Не только художники знали все о свете — Гермиона поняла это через три дня после своей гибели — но еще и те, кто должен был от него прятаться. Теперь она стала частью этого капризного клана — призраком в мире плоти, и если хотела здесь задержаться, то должна была избегать даров солнца так же, как девица — греха, примерно по той же причине. Солнечные лучи портили, разлагали и, наконец, сжигали душу.

Она не жалела, что умерла. Жизнь не походила на вишневый пирог. Ей не везло в любви, в браке, с друзьями, с материнством. Последнее было всего больней. Если бы Гермиона могла вернуться обратно — изменить что-то одно, она забыла бы о разбитых сердцах и пришла к своему шестилетнему сыну Финну, чтобы сказать: верь своим мечтам, иди по жизни легко, ведь даже поражение ничего не значит. Этими мыслями она делилась только с Райсом, вечным бродягой, как и она сама. Он умер, измученный и безумный — от чумы, но со смертью вновь обрел рассудок и силы.

Они уже третий день были вместе, прячась за жалюзи в его пустой квартире, прислушиваясь к уличному шуму и сплетничая. Вечером беседа вернулась к природе света.

— Не понимаю, почему солнце вредит нам, а луна — нет, — заметила Гермиона: — Она ведь отражает солнечный свет, да?

— Не ищи логику, — ответил Райс: — Не будь такой серьезной.