В автобусе на переднем сиденье — мама с малышкой на руках, девочкой лет двух с половиной. Мама — флегматичная молодая женщина с миловидным, но статичным сонным лицом и гривой темных волос; малышка же — явно не в маму: хрупкая, с голубыми жилками сквозь полупрозрачную кожу на висках, со светлыми реденькими локонами, большим, почти уродливым ртом, огромными серыми глазами, и — очень живая. Она смотрит в окно, тычет в стекло пальцем и без конца дергает мать: «Мама, мама, матина!», «Мама, мама, батени кан!» Мама равнодушно, не глядя, кивает головой: «Да, машина, да, башенный кран».

Но вот рядом с ними села ещё одна молодая мама, с мальчиком лет четырех. У мамы мальчика — осмысленный, живой взгляд; мальчик — спокойный, воспитанный, с мамой разговаривает как равный; чувствуется, что они понимают друг друга с полуслова.

Девочка моментально преобразилась: отвернулась от окна и стала дружелюбно улыбаться мальчику. Но тот посмотрел на неё равнодушно и рассеянно — как на неразумного младенца.

Девочка стала то подмигивать ему, то прищуриваться, то широко распахивать глазищи, всеми силами стараясь привлечь его внимание, безусловно, зная о привлекательности своих глаз — сама ли догадалась об этом или при ней о них говорили? Она использовала весь свой запас мимики, чтобы привлечь внимание мальчика… Интересно, у кого эта обольстительница переняла приемы? Явно не у мамы. Или родилась с ними?

Мальчик, ничего ещё в этом не понимая, решил, видимо, что девочка просто глупая кривляка, и отвернулся. Девочка же, перестав кривляться, стала возбужденно лопотать что-то ритмическое, покачиваясь в такт похоже, декламировала стихи, ни к кому не обращаясь и все же бросая время от времени в его сторону быстрые взгляды, явно проверяя впечатление. Но мальчик и тут — никакого внимания. Тогда она просто взяла и изо всех сил заверещала. Терпеливая мама не выдержала: встряхнула её как следует и рявкнула: «А ну хватит!» Девочка даже не обратила на это внимания.