Метель разбушевалась не на шутку. Майор Столяров, командир первого батальона специального полка тяжёлых танков выглянул из башенного люка. К темноте январского вечера прибавилась сплошная белая пелена, косо несущаяся над промороженной до звона землёй. Горсть колючих снежинок ударила прямо в глаза, высекая слёзы. Александр протёр двупалой армейской варежкой лицо и выругался про себя. «Не видно ни зги!».

— Включить фары…

Но яркий свет, ударивший из-за рифлёного стекла облегчения не добавил. Наоборот, стало ещё хуже: отражаясь в беспорядочной круговерти кристаллов, лучи просто слепили, лишая все попытки рассмотреть путь всяческого смысла. Майор нырнул вниз, в тепло боевого отделения громадного английского «Черчилля» и выдохнул в ТПУ:

— Ну, его, к чёрту! Туши фары, Олег, вообще ничего не видно! Как ты только рулишь?

В шлемофоне раздался басовитый добродушный смешок:

— Что он делает? Что он делает?!

Парящий штурмовик заложил крутой вираж, в последней попытке попасть на взлётную полосу, но неудачно — болтающийся на честном слове элерон вывалился из держателей и, неуклюже переворачиваясь в воздухе, ринулся к земле. Кто-то. не выдержав, отвернулся — наступала агония. Следом блеснули в неярком зимнем солнце рассыпающиеся тяги, вывалилась стойка шасси, блеснул шлейф бензина, и перевернувшись, «Ил-2» камнем пошёл вниз. Ещё мгновение, и вспух огромный фонтан снега, через который блеснуло холодное пламя…

Они стояли возле почерневшей воронки, обнажив головы, несмотря на лютый мороз. На дне кратера ещё блестели оплавленные куски металла, торчали изуродованные огнём куски рыжих от окалины тросов.

— Замполит…

— Здесь я. товарищ командир…

— Батальон! Стройся!

Прозвучала громкая команда. Возле боевых машин в чётком строю застыли экипажи. Майор взглянул на часы, затем заговорил:

— Бойцы! Товарищи мои! Наступил наш час. Сегодня мы, наконец, покажем фашистской сволочи, как русские умеют воевать. Слушай боевую задачу: батальон после артиллерийской подготовки выступает в атаку на Вертячий. Нас поддерживают пехота и танковый полк. Идём, как всегда — первыми. Вопросы?

Строй молчал, озарённый тусклым зимним солнцем. Александр махнул рукой.

— Отлично. По машинам!..

— Майор Столяров прибыл по вашему приказанию, товарищ генерал!

Владимир чётко отдал честь застыл по стойке «смирно» перед сидящим за столом средних лет мужчиной с авиационными знаками различия. Тот посмотрел на лётчика, затем задумчиво произнёс:

— А плечи, майор, вам в самолёте не мешают?

Лётчик на мгновение опешил — он ожидал чего угодно, но только не такого вопроса.

— Вообще-то, иногда…

— Наши! Ей Богу! Наши! Прорвались!!! Ура!!!

Столяров подкинул шапку к верху, не в силах выразить свои чувства при виде бегущих навстречу его танку советских бойцов. Они смогли! Они рассекли «котёл» на две части! Всё, остались считанные часы до того, как советские бойцы полностью уничтожат шестую армию Паулюса! Последние жестокие бои на бывшем тракторном заводе, хотя почему бывшем? Ещё восстановим! В мешанине ржавого искорёженного металла, среди обломков стен, исчирканных осколками. Среди вспышек огнемётов, разрывов гранат, очередей тяжёлых пулемётов, разрывающих тела на части… Эти немцы дрались до последнего. Эсэсовцы. Не мыслившие себя в плену, не сдающиеся никогда сами, и не берущие в плен. Отборные, элитные воины Гитлера… В следующий момент его стиснул в объятиях рослый боец, одним махом взлетевший по наваренным скобам на танк:

— Спасибо, ребята!

— Да что ты, какие тут могут быть благодарности…

Потом все пили спирт и водку. Закусывали, чем придётся, на радостях. Ещё бы! Такую работу сделать… Александр с трудом вырвался из круга празднующих пехотинцев и отошёл в сторону, отлить… Возле стены, на обнажившейся земле лежал труп немца. Ещё не раздетый, но уже покрытый инеем. Раскрытый в предсмертном крике рот, запрокинутые руки. Рядом валялись скрученные в беспорядочный рулон пулемётные ленты, обрывки каких то бумажек. Равнодушно скользнув по нему взглядом, Столяров сделал своё дело и вернулся к танку. Там шла гульба: наяривала гармонь, плясали люди. Кое-кто стрелял воздух, салютуя победе. Майор прислонился к заиндевевшей броне и потянулся за папиросами… На душе было почему-то легко и спокойно. Да и то сказать — ТАКОЕ дело сделать…