или поздно придется, и лучше делать это здесь, чем на равнине. Трудности же перехода Гирхарта не пугали. Горцы — народ свободолюбивый и к коэнцам не слишком расположенный, а у повстанцев было время договориться и о проводниках, и о военной помощи, и о поставках продовольствия.

Ох, и несладко же придется коэнским воякам! Даже в лучшие времена они никогда не умели воевать в горах. А сейчас армия Великой Коэны и вовсе пришла в упадок. Все те, кто чего-то стоят, сейчас на внешних фронтах — либо в Эмайе, либо в Настаране. Здесь остались лишь карьеристы, или те, кто вовсе не пригоден к военной службе. Список офицеров, добытый и переданный ему его столичными информаторами, лишь подтвердил то, что Даан знал и так: почти никто из направленных против него командиров военным опытом не обладал. Верн Налани еще что-то смыслил, успел повоевать под началом маршала Серлея, но его доблестный главнокомандующий услал навстречу Таскиру. Лучше бы оставил вместо себя, ибо сам Тимейл Сави в последний раз видел поле боя лет пятнадцать назад, в бытность свою капитаном. Гражданскую войну пересидел где-то в Тинине, а когда стало ясно, что верх взяли Арнари, поспешил к ним с изъявлениями преданности. Семья у него родовитая и влиятельная, почему он был замечен и пошёл вверх, причём ухитрялся получать чины, не покидая Коэны. Нынешнее назначение он тоже, как пить дать, получил благодаря связям при дворе, но водить войска — это тебе не парадом командовать. Пора вам, господин Сави, показать, на что вы действительно способны.

Армия ходко двигалась к горам. Погода стояла прекрасная, земля цвела, обещая к осени обильный урожай. Мезеры приближались с каждым днём. Покачиваясь в седле, Гирхарт созерцал знакомые, и не утратившие своей прелести пейзажи. Когда он последний раз любовался родной (как бы там ни было, всё же родной!) землёй? Хотя земля-то ни в чём перед ним не виновата. И было это, кажется… Да, после того, как они вошли в Коэну, и их отвели на отдых. Позже как-то не получалось — Гирхарт был то слишком подавлен, то слишком занят. И теперь видит всё точно впервые. Забавно всё-таки устроен человек. Сегодня восхищается красотой полей и рощ, а завтра зальёт эти поля кровью и не испытает по этому поводу никаких угрызений совести. По крайней мере он, Гирхарт, точно не испытает.

Гирхарт проснулся ещё до рассвета. Безжалостно растолкав спавшего тут же адъютанта, генерал облился холодной водой, набранной в ручье. Второе ведро он вылил на адъютанта. Парнишка лет шестнадцати, взятый Гирхартом в порученцы за грамотность и расторопность, отскочил, отфыркиваясь, и поспешно натянул рубаху. Гирхарт засмеялся, глядя на его ошарашенную физиономию, и приказал поднимать остальных. Парень убежал, ворча себе под нос что-то явно нелестное для командующего. Беззлобно махнув рукой, Гирхарт вошёл в палатку и ещё раз рассмотрел чертёж. Что ж, всё решено, план боя готов, оставалось только действовать.

Не прошло и получаса, как в палатке Гирхарта собрались командиры всех полков. Генерал оглядел своих офицеров. Несмотря на ранний подъём, сонных лиц не было. Все внимательны, собранны и спокойно ждут распоряжений.

— Господа, — начал Гирхарт, — вы должны выстроить свои полки и быть готовыми выступить через час, максимум — полтора, причем проделать всё это по возможности тихо. Как только построение будет закончено, мы все, кроме дозорных, которые будут наблюдать за коэнским лагерем, атакуем отряд, запирающий Красное урочище. Кавалерию пустить впереди. Покончив с ними, возвращаемся и атакуем тех, кто стоит в Слёзном. Там лошади не пройдут, поэтому действует только пехота. Кавалерия тем временем занимает позицию здесь, укрываясь за склоном Медвежьей, — он провёл концом стиля над чертежом, уточняя позицию. — Третья наша цель — их лагерь. На помощь нам придут отряды горцев, смотрите не перепутайте их с врагами, — он улыбнулся, давая понять, что это шутка. — Вопросы?

Полковники переглянулись.

— В каком порядке строить полки, господин генерал?