Еще недавно славянские племена были легкой добычей для своих алчных и воинственных соседей. Но пришел опытный и жестокий князь, сподвижник Рюрика-новгородца Олег, и врагам Руси пришлось несладко. Отчаявшись покончить с крепнущей Русью при помощи меча, враги Русского государства используют древнюю черную магию. И потому будущее Руси теперь зависит только от одного человека – от женщины, в жилах которой течет кровь новгородского волка Рюрика. От той, кому богами предопределено править этой землей От псковской девушки по имени Ольга. Только ей по силам остановить бедствия, которые принес на русские земли сделанный византийцами молодому князю Ингвару коварный подарок. Спасти Русь и выжить самой в смертельном противостоянии с пущенными но ее следу хазарскими Гончими смерти.
НАЧАЛО
Я долго ждал, когда наступит этот день – двенадцатый день месяца просинца,
[1]
года 6499 от сотворения мира, или, от Рождения Христова, года 990. В это утро мне, смиренному иноку Константину, в язычестве Некрасу, исполнилось сто лет. Неведомо, за какие заслуги Господь даровал мне долгую жизнь, хотя и чудеса языческие сыграли в этом немалую роль – о том я поведаю дальше. Но сегодняшний день знаменателен для меня и по другой причине. Вчера я закончил повесть, которую писал с позапрошлогоднего Крещения изо дня в день. Ибо я последний из живущих, кто помнит времена славного князя Хельгера Вещего, победителя хазар, венгров и ромеев, и в своей повести я рассказываю о тех далеких днях. Но не о Хельгере мой труд. Другой летописец опишет дела отважного и жестокого преемника Рюрика. Моя книга о той, которая стала первой женщиной, правившей этой землей, и первой святой, просиявшей в ней. Эта книга – об Ольге.
Много дней и ночей я провел с пером в руке, припоминая и описывая те удивительные, уму человеческому непостижимые события, которые мне пришлось пережить в те далекие дни, когда Ольга еще не была женой Ингвара, полагаемого всеми за сына Рюрика великого князя киевского, а всего лишь простой девушкой из псковской земли. По совести сказать, неведома мне была тогда тайна ее рождения. Теперь подошло время поведать о тех событиях миру. Хвала Господу, разум мой, несмотря на прожитые годы, сохранил свою ясность, и я могу ныне вспомнить все, что случилось в лето 905 от Рождества Христова, в то благословенное время, когда мне было всего пятнадцать лет от роду, а Ольге – шестнадцать. Вспомнить и перенести на листы харатьи, чтобы сохранилась правда, когда меня не станет.
Этой ночью я видел сон, который еще раз убедил меня, что я правильно поступил, решившись написать повесть о юности Ольги. Приснилось мне, будто я снова оказался в своей родной деревне Выбуты близ Пскова и стою на берегу речки, которая впадает в реку Великую и которую мы называли Змейкой. И недалече от меня – узкий деревянный мостик, под которым мы в детстве любили прятаться и в сыром полумраке рассказывать друг другу дивные истории о мавках и лесных духах. И будто бы на дворе лето, и согретые солнцем луга по берегам Змейки пестреют цветами, и птицы поют в ракитнике так весело и звонко, что хочется петь вместе с ними. И вижу я, как по противоположному берегу Змейки бежит девушка в холщовой тунике, босая, с распущенными волосами, светлыми и мягкими, будто трепаный лен. Стройная, тоненькая, загорелая. И глаза у нее не голубые, не серые, как у прочих девушек в нашей деревне, но медово-золотистые, янтарные, будто сам Ярила живет в них.
– Некрасушка! – Она смеется и машет мне рукой. – Некрасушка!
– Олюшка! – кричу я ей в ответ, и на душе у меня внезапно становится легко и хорошо. – Хорошая моя! Как же давно я тебя не видал!
Часть I
ЗАГОВОР
I
Солнце начало клониться к закату, когда одиннадцать всадников выехали на вершину плоского глинистого холма. С этой точки безжизненная сожженная солнцем степь с возвышающимися над ней курганами просматривалась до самого горизонта. Отсюда тропа вела вниз, по заросшему ковылем склону к входу в ущелье, узкому, как горло дракона. Эзер-эльтебер
[3]
ощутил, как холодок пробежал по его спине. Цель восьмидневного пути по безжизненной степи была перед ними, но это не радовало – пугало. Он тщательно скрывал свой страх, но самому себе не солжешь. Он боялся того, что ожидало его в этой долине, и на то у Эзер-эльтебера были причины.
Когда десять дней тому назад его вызвали во дворец Кагана, Эзер-эльтебер даже не предполагал, какое поручение даст ему Ослепительный Наран-Итиль Аарон. Когда же Каган объявил ему свою волю, Эзер-эльтебер едва не лишился чувств прямо у престола правителя. То, чего потребовал от него Каган, было делом неслыханным. Однако живому Богу Хазарии не говорят «нет». Эзер-эльтебер сказал «да» и пал ниц у ног Кагана. В это мгновение он подумал, что уже мертв, тем не менее отправился домой, чтобы собираться в путь. По дороге зашел в харчевню у главного рынка выпить вина – от пережитого ужаса его ноги отказывались идти и внутренности шевелились, будто в утробе ползали змеи. Он попросил вина, выпил большую чашу, потом потребовал вторую. И вот тут…
– Господин?
Эзер-эльтебер вздрогнул. Командир его воинов-арсиев,
[4]
араб Мерван, был, как всегда, рядом и теперь ожидал приказа. Степная пыль так покрыла его лицо и одежду, что Мервана можно было бы принять за глиняного идола, оседлавшего коня. Остальные арсии выглядели не лучше своего командира.
– Господин? – повторил араб.
II
Захария отбросил лопату, посмотрел на свои ладони и втихомолку выругался. Он никогда не был белоручкой – тяжелая работа была для него обыкновенным делом. Но земля возле старых каменоломен такая твердая, что из нее можно строить укрепления. Да и еще и солнце палит так, что в глазах темнеет. А до вечера еще далеко. Вряд ли проклятый евнух Василий позволит им прохлаждаться в тени до тех пор, пока не спадет жара…
– Все, не могу больше! – воскликнул Дионисий Фракиец и отбросил заступ. – Хватит, надоело!
– У меня все ладони в пузырях, – сказал Захария. – Только отдохнуть все равно не дадут. Сейчас придет евнух. Или старик. Начнут кричать, что мы ленивые ублюдки и нас следовало бы уморить в застенке.
– Ты веришь, что нас освободят после того, как мы сделаем эту работу? – вдруг спросил Дионисий. – Что-то я очень сомневаюсь.
– Старик показывал мне помилование, подписанное самим басилевсом, – ответил Захария. – Клянусь Иоанном из Фтоломеи, что я сам его видел!
III
Басилевс Лев Шестой Мудрый пил разбавленное водой хиосское вино из простой керамической чаши и смотрел на воды Босфора. Евнух терпеливо ждал, когда император соизволит выйти из своей задумчивости и обратить на него свое внимание.
Император допил вино мелкими глотками, провел ладонью по гладко выбритому подбородку. С тех пор как в бороде императора появилась обильная седина, Лев Мудрый сбрил ее, за что константинопольские шутники стали называть своего императора Лев Актер или Лев Кувуклий.
[8]
Прошел неспешно к столу, поставил на него пустую чашу, сел в резное кресло и закрыл глаза. Прошло несколько минут, прежде чем он решил, что настало время поговорить с евнухом.
– Василий?
– К твоим услугам, Божественный.
– Я заставил тебя ждать.
IV
Пришло время третьей стражи, когда человек, с ног до головы закутанный в темный плащ, постучался в двери неприметного дома на окраине Константинополя. Открывший дверь слуга почтительно поклонился и проводил гостя в скромно обставленный атриум, куда вскорости пришел и хозяин дома.
– Победа, Теофил! – провозгласил гость. – Император принял мой план. С рассветом военный корабль с нашим подарком руссам отправится в Херсонес.
– Я нашел в своей библиотеке кое-какие сведения о предмете, который оказался в наших руках, – сказал Теофил, садясь в кресло напротив гостя. – Все именно так, как я предполагал.
– Расскажи мне о медальоне, – попросил Василий.
– Это будет очень короткий рассказ, мой друг. Все, что я мог рассказать тебе о медальоне, я уже рассказал. Лучше выпьем вина и порадуемся, что Божественный соизволил принять нашу помощь.
