Кодекс порядочных людей, или О способах не попасться на удочку мошенникам

Бальзак Оноре де

Прежде чем начать выставлять на титульном листе свое имя, Оноре де Бальзак (1799–1850) опубликовал немало сочинений под псевдонимами или вовсе без подписи. Последующие произведения автора «Человеческой комедии» заслонили его раннюю прозу, а между тем многие особенности позднейшей манеры писателя присутствуют уже в этих первых пробах пера. Таков «Кодекс порядочных людей» (1825) — иронический трактат о том, как «не попасться на удочку мошенникам». Мало того что он написан с блеском и остроумием, отличающими произведения зрелого Бальзака; многие из рекомендаций, которые дает автор читателям, жившим почти два века назад, остаются в силе и поныне, поскольку мы и сегодня так же доверчивы, а мошенники по-прежнему изворотливы и изобретательны. На русском языке книга издается впервые.

КОДЕКС НРАВООПИСАТЕЛЯ, ИЛИ О СПОСОБАХ СТАТЬ БАЛЬЗАКОМ

Вера Мильчина

Прежде чем начать выставлять на титульном листе свое имя, Оноре де Бальзак (1799–1850) опубликовал немало сочинений под псевдонимами или вовсе без подписи. Среди этой многообразной продукции были не только мелодраматические, мистические, полные тайн романы Лорда Р’Оона и Ораса де Сент-Обена, но и анонимные статьи и рецензии в периодике, в частности в газете «Литературный фельетон» (1824), а также иронические бессюжетные сочинения о разных аспектах повседневной жизни, которые в наши дни причислили бы к «non-fiction», а в 1820-е годы именовали «кодексами».

«Кодексы» ввел в моду плодовитый литератор Орас Рессон (1798–1854). В 1824–1830 годах целая группа авторов трудилась под его руководством над сочинением миниатюрных книжечек, форма которых пародировала главный юридический документ эпохи — наполеоновский Гражданский кодекс, принятый в 1804 году и оставшийся в силе после падения Наполеона. Что же касается содержания, то параграфы и разделы «Кодексов» наполовину в шутку, но наполовину и всерьез описывали и регламентировали существование светских людей вообще и представителей конкретных профессий в частности. В число «рессоновских кодексов» входят «Гурманский кодекс» и «Кодекс беседы», «Кодекс коммивояжера» и «Кодекс литератора и журналиста», «Галантный кодекс» и «Кодекс любви», «Супружеский кодекс» и «Эпистолярный кодекс», «Кодекс туалета» и «Кодекс будуаров», и проч., и проч. Кажется, не было такой сферы повседневной жизни, к которой бы не прилагался соответствующий кодекс. Порой на обложке этих книжечек значилось не слово «кодекс», а формула «О способах делать то-то и то-то» («О способах повязывать галстук», «О способах делать долги», «О способах давать обед» и проч.), в которой, впрочем, было так же отчетливо выражено регламентирующее намерение: автор как бы брал на себя обязательство привить читателю те или иные навыки. Эта поучающая интонация составляет, пожалуй, главное отличие «Кодексов» от аналогичных по содержанию нравоописательных «Физиологий», которые оккупировали книжный рынок чуть позже, в начале 1840-х годов (их тематика была ничуть не менее разнообразна: от «Физиологии портного» до «Физиологии фетровой шляпы», от «Физиологии парижского дома» до «Физиологии конфеты»).

«Кодексы» и «Физиологии» предоставляли литераторам рамку, форму для фиксации мелких бытовых подробностей; недаром в «Пролегоменах» (а проще сказать, в предисловии) к «Кодексу туалета» говорится: «Нас могут спросить: кто дал вам право присваивать пышное наименование кодексов маленьким книжечкам в восемнадцатую долю листа, на каком основании вы беретесь диктовать законы гастрономии и учтивости, искусства одеваться и эпистолярного искусства, не слишком ли много вы на себя берете? Мы ответим на все это лишь одно: мы, в сущности, не более чем издатели этих маленьких книжечек, а их авторов каждый без труда отыщет рядом с собой, лишь только оглядится по сторонам. Что же до нас, мы, добросовестные историографы моды, ограничиваемся тем, что записываем ее приговоры, оглашаем во всеуслышание ее законы, а с себя, по примеру многих прочих, всякую личную ответственность снимаем»

Из наполеоновского Гражданского кодекса Рессон и его собратья заимствовали немного, по преимуществу заглавие и членение текста на статьи и параграфы. В содержательном отношении для них были гораздо более важны другие жанровые образцы. Кодексы, иначе говоря, трактаты о том, как себя вести в той или иной сфере частной и общественной жизни, продолжали традицию альманахов и календарей — ежегодников, содержавших полезные хозяйственные советы. В первой половине XIX века французские читатели, как показывают недавние исследования

Дело в том, что и «Кодексы», и родственные им «Учебники» и «Физиологии» сочинялись чаще всего не ради удовлетворения высоких творческих амбиций, а исключительно для того, чтобы дать литературным поденщикам возможность немного подкормиться. Два десятилетия спустя Бальзак сам описал процесс сочинения таких сборников в своей «Монографии о парижской прессе» (1843). Поссорившись с книгопродавцем, журналист, которого Бальзак причисляет к разряду «наемных убийц», публикует следующее: «Ныне „Физиологии“ превратились в искусство говорить и писать с ошибками о чем угодно и выманивать у прохожих двадцать франков в обмен на синие или желтые книжонки, от которых на читателей вместо обещанных приступов смеха нападает неудержимая зевота». Впрочем, стоит книгопродавцу заплатить журналисту, как «Физиология» сразу обретает совершенно иные черты: «Парижане вырывают „Физиологии“ друг у друга из рук и, потратив двадцать су на одну книжку, получают куда больше радости, чем от целого месяца общения с веселым собеседником. Да и могло ли быть иначе? Авторы этих книжечек — самые остроумные люди нашего времени»

КОДЕКС ПОРЯДОЧНЫХ ЛЮДЕЙ,

ИЛИ

О СПОСОБАХ НЕ ПОПАСТЬСЯ НА УДОЧКУ МОШЕННИКАМ

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Сегодня за деньги можно купить все: радости и уважение, друзей и успех, талант и даже ум; следственно, восхитительный этот металл постоянно должен быть предметом нежных забот для смертных любого возраста и состояния, от королей до гризеток, от новых собственников до собственников бывших.

Однако деньги не только источник всех радостей и отправная точка всех побед, они еще и цель разнообразных поползновений.

Жизнь есть не что иное, как беспрестанная битва между богачами и бедняками. Первые, запасшись водой и провиантом, затворились в крепости за прочными стенами; вторые рыскают поблизости, готовят атаки и делают подкопы, так что, какие бастионы ни возводи и какие орудия ни заряжай, как ни укрепляй ворота и ни углубляй рвы, бедняки, эти казаки благоустроенного общества, все равно так или иначе отыщут у тебя слабое место.

Деньги, отнятые цивилизованными бандитами, потеряны навсегда; тем полезнее дать несколько советов относительно того, как обороняться от хитроумных проделок этих неуловимых Протеев. Именно это мы и намерены сделать; мы откроем порядочным людям глаза на их козни.

Кто такой порядочный человек, которому мы адресуем наше сочинение?

НРАВСТВЕННЫЕ, ПОЛИТИЧЕСКИЕ, ЛИТЕРАТУРНЫЕ, ФИЛОСОФИЧЕСКИЕ, ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫЕ, РЕЛИГИОЗНЫЕ И ФИНАНСОВЫЕ РАССУЖДЕНИЯ КАСАТЕЛЬНО ВОРОВСКОГО СОСЛОВИЯ

Воры составляют особый класс общества; они способствуют общественному развитию; они проникают повсюду, подобно воздуху, и служат смазкой для шестеренок общественного механизма; воры — своего рода государство в государстве.

До сих пор воровское сословие не стало еще предметом рассмотрения хладнокровного и беспристрастного. В самом деле, кому есть дело до воров? Судьям и прокурорам, полицейским и жандармам, а еще — жертвам их проделок.

Судья видит в воре преступника по преимуществу, человека, который сделал своей профессией попрание законов, и назначает ему наказание. Прокурор предает вора суду и предъявляет ему обвинение. Оба взирают на вора с отвращением, и у них есть к тому все основания.

Полицейские и жандармы тоже заклятые враги воров и смотрят на них с великим пристрастием.

Наконец, порядочные люди, которых обокрали, еще меньше всех прочих склонны входить в положение воров.

Книга первая

ВОРОВСКИЕ ПРОМЫСЛЫ, ПРЕДУСМОТРЕННЫЕ В УГОЛОВНОМ КОДЕКСЕ

В Уголовном кодексе перечислены наказания, грозящие ворам, а следовательно, и различные виды краж, жертвой которых может стать порядочный человек; однако способен ли законодатель предвидеть и описать все хитрости, все уловки наших

промышленников

, иначе сказать, тех, кто

промышляет

воровством? Кодекс, конечно, сообщает читателю, что тому следует опасаться домашних краж, мошенничеств и похищений, отягченных более или менее серьезными сопутствующими обстоятельствами; чтение этих страниц заставляет собственника прятать деньги с тем же ужасом, с каким человек, читающий медицинский справочник, обнаруживает у себя симптомы всех болезней, в нем описанных. Уголовный кодекс и судьи — хирурги, которые кромсают, режут, обрубают и прижигают общественные язвы. Но где найти осторожного врача, который исследует законы финансовой гигиены и пропишет способы уберечься от несчастных случаев? Быть может, на эту роль сгодится полиция? Но ее вовсе не интересует тот, кого обворовали; она преследует того, кто обворовал; повсюду в Европе полицейские так же неспособны вернуть вам украденные деньги, как и предупредить новые кражи; вдобавок нынче у них вообще совсем иное в предмете

[15]

. Тот кодекс, который публикуем мы, сумеет, пожалуй, решить эту задачу; во всяком случае, нам хотелось бы на это надеяться. Конечно, мы не в силах отгадать все хитроумные уловки, какие способны измыслить воры, однако же афоризмы и примеры, максимы и анекдоты, собранные в первой книге нашего сочинения, предупредят людей, сохранивших свою честность, о проделках тех, чья честность осталась в далеком прошлом.

Раздел первый

МЕЛКИЕ ВОРИШКИ

Мелкими воришками испокон веков именуют тех несчастных ловкачей, которые кладут глаз лишь на предметы самые ничтожные.

Всякому ремеслу надобно обучиться: ученикам нужно давать самые легкие задания, чтобы они не могли ничего испортить, а затем, если они делают успехи, постепенно ставить перед ними задачи более сложные. Мелкие воришки — это как раз и есть ученики воровского цеха; они учатся in anima vili

[16]

.

Некогда аббат Фариа

[17]

использовал для обучения своих подопечных магнетизерскому искусству болванку для парика; сходным образом мелкие воришки упражнялись некогда на болтающемся в воздухе чучеле. Если ивовый человек шевелился, он приводил в действие пружину, а та, в свою очередь, заставляла звенеть звонок; тотчас прибегал профессор воровских наук, без всякой жалости наставлял ученика на путь истинный, а затем снова показывал ему, как вытаскивать носовой платок из чужого кармана ловко и бесшумно.

Однако золотой век мелких воришек остался далеко в прошлом; искусство их, достойное Спарты

[18]

, приходит в упадок; оно знавало разные времена и вот к чему пришло ныне.

Карманные воришки, можно сказать, учатся в своего рода воровской семинарии, откуда рекрутируются преступники более высокого пошиба; карманники — не более чем одинокие бойцы великой армии промышленников, промышляющих без патента.

Глава первая

НОСОВЫЕ ПЛАТКИ, ЧАСЫ, ПЕЧАТКИ, ТАБАКЕРКИ, СУМОЧКИ, КОШЕЛЬКИ, ЗАКОЛКИ И ПРОЧ

Воровство, о котором мы ведем речь, есть действие, в результате которого предмет переходит от одного человека к другому без усилий, без взлома, исключительно благодаря ловкости рук. Зачастую подобное воровство требует идей новых и оригинальных.

Вы движетесь по городу среди толпы,

Ты, бедный плебей, писец в конторе стряпчего, студент-правовед или студент-медик, приказчик и проч.,

Вы, господин адвокат, врач, литератор, депутат и проч.,

Глава вторая

ДОМАШНИЕ КРАЖИ, КРАЖИ В ЛАВКАХ, КОФЕЙНЯХ, РЕСТОРАЦИЯХ И ПРОЧ.

Эти кражи ужасны, потому что их совершают люди, которым мы доверяем; уберечься от них трудно; потому и афоризмы наши будут немногочисленны. Нам остается лишь привести самые прославленные примеры.

Почтенные особы, которые, по прискорбному недостатку средств, вынуждены нанимать исключительно кухарок, должны, ради собственной безопасности, неустанно печься об их нравственности.

Большая часть домашних краж совершается во имя любви.

Любовник способен вдохновить кухарку на многие подвиги.

Раздел второй

МОШЕННИЧЕСТВО

Мошенничество требует известной тонкости, изобретательности, ловкости. Мошенник должен придумать план, расставить ловушки. За ним наблюдаешь едва ли не с сочувствием.

Среди воришек мошенники — своего рода

аристократы,

они обладают приятной наружностью, одеваются, как порядочные люди, держатся с достоинством, говорят без ошибок; они проникают повсюду, бывают в кофейнях, нанимают квартиру, а из орудий физического труда признают лишь перо, которым ставят свою подпись. Встречаются среди них и такие, которые, разбогатев,

выходят из дела

и действительно приобщаются к сословию порядочных людей.

Человек здравомыслящий не может не содрогнуться при мысли обо всех опасностях, которые подстерегают его в Париже. Подсчитано, что в столице Франции проживает не меньше двадцати тысяч индивидов, которые, проснувшись утром, не ведают, где и как будут обедать. Но интересно не это; интересно, что обед они всегда добывают, и притом очень хороший.

Как видно, сословие мошенников весьма многочисленно и отличается любопытными особенностями.

Собственно говоря, представитель этой

воровской аристократии

живет одним днем. Он подобен тем насекомым с берегов реки Гипанис, о которых говорит Аристотель

[35]

. Если до захода солнца он раздобыл себе обед, день его прожит не зря.

Раздел третий КРАЖА СО ВЗЛОМОМ

Те, кто идут на кражу со взломом, пользуются среди мелких воришек немалым почтением. Если обычных воров можно считать бакалаврами этого факультета, а мошенников — его лиценциатами, то те, кто дорос до кражи со взломом, сойдут за докторов, за почетных профессоров.

Они все испытали, все познали и действуют in utroque jure

[49]

, так что нет области, им неподвластной.

Именно они, представ перед судом исправительной полиции, при виде других подследственных бросают с презрительной улыбкой: «Жулье!»

Один вор, приговоренный к повешению за кражу со взломом сотни тысяч экю, сказал товарищу по несчастью, который украл несколько старых железок: «Мелкая сошка!..» Он был глубоко убежден в собственном превосходстве, а для того, кто шел вместе с ним на виселицу, презрение этого профессора воровских наук было, пожалуй, особенно обидным.

Если позволительно уподобить персонажей нашей книги героям мелодрамы, взломщик встанет в один ряд с разбойником без чести и совести, который не боится ни Бога, ни черта; у него длинные усы, голые руки, красные глаза и всегда один-единственный вопрос:

не пора ли уже идти на дело

?

Глава первая

Кража со взломом есть такой же способ завладеть чужой собственностью, как и все перечисленные выше; Уголовный кодекс сулит за нее жестокие кары, что же касается нас, мы можем предложить не слишком много средств, позволяющих от нее уберечься; это преступление безжалостное и непредсказуемое. Даже Лафатерова наука против него бессильна; правда, ловкие механики изготовляют надежные замки и сундуки, которые стоят сотню луидоров, тысячу экю, двенадцать тысяч франков, тридцать тысяч франков.

Пожалуй, для многих такое лекарство будет хуже болезни.

Один хитроумный слесарь изобрел приспособление, которое прикрепляется к замку, и стоит только прикоснуться к скважине, как эта штука выстреливает, зажигает свечу и будит почтенного хозяина.

Другие умельцы изготовляют на выбор либо ставни из жести, либо жалюзи из меди; и то и другое — вещи небесполезные.

Нынешняя банковская система избавляет людей от необходимости хранить наличность дома, поэтому кражи со взломом делаются более редкими. Жертвами этих дерзких злодеяний становятся только некоторые особы, обязанные, по причине своего ремесла, держать наготове значительные суммы; впрочем, банкиры и негоцианты, маклеры и нотариусы хранят деньги в таких кассах, которые запросто не откроешь.

Книга вторая

ДОБРОВОЛЬНЫЕ ПОЖЕРТВОВАНИЯ, ВЗИМАЕМЫЕ СО СВЕТСКИХ ЛЮДЕЙ В САЛОНАХ

Порядочные люди того и гляди возмутятся, увидев, что о них заговорили следом за мастерами воровского промысла, описанными в книге первой. Что за чудовищное преступление: изобразить их на таком фоне, превратить их в ступеньку на пути к описанию великих негодяев в третьей и четвертой книгах!

[63]

Это совершенно непростительно! Однако разве не обязаны мы рассказать обо всех без исключения? А раз уж перед нами, как на Страшном суде, предстанут абсолютные монархи со своими займами и конституционные правительства со своими неуплатными долгами, то мы не видим причин для того, чтобы обойти вниманием людей из хорошего общества.

Итак, вся вторая книга будет посвящена благородным промыслам, которые весьма распространены в большом свете, но ничуть не менее губительны для частных кошельков. Здесь деньги у вас изымают весело и непринужденно, изящно и открыто, но оттого состояние ваше страдает ничуть не меньше, чем от подлых происков, описанных в книге первой. Ударят ли вас дубиной по голове или же по всем правилам искусства заколют шпагой, вы в любом случае умрете!

Разделить эти косвенные налоги, взимаемые людьми из хорошего общества с себе подобных, на разряды так трудно, что мы предпочли в этом случае обойтись без всякой классификации. В самом деле, благородные изъятия денег — это нечто неизъяснимое, они ускользают от исследования, подобно струйке дыма.

Можно ли назвать их дурным поступком? Нет. Мошенничеством? Нет. Разумеется, нет здесь и воровства, но можно ли в данном случае говорить о безупречной честности? Каждая просьба о деньгах, к вам обращенная, исполнена, как и все, что делается во Франции, величайшего остроумия, учтивости и человеколюбия; без этого она была бы смешна, а быть смешными мы боимся; однако всякое покушение такого рода на наш кошелек всегда вызывает у нас не только улыбку, но и ропот. Как бы там ни было, промысел этот, с таким трудом поддающийся классификации и определению, так ловко балансирует на грани между законным и незаконным, что самые умудренные казуисты не в силах причислить его ни к той, ни к другой категории.

Поместив героев этих промежуточных случаев в книгу вторую, мы расположили их между мелкими воришками и ворами высшего полета; подобная нейтральная территория достойна этих почтенных особ; такая классификация — истинная дань уважения французским нравам и нашему светскому обществу.

Вставная глава

ПОКУШЕНИЯ НА ВАШ КОШЕЛЕК, СОВЕРШАЕМЫЕ В БОЖЬЕМ ХРАМЕ

Мы собрали все, что касается до добровольных налогов, взимаемых с набожных прихожан, в одну главу.

Она тем более достойна внимания читателей, что именно члены

Церковного совета

подвергают самолюбие наше самым тяжким испытаниям. Они заставляют нас выбирать между любовью к самим себе и любовью к деньгам, и последняя чаше всего проигрывает.

Для начала воздадим справедливость французскому духовенству, чьи нравы никогда еще не были так чисты, образ жизни так скромен, а влияние, приближающее нас к

золотому веку,

так благотворно.

Следственно, ежедневные сражения за христианские кошельки ведут не священники, а те, кого совершенно напрасно именуют

низшим духовенством,

как то:

церковные служки и церковные сторожа, ризничие и певчие, и проч., но прежде всего мирская власть, именуемая

Церковным советом,

каковой совет призван управлять доходами Церкви. А откуда у Церкви доходы? Какой она производит продукт, кроме душ человеческих? Сейчас узнаете.

Краткое содержание книги второй

Поскольку нынче мода на краткие пересказы содержания, мы взяли на себя труд сами подвести итоги каждой из книг нашего сочинения, иначе того и гляди отыщется ловкач от литературы, который лишит нас плода наших трудов.

Как видите, говорим мы порядочным людям всех сортов, в этой жизни недостаточно пить и есть в свое удовольствие, надобно еще обладать некоторой сметливостью.

Имея при себе наше сочинение, вы сможете избежать поборов, о которых рассказано в шести десятках параграфов книги второй.

Мы подсчитали общую сумму этих поборов, жертвами которых становятся многие неосторожные богачи; она доходит до двенадцати тысяч франков с человека в год.

Заметьте, для сбережения этих двенадцати тысяч, которые могут доставить вам столько разнообразных радостей, необходима величайшая предусмотрительность.

Книга третья

ПРОМЫСЛЫ ВЫСШЕГО ПОЛЕТА

Глава первая

О НОТАРИУСЕ И СТРЯПЧЕМ, ИЛИ ТРАКТАТ ОБ ОПАСНОСТИ, КОТОРОЙ ПОДВЕРГАЮТСЯ ДЕНЬГИ В ИХ КОНТОРАХ

Есть разряды общества, осужденные быть предметом насмешек: таковы врачи и нотариусы, прокуроры и судебные исполнители, нормандцы и гасконцы и проч. Люди эти никогда не обижаются на насмешки и не возражают против них; да и как возразишь с набитым ртом? Из всех перечисленных гасконцы считаются наименее богатыми, тем не менее они единственные, кто за последние сто лет принимал хоть какое-то участие в управлении Францией. Не будем даже вспоминать Эпернонов и Лозенов

[99]

дореволюционной эпохи, обратимся ко временам Конвента, Империи и восстановленного королевского правления; кого мы видим у кормила власти? одних лишь гасконцев: господ Лене, Равеза, Деказа, Виллеля, Мартиньяка

[100]

. Из всех королей, сотворенных Бонапартом, на троне усидел лишь один — Бернадот

[101]

. А все потому, что гасконец.

Все сказанное есть не что иное, как

риторическая фигура,

призванная доказать, что мы ни в малейшей степени не ставим под сомнение честность и порядочность господ нотариусов, стряпчих и судебных исполнителей. Мы прекрасно понимаем, что, раз уж никто не должен уйти от правосудия, несмышленое это правосудие нуждается в исполнителях, но поскольку в подлунном мире наши недостатки суть продолжение наших достоинств, то, приняв за аксиому, что среди всех общественных, юридических, министерских и политических изобретений должности нотариуса, стряпчего и судебного исполнителя являются изобретением самым законным и самым благодетельным, мы можем позволить себе исследовать те опасности, которые сопряжены с этими благодеяниями. Маниок кормит негров; но, если его корни не высушить как следует, они превращаются в отраву.

Нынче юридическая наука достигла таких высочайших степеней совершенства, что даже контракт, составленный по всей форме и превосходно истолкованный, порой не означает вовсе ничего; и кто-то еще надеется в этих условиях обойтись без нотариусов, которые представляют собой своего рода компании, страхующие от туманных формулировок, или без стряпчих, которые в сфере правосудия — все равно что старинные секунданты на судебном поединке!

Признаем также, что деятельность этих служителей претерпела значительные изменения, что сами они преобразились чудесным образом, и воздадим должное бесконечному совершенствованию рода человеческого, которое никого не обходит стороной.

Кто такие были в прежние времена стряпчий и нотариальный советник? Самые угрюмые и неприятные существа в мире: стряпчий всегда ходил в черном, нахлобучивал на голову пышный классический парик, говорил только о чужих делах, причем употреблял варварские слова, оскорблявшие слух; зарывшись с головой в горы ветхих бумажек, он исследовал купчие, покрытые вековой пылью, и, до смешного преданный своему клиенту, был готов ради него разбиться в лепешку; стряпчие никогда не бывали в свете и проводили время только в своем кругу; наконец, стряпчий, который сорил деньгами, слыл чудовищем, а того, который отважился бы приехать в

1. О НОТАРИУСЕ

На первый взгляд опасности, какими грозит вашему кошельку появление нотариуса, не слишком велики; по крайней мере, они, как правило, остаются незамеченными, так что порой невежество этого слуги закона дает себя знать только во втором поколении: купчая, брачный контракт или мировое соглашение, составленные неточно и неловко, внезапно взрываются, как бомба, и уничтожают все ваше состояние; впрочем, вам-то уже все равно, вы умерли, а сражаться приходится вашим наследникам. Если ошибку допустил нотариус, сражение это всегда происходит во Дворце правосудия; наш многолетний опыт подсказывает нам, что в основе большей части судебных процессов лежит не что иное, как невежество нотариусов. Нотариусы все равно что реки, которые питают собой океан судебных повесток. Точнее даже сказать иначе: они те заснеженные альпийские вершины, с которых незаметно стекают ручейки, превращающиеся затем в величайшие реки Европы.

О вредоносности ошибок в нотариальных документах нужно помнить всегда, а особенно сегодня, когда нотариусы сочиняют юридические акты, пританцовывая, составляют опись имущества, напевая арию Россини, а землю покупают, приговаривая: «У меня король, значит, все взятки мои».

Бороться с этим можно одним-единственным способом: если вы, на ваше несчастье, владелец большого состояния, вам надобно самому погрузиться в изучение законов, актов и проч.; вы должны изучить судопроизводство, должны уметь составить документ, имеющий юридическую силу, оформить передачу наследства и раздел имущества; такова оборотная сторона богатства: не стоит удивляться, что многие люди предпочитают бедность.

Если богач сумеет самолично вести свои дела, он предохранит себя от роковых изъянов, какими страдает большая часть нотариальных актов.

Есть и другое средство — призвать толкового адвоката и показать ему документ перед тем, как ставить свою подпись; тут главное — не дать адвокату возможности стакнуться с нотариусом.

2. О СТРЯПЧЕМ

И вот наконец мы добрались до того прославленного ремесла, представителей которого испокон веков обвиняют во всех смертных грехах, а им все нипочем. Да здравствует французский юридический гений! Стряпчие — старейшины, покровители, святые и боги того искусства, которое помогает стремительно разбогатеть; на критику они со свойственной им величайшей убедительностью отвечают: «Мы тут ни при чем; мы служим Фемиде, а ею недоволен каждый второй из тех, кто имеет с ней дело. Вот и выходит, что, если во Франции в год рассматривают сто тысяч дел, ровно столько же хулителей поднимают голос против почтенного сословия стряпчих».

Из всех товаров в подлунном мире правосудие, несомненно, самый дорогой. Многие полагают, что еще дороже слава, но мы ставим на правосудие и докажем нашу правоту.

Начнем с того, что самая скверная сделка, подготовленная самым невежественным нотариусом, лучше самого лучшего процесса, пусть даже выигранного; это совершенно очевидно, как очевидно и то, что всякий, кто входит в контору стряпчего, ставит свое богатство на край пропасти!.. Если вы все еще сомневаетесь, читайте дальше.

Молодые писцы, объясняя вам, каким опасностям вы подвергаетесь, когда имеете дело с ними, начнут с

мелочевки.

Однако

мелочевка

— это, в сущности, только опушка густого леса, поэтому о ней мы поговорим в последнюю очередь; если старые стряпчие в

мелочевке

души не чаяли, ныне она считается детской забавой, которую предоставляют новичкам; больше того, судейские признают ее

убыточной.

Итак, мы начнем с другого и, не мешкая, покажем, каким образом самая простая вещь в мире становится самой сложной, а значит, и самой выгодной.

3. О ПОРЯДКЕ

Вы, может быть, полагаете, что мы поведем речь о порядке, в котором необходимо содержать свои дела? Как вы далеки от истины; нет, в данном случае порядок означает неразбериху, путаницу, пожар и проч.

Представьте, что у вас есть собственный дом (на самом деле у вас, возможно, нет за душой ни франка, но это не важно; мы просим вас вообразить себя домовладельцем, а эта мысль сама по себе утешительна). Иметь дом — не значит быть богатым; а между тем у вашей супруги есть капризы, а у вас самого есть желания, из чего следует, что сначала вы промотаете свой капитал, а потом начнете брать взаймы.

Вы отправляетесь к нотариусу занять деньги из пяти, шести, семи, восьми процентов; и вот вы уже заложили прекрасный дом, стоящий семьсот или восемьсот тысяч франков, сначала за десять, потом за двадцать, потом за пять, потом опять за десять тысяч франков; возвращать долги в срок вам не из чего, поэтому вы вынуждены подписывать соглашения о переводе долга, брать новые займы и проч.

Так проходит десять лет; в вашу душу закрадывается беспокойство, и однажды утром вы внезапно решаете: «Черт подери! Дольше так продолжаться не может; ведь этот прекрасный дом заложен уже раз тридцать или сорок!» И то сказать, ведь и уходя из дома, и возвращаясь назад, вы видите не ставни и не водосточные трубы, а облака из сотен тысяч франков, а за ними — сотни человеческих фигур, которые порхают там и сям и все без исключения требуют денег.

В один прекрасный день вам в голову приходит не менее прекрасная идея — выставить дом на продажу, вложить вырученные деньги в государственную ренту и жить, не зная забот. И вот вы объявляете о том, что дом продается. Кредиторы делают из этого вывод, что дела ваши плохи, и начинают требовать, чтобы вы заплатили по своим долговым обязательствам, а денег-то у вас нет; кредиторы подают на вас в суд и хотят лишить имущества. Стряпчие называют это —

дело пошло

; но подождите, это еще не

порядок.

Глава вторая

1. О БИРЖЕВЫХ МАКЛЕРАХ

Биржевые маклеры, надеемся, не обидятся, что мы заговорили о них после нотариусов и стряпчих. Мы исходили не из их ловкости, а исключительно из древности профессий. В самом деле, чрезвычайная важность той роли, какую играют биржевые маклеры, была осознана лишь несколько лет назад; если в 1814 году эта должность продавалась самое большее за пятьдесят тысяч франков, нынче за нее дают миллион, причем люди, способные оценить приносимую ею прибыль, уверяют, что это совсем недорого.

Не подлежит сомнению, что порядочность достопочтенных членов этой финансовой корпорации возросла пропорционально цене должности. Конечно же, биржевой маклер 1825 года в девятнадцать раз честнее, деятельнее и умнее своего предшественника; по этой причине он орудует суммами в двадцать раз более значительными, и все, чем он владеет — дом, экипажи и страховка, — все у него взросло и увеличилось в полном соответствии с десятичной системой счисления.

Господа биржевые маклеры суть одно из тех благ цивилизации, какие мы обязаны принимать наравне с военными контрибуциями, возмещением убытка эмигрантам

[116]

, и проч., и проч. Хотите ли вы продать акции, купить их, перевести на другое имя — в любом случае вам предстоит иметь дело с этой неизбежной свитой. Это еще полбеды; хуже другое: свита эта подобна колючим кустам, на ветвях которых бараны оставляют клочья белой шерсти; точно так же и честный рантье, имея дело с маклерами, лишается очень многого; двадцать операций с вашими ценными бумагами полностью поглотят весь доход от них.

Деятельность маклера, как и всех прочих гражданских чиновников, целиком основана на доверии. Вы вверяете в его руки немалую сумму, чтобы он купил для вас акции; не давая вам никакой расписки, он заносит полученную сумму в записную книжку; он докладывает вам: я купил по такому-то курсу, и вы обязаны верить ему на слово.

Многое могли бы мы рассказать о различных биржевых операциях, но не станем срывать покров с тайны происхождения иных колоссальных состояний, нажитых за три месяца; если мы и припоминаем кое-какие недавние банкротства и процессы, то лишь для того, чтобы подкрепить этими устрашающими примерами наш совет благосклонным читателям:

2. О ДЕЛОВЫХ ПОСРЕДНИКАХ

В Париже полным-полно порядочных людей, которые, занимаясь чужими делами, прекрасно устраивают свои собственные. Негоциант, переживший банкротство, адвокат без практики, приказчик без места — все они превращаются в деловых посредников, выражаясь языком Папы Римского, proprio motu

[117]

.

Не будем останавливаться на этих бедолагах, которые рыскают по конторам и ходатайствуют по доверенности, поговорим о знаменитейшем из парижских деловых посредников, посмотрим, кто он и чем занимается.

Ему лет сорок. Вид у него любезный и открытый; изысканные манеры свидетельствуют, что ему доводилось бывать в свете. Он одевается со вкусом, ездит в кабриолете от Робера, а коня покупает у Дрейка, одним словом, это человек приличный.

Он просыпается в десять утра, завтракает в «Парижском кафе», затем навещает кое-кого из начальников отделений, с которыми поддерживает

сношения деловые и дружеские

(это означает, что он выражает им свою признательность наличными). Теперь на очереди владельцы облигаций государственного займа; вчера эти облигации погасили, но владельцы об этом еще не знают. Посредник сообщает вам, что дела ваши совсем плохи. Вы можете лишиться всего. Министр хочет отсрочить выплаты по вашим бумагам на неопределенное время. «Выбирайте, что лучше: потерять все или получить хоть что-нибудь? Предлагаю двадцать пять процентов за каждую акцию». Вы отказываетесь. Он предлагает тридцать, сорок, пятьдесят. По рукам. Он забирает акции и бежит в кассу, чтобы получить за них полную цену. Доходность операции — пятьдесят процентов.

Некий бравый провинциал добивается выплаты пенсии; другой ищет места или награды. Бедняги просят помощи у почтенного господина делового посредника, он относит бумаги на почту и отправляет в министерство. Полгода спустя по счастливой случайности просители получают искомое. Господин деловой посредник спешит обрадовать своих

доверителей.

Он расписывает свои старания, превозносит свои хлопоты и требует за потраченные им деньги и время огромное вознаграждение. Доходность этой операции — сто процентов.

3. О ЛОМБАРДАХ

Прекрасная вещь — теория. На бумаге и в речах экономистов-филантропов нет ничего лучше ломбарда!

Установление полезное и спасительное, ломбард всегда готов оказать помощь негоцианту, запутавшемуся в делах, или торговцу, нуждающемуся в деньгах. Несчастный остался без средств, дети его плачут от голода; спасти беднягу может только ломбард: там его ссужают деньгами, принимая взамен какую-нибудь бесполезную вещицу в качестве заклада; а как удобно все устроено! Заклад можно выкупить в любую минуту; деньги ссужаются под очень незначительный процент; заимодавец вас не знает, а потому вам не придется краснеть за свой поступок; в ломбарде не рискуешь получить отказ; наконец, касса ломбарда, этого истинного друга французов, открыта для всех жителей Франции без исключения.

Повторяю, на словах ломбард прекрасен и безупречен; к несчастью, на деле все обстоит совсем иначе.

Ломбард в самом деле предоставляет деньги под очень незначительный процент; но, во-первых, предоставляет он сумму, равную не более чем половине стоимости заклада, от чего процент фактически возрастает.

Во-вторых, к этому реальному проценту следует добавить еще вступительный взнос, плату за комиссию, плату за выкуп; в результате выходит, что ломбард предоставляет деньги из двадцати пяти, а то и тридцати процентов.

4. О ЛОТЕРЕЕ

На двери лотерейной конторы висит прелестная картина, украшенная розовыми и зелеными лентами; она притягивает все взоры, ибо изображает благословенные выигрышные билеты. Как завораживают эти билеты, как возбуждают они воображение; тот, кто их купил, разбогател и нынче живет безбедно; он может удовлетворить любое свое желание. Да! Но если бы можно было изобразить рядом все тяготы, муки и бедствия, на которые обрекает несчастная страсть; если бы можно было показать человека, который проматывает состояние своей жены, будущность своих детей и становится сначала жертвой обмана, потом обманщиком, а в конце концов — преступником! Лотерея доводит до самоубийства большее число людей, нежели нищета; ее неизбежные спутники — отчаяние и смерть.

Но неужели все, кто играет в лотерею, проигрывают? Все без исключения. Даже тот, кому в один прекрасный день выпали три счастливые номера

[118]

, либо до этого вложил в лотерею огромную сумму, либо после этого проиграет больше, чем выиграл.

Уже много лет самые красноречивые голоса требуют закрытия этого безнравственного заведения

[119]

. В данном случае единственный способ побороть зло — вскрыть действие его механизма. В тот день, когда все люди поймут, что деньги, вложенные в лотерею, потеряны без возврата, что семь миллионов, приносимые лотереей государству, — барыш бесчестный, ибо добыт воровством, одним словом, в тот день, когда никто уже не будет покупать лотерейных билетов, власти, которые уважают общественную мораль, если оскорблять ее им невыгодно, закроют лотерейные конторы, ибо лотерея перестанет приносить доход.

5. О ЧАСТНЫХ ЛОТЕРЕЯХ

О мелких частных лотереях мы здесь говорить не будем, мы высказались на сей счет в параграфе 16 второй главы.