Невозможно сосчитать все стачки и бунты рабочих царской России против угнетателей-капиталистов. Почему же мы отмечаем выступление орехово-зуевских ткачей в январе 1885 года как большое историческое событие? Да потому, что в России это была первая не стихийная, а организованная стачка. Орехово-зуевские ткачи, руководимые Петром Моисеенко, Василием Волковым и Лукой Ивановым, показали всем рабочим России, как надо стоять за свои права.

Стачка получила название Морозовской, потому что произошла на фабрике Морозова — крупнейшего капиталиста, беспощадно эксплуатировавшего рабочих, даже детей. На его фабриках работало более семисот мальчиков и девочек, были среди них и десятилетние.

Сто лет тому назад орехово-зуевские ткачи показали всему капиталистическому миру, какая огромная сила — сплочённый рабочий класс. На суде Пётр Моисеенко из обвиняемого превратился в обвинителя капитализма. На сто один пункт обвинения суд вынужден был дать ответ: рабочие невиновны, действовали в свою защиту.

Вот почему мы помним и чтим стачку орехово-зуевских ткачей 1885 года.

Ночью фабрика похожа на пароход. В окнах яркие огни, машины грохочут, земля вокруг фабрики дрожит.

Ване до сих пор снится большая вода, большие пароходы. Он раньше жил на Волге. Как же давно это было!

Ване двенадцать, он уже два года работает на фабрике. Два года без отца, без матери. Отец погиб на фабрике — попал в машину, а у матери от горя сердце разорвалось. Вот и живёт теперь Ваня при фабрике, в приюте.

Ночная смена тянется медленно. Ваня работает холстовщиком, снимает готовые холсты с машин и отвозит их на тележке браковщикам.

Приютские остались одни. Их пятеро.

— В приют теперь не достучишься, — сказал Вася Шарик. — Нашего сторожа из пушки не разбудишь.

— В казарму какую забежать, погреться? — предложил Кочеток.

— Не пустят, — вздохнул Ваня. — Приютских не любят. Айда-ти в лес! Вон светлынь какая.

На следующий день в приют приходил человек от мастера Шорина. Ребятам было велено на фабрике не показываться.

— Гуляй! Гуляй! — радовались ребята.

Стали думать, куда такое богатство девать — свободный день.

— Бежим на Клязьму с гор кататься! — Миня с Гриней, играючи, тузили друг друга, так им было весело.

— На горах только одежду рвать, на базар пошли! — предложил Кочеток, мальчик рыжий, а потому и страшно задиристый. Попробуй, назови его рыжим, так и кинется в глаза.

Казарма за чугункой — так называли железную дорогу — была двухэтажная. Рабочие казармы строили на века. Кирпич брали хорошо обожжённый, тёмно-красный.

В каждой каморе окно, двухэтажная кровать и полати. В одной каморе жили по две и по три семьи. Коридоры в казармах длинные, гулкие.

Чтение книжки про Стеньку Разина устроили в коридоре. Жильцы вынесли из камор лавки, табуретки, а чтец расположился на подоконнике.

Книжка была написана стихами, но все слушали затаив дыхание.

Пётр Анисимович читал громко, взмахивал рукой, когда место ему особенно нравилось.