Жизнь человека, изложенная… В ТРЕХ ПОХОДАХ в парикмахерскую.
«Мужчина и женщина» из маленького провинциального городка…
Престарелый полковник отправляется на встречу с ЛУЧШЕЙ ЖЕНЩИНОЙ СВОЕЙ ЖИЗНИ, память о которой хранит много лет…
Забавная история ВЕСЬМА НЕОБЫЧНОГО «любовного треугольника»…
«Лимонный стол».
Книга, которую критики метко назвали «философским трактатом на классическую тему „О тщете всего сущего“, переложенным в сборник рассказов, КАЖДЫЙ из которых — жемчужина неподражаемого барнсовского юмора!».
Краткая история стрижек
[1]
1
В первый раз после их переезда его привела мама. Предположительно, чтобы оценить парикмахера. Будто распоряжение «покороче сзади и по бокам и чуть-чуть убрать на макушке» в этом новом пригороде могло означать что-то другое. Он так не думал. Все остальное выглядело тем же самым: пыточное кресло, хирургические запашки, ремень и сложенная бритва — сложенная не для безопасности, а как угроза. И, главное, заплечных дел мастер был тем же самым: психом с огромными ручищами, тем, кто нагибает твою голову так, что чуть гортань не ломается, кто тычет тебе в ухо бамбуковым пальцем.
— Проинспектируйте, мадам? — сказал он, подмазываясь, когда закончил.
Мама стряхнула с себя воздействие журнала и встала.
— Очень мило, — сказала она неопределенно, наклоняясь над ним, распространяя тот же запах. — В следующий раз он придет сам.
На улице она потерла его по щеке, поглядела на него ленивыми глазами и пробормотала:
2
Парикмахер поглядел вниз с вежливым презрением и экспериментально провел гребенкой по волосам Грегори, будто там, глубоко в подлеске, мог притаиться давно забытый пробор, как какая-нибудь средневековая тропа паломников. Пренебрежительный взмах гребенки сбросил значительную часть оставшихся волос ему на глаза и ниже до самого подбородка. Позади этого внезапно упавшего занавеса он подумал: «Чтоб тебя, Джим!» Он сидел здесь только потому, что Элли больше его не стригла. Ну, во всяком случае, теперь. Мысль о ней обернулась страстным воспоминанием: он в ванне, она моет ему волосы и подстригает их, а он сидит там. Он выдергивал затычку, и Элли смывала с него клочки волос, играя струями душа, а когда он вставал, она почти всегда забирала его в рот и посасывала, вот так просто, обирая с него несмытые клочки. Вот так.
— Какое-нибудь конкретное… место… сэр? — Типчик разыгрывал поражение в поисках пробора.
— Просто зачешите назад. — Грегори мстительно дернул головой, так что его волосы перелетели через макушку, как им и полагалось. Он высунул руки из-под паршивого нейлонового балахона и пальцами зачесал волосы на место. Потом слегка взбил. Такими они были, когда он вошел сюда.
— Какая-нибудь конкретная… длина… сэр?
— На три дюйма ниже воротника. А по бокам снимите до кости, вот тут, — Грегори средними пальцами провел границу.
3
Прежде чем отправиться в путь, он зашел в ванную, высвободил зеркало для бритья из кронштейна, повернул его обратной стороной вверх и достал ножницы для ногтей из своего туалетного мешочка. Сначала он подровнял несколько длинных щетинистых волос, выбившихся из бровей, затем чуть повернулся, чтобы свет очертил кустики, торчащие из ушей, и раза два щелкнул ножницами. В легкой депрессии он задрал нос и осмотрел входы в туннели. Ничего излишне длинного. Пока. Намочив кончик фланелевого рукава, он протер за ушами, пробобслеил по хрящеватым извилинам и в заключение поковырял в сернистых гротах. Когда он посмотрел на свое отражение, уши у него выглядели ярко-розовыми от надавливаний, будто он был перепуганным мальчишкой или студентом, робеющим поцелуев.
Как называется эта дрянь, которая теперь — белое пятно у тебя на рукаве? Сам он называл ее ушной коркой. Может, у врачей имеется для нее свой термин. А есть ли грибковое заболевание за ушами, слуховой эквивалент прели между пальцами ног? Навряд ли. Место уж очень сухое. Ну так, может, сойдет ушная корка, и, может, у всех есть для нее свое название, и общего термина не требуется.
Странно, что все еще никто не придумал нового обозначения для тех, кто подстригает живые изгороди и превращает кусты и деревья в разные фигуры. Сначала цирюльники, потом парикмахеры. А когда, собственно, они изготовляли парики? «Визажисты»? Мишура. «Стилисты»? Чистый смех. Как и обозначение, которым он теперь пользовался с Элли. «Ну, я пошел в „Гнездо стрижа“». Стриж. Стрижка. Волосы.
— Э… на три часа к Келли.
Ноготь цвета индиго спотыкается по ряду карандашных заглавных букв.
История Матса Израельсона
[4]
Перед церковью с резным алтарем, вывезенным из Германии во время Тридцатилетней войны, тянулись в ряд шесть стойл, построенных из древесины пихт, срубленных и доспевших на расстоянии крика чайки от городских перекрестков; они не были ничем украшены и даже не пронумерованы. Однако их простота и видимая доступность были обманчивыми. В мыслях тех, кто ехал в церковь, а также тех, кто шел пешком, стойла были перенумерованы слева направо от первого до шестого, и они были закреплены за шестью самыми почтенными людьми в этих местах. Приезжий, вообразивший, будто он вправе привязать там лошадь на время, пока будет наслаждаться за Brännvinsbord
[5]
в отеле «Центральный», вернувшись, обнаруживал, что его скакун бродит у пристани, взирая на озеро.
Владение каждым отдельным стойлом определялось частным выбором, либо через дарение, либо по воле, изъявленной в завещании. Но если внутри церкви некоторые скамьи оставались за некоторыми семьями из поколения в поколение, были они достойны их или нет, снаружи учитывались заслуги перед обществом. Отец мог по желанию передать стойло старшему сыну, но если молодой человек оказывался недостаточно солидным, дар этот бросал тень на отца. Когда Хальвар Брегген сошел в могилу при содействии аквавиты, легкомыслия и атеизма, передав владение третьим стойлом бродячему точильщику ножей, неодобрение пало на Бреггена, а не на точильщика, и стойло в обмен на несколько риксдалеров перешло к более заслуженному.
Никто не удивился, когда четвертое стойло было присуждено Андерсу Бодену. Управляющий лесопильней отличался трудолюбием, отсутствием легкомыслия и преданностью своей семье. Пусть он и не был слишком набожным, пусть он не щеголял излишком благочестия, но не скупился на благие дела. Как-то осенью, когда охота была отличной, он заполнил одну из опилочных ям обрезками досок, положил сверху металлическую решетку и изжарил оленя, а мясо раздал своим рабочим. Хотя он не был уроженцем города, но ревностно показывал его достопримечательности приезжим. Поддаваясь его настояниям, приезжие взбирались на klockstapel рядом с церковью. Прислонясь плечом к звоннице, Андерс указывал им на кирпичный завод, и на приют глухонемых с колокольней, и на невидимую оттуда статую, отмечающую место, где в 1520 году Густав Ваза держал речь перед далекарлианцами. Крупного сложения, бородатый, полный энтузиазма, он даже предлагал им совершить паломничество на Хёкберг, обозреть камень, недавно установленный там в память юриста Йоханнеса Стьёрнбока. В отдалении пароход прочерчивал озеро, внизу, всем довольная в своем стойле, ждала его лошадь.
По намекам сплетен Андерс Боден уделял столько времени приезжим потому, что это оттягивало его время возвращения домой; сплетни напоминали, что в первый раз, когда он попросил Гертруд выйти за него, она рассмеялась ему в бороду и разглядела его достоинства только после своего разочарования в любви к сыну Маркелиуса; сплетни предполагали, что переговоры, когда отец Гертруд пришел к Андерсу и предложил ему возобновить свои ухаживания, были очень непростыми. Ведь в первый раз управляющего лесопильней заставили почувствовать, что с его стороны было наглостью искать руки девушки такой талантливой и артистичной, как Гертруд, которая как-никак играла фортепьянные дуэты со Сьёргеном. Но брак процветал, насколько могли судить сплетни, пусть она и не раз во время всяких торжественных случаев называла его надоедой. У них родилось двое детей, и акушер, принимавший вторые роды, предупредил госпожу Боден, что ей следует воздержаться от следующих беременностей.
Когда провизор Аксель Линдвалл и его супруга Барбро приехали в город, Андерс Боден поднялся с ними на klockstapel и предложил сводить их на Хёкберг. Когда он вернулся домой, Гертруд спросила его, почему он не носит значка Шведского союза туристов.
