Час до полуночи

Астанин Вадим

Работа бывает разная. Кто-то вербует людей, чтобы отправить их в космос, кому-то поручают расследовать убийство в мире, где почти решена проблема личного бессмертия, кто-то должен исправить ошибку, допущенную загробными бюрократами. Капитан полиции, преследуя нарушителя, совершает преступление, торговый агент продает драматургу Шекспиру персональный компьютер, таинственный господин, не зная покоя, пытается найти способ остановить зло, выпущенное в мир безответственным профессором, экзекутор Святой Инквизиции вынужден наблюдать, как вампиры убивают честного человека. Эти и другие истории вы можете прочесть в сборнике рассказов «За час до полуночи».

Наваждение

Если бы у меня был пистолет, то я бы застрелился. Ей-богу, застрелился. Не раздумывая. Без всякой предсмертной записки, без всяких возвращённых долгов и без всяких прощальных встреч и звонков. Просто взял, да и застрелился. Даже не сходив в туалет, не почистив зубы и не позавтракав. Я бы застрелился без предисловий. Если бы у меня был пистолет. Я бы вытащил обойму, выщелкнул бы из неё все патроны, один за другим, потом собрал их в кучку, шестнадцать раскатившихся по лакированной столешнице патронов, выбрал из них тот единственный, несущий верную смерть. Загнал выбранный мною патрон в патронник и приставил бы пистолет стволом к подбородку, взвёл бы курок и нажал на спусковой крючок. Наверное. Очень может быть. Покончил со всем разом, единым махом перечеркнул бы своё никчемное существование. Наверно, это было бы правильно. Честно. Смело, по-мужски. Мне думается, это было бы справедливо. Если бы у меня был пистолет. Скорее всего, я бы не слишком долго раздумывал. Скорее всего… Забавно, но у меня уже есть пистолет. Точнее, у меня есть два пистолета. Первый, тридцатизарядный, я держу в фирменной коробке. Коробка из красного дерева, крышка изнутри обшита бархатом. Сверху на крышке знак известной оружейной фирмы, затейливый щит с изящными вензелями конструктора и основателя семейного дела. Тот пистолет заперт в стенном сейфе. Второй — пистолет служебный. Шестнадцатизарядный, полуавтоматический. Калибром — девять миллиметров. Его я ношу на работу. Обычно он находится в поясной кобуре. Ложась спать, я кладу его под подушку. Получается, что этот пистолет всегда при мне. Я с ним неразлучен. Выходит, что он — моя семья. Моя жена и мой ребёнок. Мой лучший друг и моя любовница. Шестнадцатизарядный, девятимиллиметровый друг, уютно устроившийся в потертой кобуре на правом боку, скрытый под тканью пиджака или стёганой подкладкой кожаной куртки. Безотказный товарищ, лишенный всех человеческих слабостей, вкупе с недостатками: усталостью, страхом, ревностью, недоверием, завистью и обладающий неоценимым преимуществом: верностью.

Только не подумайте, что я тип с суицидальными наклонностями. Я не страдаю скрытым комплексом самоубийцы и не подвержен частым сезонным депрессиям. Нет, конечно, депрессии случаются и у меня, особенно на следующее утро после хорошей пьянки, когда голова раскалывается от боли и мучает похмельная жажда, но не до такой степени, чтобы хотелось пустить себе пулю в лоб. Хотя бывает, одиночество иногда заедает так, что спазм подступает к горлу.

Я живу в городе, который никогда не спит. В стране, которая работает двадцать четыре часа в сутки. Вы скажете, что один такой город уже есть на земле и называется он… Правильно. Но всё-таки… Назвав его вы всё же ошибётесь. Таких городов много. В Америке, в Европе, в Азии, на Дальнем Востоке, в Японии, в Австралии. Десятки, если не сотни мегаполисов, застроенных небоскрёбами, сияющих электричеством улиц и неоном рекламы, заполненных нескончаемыми потоками автомобилей и табунами туристов, увешанных сувенирными значками, сумками, фотоаппаратами и видеокамерами, дружно пасущихся на тучных равнинах искусства и культурных достопримечательностей, клерками и офис-менеджерами, мечтающими о головокружительной карьере в корпоративном секторе, брокерами и трейдерами, финансовыми аналитиками и воротилами теневого бизнеса (всеми этими наркобаронами, торговцами оружием, хозяевами подпольных казино, киднепперами, шантажистами, вымогателями, содержателями борделей), работягами, проститутками и бомжами. Финансовые, промышленные, научные центры. Такие разные и такие неотличимые друг от друга города — высокотехнологичные продукты мировой глобализации — отнивелированные по единым лекалам транснациональных корпораций, ни в грош не ставящих границы и не признающих традиции и национальную самобытность народов.

Моя контора размещается на семнадцатом этаже «Джей Вудсворт Билдинг Фолл». Моя она не потому, что принадлежит мне, а потому, что я в ней служу. Контора называется «Детективное агентство Баррингтона» и заправляет в ней Говард Уортон Баррингтон, правнук того самого Джоржа Джемисона Баррингтона, знаменитого ганфайтера и дуэлянта с Дикого Запада по прозвищу «Быстрохват», заложившего в далёком XIX веке фундамент семейного бизнеса, исправно кормящего вот уже четвёртое поколение Баррингтонов.

Говард отличный бизнесмен. В семье его называют революционером и ниспровергателем основ. Говард не боится рисковать. Он расширил дело, открыв новые отделения «Детективного агентства Баррингтона» по всему Западному побережью, создал Академию частного сыска, профинансировал создание Независимого института виктимологии и криминалистики, организовал Общественную лабораторию судебно-медицинской экспертизы.

Вербовщик

Я выбрался из машины и закурил. Сигареты были никакие, наполовину синтетические наполнители и ароматизаторы, наполовину мелкая табачная крошка, завёрнутая в жёлтую папиросную бумагу. Цена им была восемь центов за пачку и продавались они повсюду, в каждой придорожной забегаловке, на каждой заправочной станции, в каждом платном туалете. Ими были забиты все торговые автоматы вдоль трассы и ядовито-жёлтые скомканные пачки были щедро разбросаны по кюветам и обочинам шоссе. Я бы с удовольствием выкурил что-нибудь получше этих омерзительно-кислых на вкус «гвоздиков», но сигарет других марок здесь попросту не было, а свои, купленные в городе, я уже все давно скурил. Последние нормальные сигареты закончились в ста километрах до этого места, и, выбросив в открытую форточку сожжёный до самого фильтра окурок, я клятвенно обещал не прикасаться к местной дешёвой отраве. Моей силы воли и терпения хватило ненадолго. Километров шестьдесят я кое-как справлялся с нарастающим желанием немедленно закурить при помощи никотиновой жвачки, но муки лишенного допинга организма вынудили меня остановиться и нарушить клятву. Зашвырнув купленный блок на заднее сиденье, я с остервенением нажал на педаль газа, выплескивая в скорость накопившееся раздражение и недовольство собой за проявленную слабость. Я гнал не останавливаясь, но через через сорок километров не выдержал и сдался окончательно. Трясущимися руками я разодрал пластиковую упаковку, выдернул из пачки желтый овальный цилиндрик, щёлкнул зажигалкой и втянул в легкие солидную порцию дыма. Вторую сигарету я докуривал без спешки, наслаждаясь самим процессом. Затягиваясь, я смаковал вкус дыма, не обращая внимания на гадкое послевкусие и повышенное слюноотделение. Виной тому были синтетические компоненты в табачной смеси. Я курил, плевался слюной буро-коричневого цвета и был счастлив как верблюд, без приключений добравшийся до листьев (или что там у него вместо листьев) саксаула. Предположим, колючек. Меня окружала природа. Не слишком загаженная и потому очень привлекательная. Я стоял на пригорке, с которого открывался великолепный вид на окружающую меня живописную окрестность. Впереди, по ходу движения, в метрах тридцати от моей машины, находилась придорожная забегаловка, именуемая в народе грубо и незамысловато — «тошниловка», длинное одноэтажное здание, и обязательная автомобильная стоянка перед ним. Огромная вывеска над карнизом обещала недорогие обеды и натуральную выпивку. Стоянка была пуста, только у разбитой и перекошенной бензоколонки тёрся обтрепанный бродяга с тощим походным рюкзаком на плече. Видимо, дожидался попутки. Или того, кто не откажется оплатить ему завтрак. Серая лента шоссе сбегала с пригорка в низину и прямо устремлялась к далёким холмам, рассекая надвое бугристую равнину, усеянную пятнами всклоченной растительности. Лёгкий ветерок овевал мое лицо, неся запах пыльцы, цветущих садов, болотной затхлости, свежескошенной травы и испаряющейся с листьев утренней росы. Кучевые облака неспешно плыли в небе, отбрасывая на землю обширные полосы тени. Я забрался в машину и въехал на стоянку. Бродяга всё так же топтался у колонки, напряжённо вглядываясь в пустое шоссе.

— Эй, друг, — закрыв дверцу, позвал я его, — не составишь компанию?

Бродяга отрицательно качнул головой.

— Может тебя подвезти? Если нам по пути, — я показал направления, — то я мог бы тебя подбросить. Но только до Альбертвилля. У меня там деловое свидание.

— Спасибо, мистер, — хриплым голосом ответил бродяга, — но мне в обратную сторону.