Публичные лекции профессора Аделарда пользовались огромным успехом, особенно у молоденьких студенток. Большой лекционный зал Саломийского университета, как правило, не вмещал всех желающих, поэтому любопытствующий народ запасался стульями загодя, устраиваясь в проходах между столами. Самые преданные фанаты профессора располагались на ковриках прямо у подножья кафедры. Опоздавшие же неудачники вынуждены были толкаться в дверях. Впрочем, нет худа без добра. Лучшего шанса поднять на плечо хорошенькую первокурсницу могло больше и не представиться. И пока очаровашка Брис Аделард вещал о неразгаданных загадках и страшных тайнах давно минувших эпох, исследовать завороженную бархатным профессорским баритоном девицу на наличие приятных достоинств. Кому, как не будущему археологу, обученному неторопливо расчищать хрупкие черепки мягкой кисточкой, уметь незаметно для объекта определить и размер бюста, и длину ног, а при желании - и фасон пояса для чулок. Полевые работы, как говорит профессор, это неоценимый опыт для любого ученого. Как же он прав, старый сердцеед!

В другое время Ланс обязательно воспользовался бы своим опозданием с толком. Скажем, познакомился бы поближе с миленькой брюнеткой, безуспешно пытающейся протолкаться через толпу, чтобы хоть одним глазком взглянуть на своего кумира. В том, что именно седовласого Бриса Аделарда малышка регулярно видит в трепетных снах, Ланс не сомневался ни мгновения. Ему ли не узнать этот лихорадочный блеск глаз, порывистое дыхание и обольстительно пунцовеющие искусанные губы.

Когда Брис вдруг устремляет взор куда-то в пространство, в сверкающий свет, льющийся из высоких арочных окон, и говорит, обращаясь неведомо к кому, будто забыв обо всем на свете: «Иногда мне мерещилась синяя зыбь озер и тенистая зелень там, где был лишь песок и камень. Мираж… Символ человеческой жизни, вот что он такое. Твои глаза видят воду, а её нет и быть не может. Весь пот сразу же высыхает на сухом жарком ветру. Кожа воспаляется. И хочется пить, пить и снова пить…», девичье серце просто обязано забиться чаще.

И из его ярких голубых глаз, в которых навеки отразилось небо пустыни, являет себя завороженным слушателям такая отчаянная тоска по ужасной и прекрасной стране, грозящей цивилизованному человеку тысячей опасностей. Надо заметить, что дизентерия, тиф и малярия - отнюдь не весь скорбный список фатальных напастей. Есть, есть и кое-что похуже некрасивых хворей.