Он достал сигареты, вытряс одну из помятой пачки, схватил ее губами, а пачку протянул мне. Я поблагодарил: третий год не курю.

— Бросал… — сказал он, краем глаза следя за грузовиком, который из третьего ряда прижимал нас к троллейбусу. И ловко прикурил. Вместе с грузовиком, колесо в колесо, мы влетели в гулкую тьму туннеля, сизую от выхлопных газов, желтую от электричества. Но из туннеля на слепящий блеск солнца вынеслись одни.

— Бросал, — повторил он, продолжая наблюдать за отставшим грузовиком, среди множества мчавшихся за нами машин его не выпуская из поля зрения. — Год целый не курил. Один черт! Вон что, вон что делает!.. Где перестраиваться надумал. Вот раздолбай! И не видит никто.

Но тут по мчащимся машинам хлестнул милицейский свисток. Я оглянулся. Все так же мчались, и только грузовик, теряя скорость, один-единственный виновато откатывался к тротуару. Когда от светофора я глянул второй раз, шофер уже шел через шоссе, нес повинную свою голову и какие-то бумажки в руке. Милиционер и не глядел даже, стоял к нему спиной, уверенно зная: никуда не денется, придет. И к этой-то спине, запахиваясь на ходу, торопился, перебегал перед машинами шофер грузовика.

— Та-ак… Один накололся… — повеселел таксист. — Сейчас его причешут.