Пронзительно крича, как потревоженный дух баньши, крупная летучая мышь с носом, похожим на молот, вылетела из зарослей боковой протоки и устремилась прямо на катер. Ее сонар был дезориентирован сетью гигантских паутин, натянутых в протоке колонией пауков-волков, и она едва не врезалась в проволочную сетку над головой Керанса, а затем помчалась над линией затонувших зданий, увертываясь от огромных листьев папоротников, выросших на крышах. Внезапно, когда она пролетала мимо одного из нависавших карнизов, неподвижный, похожий на камень выступ рванулся и мгновенно поймал ее в воздухе. Раздался короткий пронзительный визг, и Керанс успел заметить, как ломались крылья мыши в пасти ящера. Затем рептилия снова застыла среди листвы.

На всем пути вдоль залива из окон жилых и административных зданий за ними следили игуаны, медленно поворачивая свои шишковатые, покрытые роговыми наростами головы. Некоторые из них устремлялись за катером, хватая насекомых, в панике взлетающих из своих гнезд в гниющей растительности, а затем вновь возвращались на прежние наблюдательные посты. Лагуны и заливы с коробками полузатонувших зданий были полны сонного очарования в нетерпимой жаре, но игуаны и другие пресмыкающиеся разрушали эти чары. Их массовое появление доказывало, что они овладели городом и стали здесь господствующей формой жизни.

Глядя вверх на их древние, лишенные каких-либо эмоций, морды, Керанс ощутил ужас, который вечно вызывало у человека это наследие страшных джунглей палеозоя — эпохи, когда рептилии отступили под натиском млекопитающих, и еще почувствовал ту физиологическую неприязнь, которую всегда испытывает один зоологический класс к другому, противостоящему ему.

Вскоре они оказались в другой лагуне, широком круге темной зеленой воды с полмили в диаметре. Цепочка красных пластмассовых бакенов отмечала проход к узкой протоке в дальнем краю лагуны. Осадка катера была немногим более фута, и когда они скользили по ровной глади, лучи солнца просвечивали воду на большую глубину. Ясно были видны остовы пяти- и шестиэтажных зданий, колеблющиеся в воде, как привидения. Изредка на поверхность выглядывали поросшие мхом крыши.

В шестидесяти футах под ними между зданиями пролегала прямая широкая магистраль: часть бывшего главного городского проспекта. Видны были проржавевшие корпуса автомашин, брошенных у обочины. Большинство лагун в центре города было окружено сплошным кольцом зданий, поэтому в них скопилось сравнительно немного ила. Свободные от растительности, защищенные от дрейфующих масс саргассовых водорослей, улицы и магазины сохранились нетронутыми, словно отражения в воде, убежавшие от своего оригинала.

Поставив свой катамаран на якорь у причальной площадки, Керанс по трапу поднялся на базу. Подойдя к двери в защитной сетке, он обернулся и сквозь волны зноя, заливавшего лагуну, рассмотрел на другом берегу у балконных перил фигуру Беатрис. Он помахал ей рукой, но она отвернулась, не отвечая.

— Сегодня у нее плохое настроение, доктор? — сержант Макреди вышел из каюты охраны, на его лице с острым, как клюв, носом изобразилось подобие усмешки. — Она — необычная личность, не правда ли?

Керанс пожал плечами.

— Как понять этих девушек, слишком давно живущих в одиночестве, сержант? Если вы позволите, они быстренько сведут вас с ума. Я старался убедить ее собрать вещи и отправиться с нами. Вряд ли мне это удалось.

Макреди заинтересованно рассматривал крышу далекого небоскреба на противоположном конце лагуны.

На следующий день пропал лейтенант Хардман. Причины его бегства стали полностью понятны Керансу лишь много времени спустя.

После глубокого ночного сна Керанс поднялся рано и позавтракал около семи утра. Затем около часа он отдыхал на балконе, откинувшись в шезлонге и подставив свое стройное бронзовое тело лучам утреннего солнца, заливающего темную поверхность воды. Небо над головой было ярким и крапчатым, черная чаша лагуны по контрасту казалась необыкновенно глубокой и неподвижной, как огромный колодец в солнечный день. Поросшие растениями здания, возвышавшиеся по краям лагуны, выглядели необыкновенно древними, вырвавшимися из земных недр в результате какой-то чудовищной природной катастрофы, и забальзамированными на время, минувшее с момента их появления.

Покрутив в руках медный компас, сверкавший в полутьме комнаты, Керанс прошел в спальню и надел тренировочный костюм цвета хаки, показав тем самым, что он помнит предупреждение Риггса об отъезде. Он лишь усилил бы подозрения полковника, выйдя в пляжном ансамбле, украшенном эмблемой отеля «Риц».

Хотя он и не отбросил возможности остаться здесь после ухода отряда, Керанс чувствовал себя фатально неспособным к каким-либо систематическим приготовлениям. Кроме запасов горючего и пищи, которые в последние полгода полностью зависели от щедрости полковника Риггса, он нуждался в несметном количестве различных вещей и деталей оборудования, начиная от умывальника и кончая проводкой для электроосвещения в комнатах. Как только база с ее складами уплывет, он быстро попадет в осаду множества мелких и крупных неприятностей, и рядом не будет техников, готовых придти на помощь.

Для удобства интендантов и для того, чтобы избежать себя от частых поездок на базу и обратно, Керанс хранил месячный запас консервированных продуктов у себя в отеле. В основном это было сгущенное молоко и сушеное мясо, фактически несъедобное без добавки специй, хранившихся в глубоком холоде у Беатрис. У нее имелся вместительный холодильник с паштетами, филе и другими деликатесами, но и их хватило бы всего на несколько месяцев. Потом им придется ограничить свое меню супом из водорослей и мясом игуан.

Позже, вечером, когда Керанс лег спать в своей каюте на испытательной станции, и темные воды лагуны струились через затонувший город и его сознание, к нему пришел первый сон. Он, покинув каюту, шел по палубе, глядя на черную сверкающую поверхность лагуны. Плотные столбы густого пара висели над его головой, поднимаясь до двухсот футов над поверхностью воды; через них с трудом просматривались очертания огромного солнечного круга. С глухим барабанным гулом светило посылало тусклое пульсирующее по всей округе свечение, на мгновения освещая высокие известковые скалы, кольцом обступившие лагуну, там где раньше высились белые здания.

Отражая этот вспыхивающий свет, глубокая чаша воды сверкала и переливалась; множество микроскопических животных в ее глубине образовывало бесконечный орнамент из светящихся ореолов. Среди них, рассекая гладь лагуны и сплетаясь в фантастические узоры, извивались тысячи змей и угрей.

Барабанный стук гигантского солнца слышался все ближе, оно заполнило все небо, густая растительность у известковых скал вдруг раздвинулась, открыв уродливые силуэты огромных ящеров триасовой эпохи, Неуклюже переваливаясь на краю скал, они дружно принялись реветь на солнце, шум все разрастался, пока не слился с вулканическим грохотом солнечных вспышек. Ощущая этот гул внутри себя, как собственный пульс, Керанс вместе с тем ощутил и гипнотическую притягательную силу ревущих ящеров, которые теперь казались частью его собственного организма. Рев разрастался, и Керанс почувствовал как барьеры, разделяющие на клеточном уровне его существо и этот древний мир, рушатся, и он, с глухим плеском погрузившись в теплую воду, поплыл вперед…