Впервые я ее увидел на улочке Найонг Пилипино — реставрированной деревни в предместье Манилы.

Она вышла из Этнографического музея, в котором собраны все известные материалы древней культуры Тасадея. До встречи с ней я считал, что нет никакого смысла снимать фильм о каменном веке. Когда же произошла наша встреча, дай Бог памяти? двадцать второго апреля. А сегодня уже третье июля. Значит, прошло уже почти полтора месяца. И если я все-таки снял фильм о древней культуре, то это случилось исключительно благодаря ей.

Я только что закончил съемку на открытой площадке летнего театра, где происходил фестиваль танцев — конечно же, современных. Возле нас остановилось джипни.

Джипни — это местное коммунальное такси, обычно ярко разукрашенное полосками красного, желтого, голубого и зеленого цветов, орхидеями из пластика, лошадками из алюминия, цыплятами из дешевого стекла, фаллическими символами, фигурками девушек и прочими безделушками. В таком такси пассажиры договариваются между собой о маршруте сами, предварительно согласовав его с водителем. И все это удовольствие обходится в четыре или пять сентаво.

Развалюха, как всегда, была переполнена. В Республике Филипины на каждый квадратный километр территории приходится больше полицейских, чем в любой другой стране мира, поэтому здесь наказывается незамедлительно любое мельчайшее нарушение местных установлений. Вас, например, могут арестовать и посадить на месяц в тюрьму только за то, что вы случайно уронили клочок бумажки на лужайке общественного парка или приняли участие в демонстрации в поддержку оппозиции иного депутата. Возможно, все эти строгости совершенно оправданны. Впрочем, не мне быть судьей местной морали и обычаев чужой страны. Даже не потрудившись повернуть голову в нашу сторону, водитель небрежно бросил:

Мы находимся в руках Аравы. Он с нами для того, чтобы найти дорогу и быть нашим проводником. Поэтому пусть сам и принимает решения! Я не собираюсь критиковать его поступки в первый же день. Я приберегу свое вмешательство для более важных случаев, касающихся вопросов жизни и смерти: или счастья и несчастья, которые не менее важны, а по сути дела — то же самое, что жизнь и смерть.

Тем не менее, одна вещь говорит в его пользу: верный знак его скрытого гения — вчера вечером он нашел для нас невероятный бамбуковый отель в деревне, где с трудом можно было найти хоть какое-нибудь пристанище. Я всегда удивляюсь, должна ли я читать справа налево или слева направо, чтобы правильно расшифровать мысли и чувства этой прекрасной тени… Сам он иногда затрудняется найти правильное решение. Что происходит в его голове, когда эти двое Арав спорят друг с другом, одновременно подойдя к перекрестку? Который из них уступает: мара христианину или наоборот?

До сих пор я надеялась, что его реакция на устройство нас на ночлег прошлой ночью прояснит мне хоть что-нибудь, но он никак не прореагировал. Непознаваемы эти непроницаемые люди Востока! Я не узнаю, будет ли радоваться мара, увидев, как семейные пары немедленно забывают свои клятвы, или христианин будет возмущен этим.

Я должна признаться, что мне не следует проявлять такого легкомысленного любопытства и мои известные принципы лучше бы удержали меня от этого, как я и поступаю теперь, располагая людей по строгим категориям и предполагая, что знаю, как они поступят в том или ином случае. Но мои принципы включают также понятие относительности, так как я не испытываю угрызений совести, когда говорю себе? что мара и христианин одновременно предполагают особенно тяжелую наследственность и эти две ипостаси нелегко соединяются в одном человеке.

Как мы можем это, в конце концов, узнать? Без утомительных ограничений не было бы возможности подняться над ними. То есть об этом же я говорила раньше: когда никто не превысит своей власти, никто не захочет восстать. Жизнь становится слишком монотонной.