Уже несколько дней держалась удивительная жара. Лето было в разгаре. Но на природе жара переносится великолепно, особенно если неподалеку есть какой-нибудь водоем, пруд или речка, не важно. Подмосковный дачный поселок утопал в полуденном зное. Предобеденная тишина нарушалась лишь легким шорохом листвы в кронах деревьев, стрекотанием кузнечиков да нестройным криком стрижей высоко в небе.

Анна сидела на траве в палисаднике и приводила в порядок клумбу. С чисто европейской аккуратностью она обхаживала каждый цветок, выпалывала упрямо пробивающуюся дикую мелкую травку, присыпала свежую, разрыхленную землю мягкой просеянной золой. Она наслаждалась простой монотонной работой, так далекой от постоянного риска и нервотрепки ее основной профессии. Она знала, что все это ненадолго, и скоро ей снова дадут задание, призовут на службу. Но пока она полностью посвятила себя Сергею и даче.

Это небольшое, довольно скромное строение досталось ей в наследство от родителей Олега, ненадолго его переживших. Они будто угасли после его смерти. Очень часто пожилым людям не удается пережить преждевременную смерть детей. У отца случился обширный инфаркт, а мать после его похорон и месяца не протянула.

Они оба очень любили Анну, и после смерти сына все свое имущество переписали на нее. Других наследников у них не было. Так совершенно неожиданно у Анны появилась дача в ближнем Подмосковье и собственная квартира в Москве. Да еще какая квартира! Двухкомнатная. С трехметровыми потолками. В тихом центре, в старом каменном доме. Олег, царствие ему небесное, говорил, что в таких домах Воланды живут.

Время все расставило по местам, и русская по отцу Анна, никогда не видевшая России, оказалась в самом центре своей «исторической родины». На путешествие по родной стране у нее ни времени, ни возможностей не было. Зато дачные окрестности были исхожены ею вдоль и поперек. Оказывается, Анна любила долгие пешие прогулки, не говоря уже о простом физическом труде. «Тебе бы бабушкой быть на деревне», — посмеивался над ней Сергей, но она только добродушно кивала, соглашаясь со всеми его шутками. Она была так рада, что он остался жив и что его поручили ее заботам…

В глазах возник эфемерный, призрачный свет. Где-то за пределами головы родились невесомые потусторонние звуки. Постепенно все стало реальным, и Сергей ощутил свое тело. Он лежал на земле между искореженной «шестеркой» и «Уралом», просевшим на одно колесо. У «шестерки» весь передок был безжалостно смят, боковые стекла вылетели от удара, лобовое разлетелось вдребезги. Закрывая спинами прожектора, над ним возвышались темные силуэты пограничников. Они еще ничего не делали. Они просто стояли и смотрели, несколько озадаченные странным поведением человека, который лежал сейчас перед ними, возможно, переломанный и покалеченный. Прямо сказать, и на границе не часто можно увидеть такое.

— Говорю, вынь ключ, а он как даст по газам!.. — возбужденно жестикулируя, пересказывал происшествие лейтенант. — Может, психопат?.. — неуверенно предположил он.

— Да-а… Похоже на то… — глубокомысленно покивал сержант.

Сергей понял, что какое-то время был без сознания. Видимо, при столкновении вылетел через лобовое стекло и ударился головой. В ушах звенело и шумело. Затылок отяжелел, макушка, наоборот, онемела и как бы отсутствовала. Воспользовавшись паузой, сквозь приспущенные веки он оценил позиции и количество пограничников, примерно прикинул физические возможности каждого. Незаметно скосив глаза, осмотрелся вокруг. Пацан-рядовой шустро обыскивал «шестерку», луч его фонарика блуждал но открывшемуся от удара багажнику и смятому салону. Неестественно вывороченные худенькие лапки щеток почему-то ровно со скрипом двигались, хотя их вроде никто не включал… Они будто специально отвлекали внимание пограничников от распростертого на земле тела, тем давая ему возможность осмыслить свое положение и прикинуть дальнейшие действия, а проще говоря, получить фору.

Чтобы окончательно убедиться, что цел, Сергей напряг мышцы. Не почувствовав особенной боли, которая помешала бы ему действовать, он перешел к следующему шагу. Безвольно и расслабленно вздрогнув всем телом, он шевельнулся и застонал.

«Где я?..» — подумал Сергей и попробовал шевельнуться. «Где я? — хороший вопрос… Куда лучше, чем: кто я?.. А ведь могло быть и так… Хотя… кто знает, что лучше?.. А впрочем… И все-таки, где я?.. Может, все не так уж и плохо? Главное, я, кажется, жив…»

Сознание приходило и уходило, но память оставалась при нем. А может, он просто засыпал и просыпался?

Боль отдаленно ощущалась во всем теле, но и само тело ощущалось весьма отдаленно. Оно казалось не то слишком тяжелым, не то слишком легким. Сознание воспринимало его с трудом, как бы издалека. И все же Сергей видел себя не со стороны.

Он приоткрыл глаза. В них стояла чуть подсвеченная, матово-прозрачная, непроходимая муть. Несколько раз с усилием моргнув, он прищурился и напряг зрение. Видимость начала медленно проясняться. Сначала все расплывалось непонятными тусклыми пятнами, кружилось и распадалось на куски. Зрение было фасеточным, как у таракана, и отдельные фрагменты никак не совмещались. Но постепенно они сложились в единую картину. Остатки мути растаяли, кружение замедлилось, почти прекратилось.

Сергей, наконец, увидел, что лежит в слабо освещенной небольшой комнате на узкой железной кровати, ногами к двери. Кое-где облупившиеся серые стены, довольно высокий, давно не беленный потолок… Руки стянуты по бокам ремнями. Ноги тоже связаны ремнями и зафиксированы. С обеих сторон кровати установлены штативы с капельницами. На обеих руках в венах иглы. Высоко слева маленькое зарешеченное окно. На двери тоже зарешеченное окошко. Похоже на изолятор в тюряге…

Сергей нашел пристанище в старенькой заброшенной охотничьей сторожке. Здесь, вдали от людского жилья и цивилизации, он медленно приходил в себя после всех свалившихся на его голову испытаний. Силы постепенно восстанавливались, и стресс потихоньку сходил на нет.

Примерно в пяти километрах от его временного пристанища проходила дорога. Обычно он добегал до нее легкой трусцой, а потом на попутке добирался до ближайшего селения, где запасался продуктами.

Он часто вспоминал старика, несколько раз кряду спасшего ему жизнь. Тот тоже вот так примерно и жил и был в очень даже приличной форме. Вынужденный суровый аскетизм, скудная, совсем простая еда, свежий воздух, каждодневные пробежки, активные физические упражнения и полный психологический покой. Вот, оказывается, необходимые условия для восстановления подорванного здоровья и расшатавшихся нервов. «Интересно, он пытался мне дозвониться?.. Или нет?.. — иногда думал Сергей. — Жалко, если не дозвонился, а потом передумал… Его душа пуглива и недоверчива… вот, как и моя теперь…» Сергею казалось, что он многое понял о старике. Например, почему тот не хотел возвращаться к людям.

С наступлением темноты Сергей зажигал длинные лучины и медитировал при таинственном загадочном свете. Пламя слабо колыхалось в едва заметном шевелении воздуха, создавая какое-то необыкновенное настроение, сходное с замиранием души и полным гипнотическим умиротворением.

К людям его, как и старика, не тянуло, напротив, ему хотелось этого фантастического одиночества, граничащего с одичанием. Он стал замечать, что иногда задумывается надолго, на час или несколько часов. Но задумывался ни о чем, просто уходил в неосознанное небытие. Часто он наслаждался обыкновенным созерцанием природы, безэмоциональным и тихим, сходным по ощущению с невесомым полуденным сном, который настигает незаметно и ненавязчиво, как едва уловимая, поверхностная смена настроения или погоды. Каждое его действие приобрело смысл ритуала, к которому он относился до невозможности трепетно и серьезно.