Переведенная и выпущенная в свет Госиздатом книга И. Кона принадлежит к тому разряду буржуазной научно-художественной литературы, который можно назвать философско-эстетическим. Социальные корни этого направления глубоко уходят в почву капиталистического общества, обнаруживая при этом то любопытное обстоятельство, что и в области эстетической буржуазная наука не может никакими псевдопозитивными вуалями скрыть своего классового лица, что и здесь буржуазная наука является ничем иным, как теоретическим оправданием форм буржуазного бытия.

Суть дела вкратце сводится к следующему:

Основной и характернейшей чертой буржуазного искусства является его полный разрыв с реальной жизнью. Художественное творчество, не направленное на созидание форм живой действительности, замкнулось в рамки индивидуалистической, в себе и для себя существующей обособленности, выливаясь в законченные, искусственные образцы. Тем самым искусство было противопоставлено жизни и, разумеется, к невыгоде последней. Вместе с тем мышленье, неспособное найти жизненной первопричины такого положения, но в то же время ясно сознававшее какое-то огромное превосходство художественной гармонии, стало искать истоков этой гармонии не в реальных процессах человеческой деятельности, не в том, что можно назвать художественным производством, а в каких-то особых, вне и над жизнью существующих нормах; таким образом к понятию искусства добавилось понятие так наз. «прекрасного» или «красоты». А поскольку вопрос о красоте неизбежно сводится к вопросу о вкусах и, следовательно, оценках, постольку наука о «прекрасном» превратилась в науку о ценностях (И. Кон пишет: «Эстетика имеет целью исследование особого рода ценностей, господствующих в прекрасном и в искусстве», стр. 14).

Это был самый легкий способ отрезать себе всякий путь к опытному, естественно-научному анализу. Раз речь шла об «особого рода ценностях», то тут оставался один выход: опереться не на факты, итти не путем индукции, а взять отправным пунктом заранее принятые за истину положения. Такие положения каждый исследователь брал, согласуясь, конечно, лишь со своими вкусами, из неисчерпаемого склада метафизик и гносеологий (И. Кон пишет: «Предлагаемый опыт с самого начала становится на почву, подготовленную для эстетической науки Кантом», стр. 3). Став догматической, эстетика оказалась одновременно и недоказательной и неопровержимой. Иначе говоря: она потеряла всякое самостоятельное научное значение.

Естественно поэтому, что такое положение долго продолжаться не могло. Успехи положительных наук, с одной стороны, запросы новейшей художественной практики, перед которой эстетика импотентно пасовала, с другой – вызвали к жизни ту дисциплину, которая известна под именем искусствоведения и которая, объединяя исследователей под знаменем борьбы с эстетикой, сразу же поставила вопрос об изучении художественных явлений на опытную и, в частности, экспериментальную почву. Первое время пока новое движение еще не встало на ноги, исход борьбы мог казаться сомнительным, но в настоящее время ясно даже слепому, что буржуазно-гносеологическая эстетика умерла. Но даже не вдаваясь в подробные доказательства по этому поводу, можно заранее утверждать, что для марксизма единственным научно-ценным материалом послужит лишь искусствоведение.