«Рыбниковы были одни из первых, они поселились там в одна тысяча шестьсот девяносто первом, за тридцать три года до описываемых событий, они были даже ещё не ссыльные, не беглые – просто, когда запахло жареным, подались туда, жили в землянке, ели одну рыбу».
– Профессор, а про Беловодье объясните, пожалуйста.
Значит, так. Беловодье. Отличный вопрос. Беловодье, то-есть, собственно, Беловодское царство, значит, вошло в поговорку как, собственно, первая русская... эээ... утопия, скажем так. Само по себе оно особого счастья своим жителям не принесло, да и просуществовало, собственно, всего... эээ... две недели. Так. А то, что запомнилось в качестве легенды о Беловодье был, собственно, процесс подготовки, скажем так, планирования этого царства, сейчас бы сказали... эээ... стадия дизайна, как бы. И ещё тут существенна фигура той... того человека, из-за которого всё это провалилось, ну, было много факторов, конечно, но самой видной фигурой была, собственно, Феодора Первая, вольная царица Беловодья. Да.
Это была на самом деле женщина простая, очень пожилая уже пряха, жена рыбака, у неё и фамилия была Рыбникова, из старообрядцев. В этой истории все участники старообрядцы, понятное дело, сосланные к Белому морю – отсюда и название «Беловодье», собственно, от Белого моря – но Рыбниковы были одни из первых, они поселились там в одна тысяча шестьсот девяносто первом, за тридцать три года до описываемых событий, они были даже ещё не ссыльные, не беглые – просто, когда запахло жареным, подались туда, жили в землянке, ели одну рыбу. Потом там на побережье уже ссыльные староверы появились, точнее, переселенцы, в основном мастера, строители разные, ремесленники... Рыбниковы для них были как бы символом, значит, подобием идеала. А эта Федора держала себя очень гордо: жила она с мужем в крайней бедности, но даже из этого ухитрилась делать, сейчас бы сказали, политический капитал. Да. Муж у неё был фигура невзрачная, ни в каких грандиозных задумках не участвовал, всё время проводил на берегу моря, можно предположить, что жена им помыкала, как хотела...
Значит, в одна тысяча семьсот двадцать четвёртом году за раскольников взялись как следует, работала инквизиция – это надо сказать, что в православной церкви тогда тоже имелась инквизиция, её три года спустя упразднили как таковую... Намечался приезд... эээ... провинциал-инквизитора Тихонова, этой фигуры очень боялись, то-есть приезда этой фигуры, собственно. И появился план, дерзкий план государственного раскола, то-есть объявления независимости от Санкт-Петербурга. Этому способствовали слухи о болезни Петра Первого, который, собственно, страдал заболеванием мочевых путей, сейчас бы сказали – хронической почечной недостаточностью, да. Говорили, что смертельно, что плох царь. И вот беловодские мастера муссируют такую бешеную идею – устроить царство... эээ... всеобщего добра и справедливости, такого царствия небесного на земле, разумеется, со старой верой в роли государственной религии. Естественно, такое государство немыслимо без главы, без монарха; а у беловодцев на данный момент иерархии никакой, даже духовенства нет – они же беспоповщина, у них все обряды проводили обыкновенные грамотные крестьяне – они назывались «уставщики», вот.
Теперь возникает проблема, кого назначить этим самым монархом, ведь ни один уставщик не может на это место претендовать, это было бы возвеличением собственной персоны над другими, это не приветствовалось в общине. Собственно, поэтому и прозвучал такой выбор – безграмотную старуху Рыбникову помазать на царство. Отсюда это кажется абсурдным решением, но для них оно было наиболее естественным, логичным. В качестве символа, конечно, такой идеал во плоти, что ли. Они вложили в неё... они питали к ней... они – я хотел сказать, они чрезвычайно на неё рассчитывали, она у них была чуть ли не мессианской фигурой, так, что ли.