Периоды отчаянного украшательства у владельцев «Восточного лотоса» чередовались с периодами полного запустения и равнодушия к интерьеру. Доктор Химмельблау поняла это давно, поскольку обедала здесь, чаще всего в одиночестве, уже лет этак семь. Место оказалось удобным: до излюбленных ею магазинов рукой подать, а еще рядом Национальная галерея, Королевская академия и Британский музей. Главное же, само заведение скромное, уютное, без претензий. Ей все тут нравилось, по душе были даже потертые сиденья, на которых кое-где потрескалась искусственная кожа. Можно приткнуть где-нибудь возле себя тяжеленные сумки с книгами и дать отдых усталым костям.
Сколько она помнит здешнее убранство, окна всегда обрамлены зеленью, спутанной будто лианы, и с годами эти заросли становятся все гуще и живописнее. На резных листьях скапливается все больше пыли, и они все теснее жмутся к стеклу: старые — темно-зеленые, молодые — желтоватые и глянцевые. Оконное стекло деформирует их, изгибает, но им все нипочем. Иногда на подоконнике появляется аквариум с пестрыми рыбками и потом, так же внезапно, исчезает. Вот сейчас, например, его нет. Зато есть бутылки с соевым соусом, стеклянные коробочки, из которых одна за другой пропадают зубочистки, а еще блестящие хромированные подставки, из которых так же медленно и неизбежно пропадают салфетки.
Прямо перед входом стоит низкий квадратный алтарь, выложенный ярко-нефритовой керамической плиткой, а внутри его, в позе лотоса, удобно уложив просторное брюхо на просторные колени, сидит бронзовый не то божок, не то мудрец-отшельник. Перед ним, в алых стеклянных плошках, горят фонарики и дымятся благовонные палочки. На фигурку время от времени нацепляют бумажные гирлянды, красные и золотые. Доктору Химмельблау нравится эта какофония цвета: почти равно насыщенные, сочные — сине-зеленый и густо-алый. А божка она побаивается: непонятно, кто он такой, но уже точно не элемент декора, ему тут явно поклоняются.
Сегодня в ресторанчике появился новый предмет: поглубже, за алтарем, но не доходя до вешалок и столов. Новехонький футляр вроде музейного, дно — из лакированного черного дерева, крышка и боковые стенки — из стекла, сантиметров по двадцать высотой. Он покоился на четырех ножках и доходил доктору Химмельблау, даме среднего роста, до пояса. В таких обычно выставляют миниатюры, драгоценности или керамику.
Доктор Химмельблау рассеянно заглянула в ярко освещенное нутро футляра. Дно оказалось устлано свирепо-изумрудной искусственной травой, которую так любят на своих витринах зеленщики и владельцы похоронных бюро.