Она читала своему маленькому лорду сказку о Крылатом рыцаре, когда Мия Стоун, облаченная в кожаный костюм для верховой езды, ботинки и сильно пахнущая конюшней, постучала в дверь его спальни. В волосах Мии была солома, а лицо было нахмурено. «Эта угрюмость из-за того, что Микель Редфорт поблизости», – поняла Алейна.

– Ваша светлость, – обратилась Мия к лорду Роберту, – знамена леди Уэйнвуд видели в часе езды отсюда. Она скоро будет здесь, вместе с вашим кузеном Гарри. Не желаете ли поприветствовать их?

«Зачем было упоминать Гарри? – подумала Алейна. – Теперь мы нипочем не вытащим Зяблика из постели». Мальчик ударил подушку.

– Отошлите их прочь. Я не звал их сюда.

Мия выглядела растерянной. Никто в Долине не умел обращаться с мулами лучше нее, но обращение с лордскими сынками — дело совсем другое.

Поутру, когда она покидала Водные Сады, отец встал со своего кресла, чтобы расцеловать ее в обе щеки.

– В твоих руках судьба Дорна, дочь, – сказал он, вкладывая ей в ладонь пергамент с посланием. – Пусть твое путешествие будет быстрым и безопасным. Будь моими глазами, моими ушами, моим голосом… и прежде всего, береги себя.

– Поберегу, отец.

Она не плакала – Арианна Мартелл была принцессой дорнийской, а дорнийцы не тратят воду по пустякам. Но до слез дело едва-едва не дошло: не поцелуи отца заставили глаза Арианны увлажниться, не его осипший голос, а то усилие, с которым он поднялся на ноги – больные, трясущиеся, с раздувшимися, набрякшими от подагры коленями. Встав с кресла, Доран Мартелл показывал свою любовь; встав, он показывал свою веру.

«Он в меня верит, и я его не подведу».