Жил-был Иван, ни трезв, ни пьян, телом крепок, взглядом цепок, ростом не прогадал, не высок, но и не мал, не умён и не глуп, с людьми приветен, с дураками груб, по матери — русский, по отцу — лесоруб. Работал Иван в лесу, видел лису, с медведем на равных бодался, и ничего не боялся. Отец рубил, Иван пилил и на биржу лес продавать отвозил. Шесть дней трудился, на седьмой в бане мылся. После бани отдыхал, пиво пил и лубки читал. Работали вдвоём, чтоб все деньги в дом. Работников не нанимали, денег в долг не давали. Но жадными не были. Кому чем помочь, пожалуйста. То ли сруб поднять, то ли брёвна привезти. Плату брали умеренную, согласно установленным тарифам. Жили, не бедствовали. Дом у них был двухэтажный: снизу каменный, сверху из бруса, участок приусадебный на шесть соток, живность всякая, гуси там, утки, куры, корова дойная, поросята, лошади — битюг для работы, да пара гнедых для конного выезда, телега, бричка расписная, сани розвальни и всего остального всякого-разного по мелочи. Как со всем хозяйством втроём управлялись, неведомо. По всему видно, тайное слово какое знали, или помощника какого невидимого к хозяйству приохотили. Правда ли это, выдумка ли, но у Ивана такой помощник имелся. Тяжело было Ивану пилить одному двуручной пилой и сделал он себе компаньона, чурбана стоеросового. Нашёл подходящее бревно, спилил как ему сподручно было по высоте, ветки обрубил, обстругал, чтобы они, значит, удобно за ручку пилы цеплялись, обрубок сделанный на попа поставил и к делу приспособил. И пошла у них работа, залюбуешься. Чурбан стоеросовый ни ест, ни пьёт, отдыха не просит, тихо напевает, во всём Ивану помогает. Иван на того чурбана не нарадуется.

Увеличилась выработка, увеличились и заработки. Задумался Иван. Почему, скажем, он брёвна пилить должен, ежели с ентим чурбан стоеросовый играючи справляется? А к чему отцу его стараться, напрягаться, когда тот же чурбан, правильно настроенный, рубить-валить будет без роздыху? Только направляй-руководи, да следи, чтобы он не накосячил чего от усердности. Сказано-сделано. Выправил Иван новых трёх чурбанов стоеросовых: одного, чтобы рубил-валил, другого, чтобы заместо него пилил, а третьего, чтобы бревна на телегу грузил.

Теперь, получается, в лесу им кажный день делать было нечего. Чурбаны стоеросовые до того навострились, что сами всё исполняли без всякой подсказки и в лучшем виде. Ивану только и оставалось, что пиловочник нагруженный вывозить из лесу на лесную биржу и с приёмщиком по цене торговаться. А Иванов отец — так тот вообще от лесных дел отстранился. Цельными днями на реке пропадает — рыбачит. Не жизнь: малина.

Нарубили-напилили чурбаны стоеросовые пиломатериала — Иван устал возить. Решил отдохнуть, в град-столицу съездить, людей посмотреть, чебуреков поесть и купить фрукт заморский диковинный, киви называется. Себя показать, конечно, не надеялся, кто в стольном граде провинциалом непуганым интересоваться станет? Разве что надзиратель околоточный.

Встал Иван рано утром. Перво-наперво на делянку отправился, чурбанов стоеросовых безотказных обездвижил, затем домой воротился, ключевой водой ополоснулся, бритвой клинковой побрился, завтраком обильным подкрепился, запряг коней гнедых в бричку расписную, ухнул-свистнул, плетью хлестнул и прочь со двора покатил, только его и видели.