Полуночная набережная была пустынна. Где-то вдали горели окна работающих допоздна кафе, раздавались напевные аккорды «живой» музыки. Легкий ветер задумчиво перебирал листву…

Шины чуть слышно шелестнули по нагретому за день асфальту. Автомобиль цвета летней степной ночи медленно остановился, раздался щелчок открываемой двери. Недокуренная сигара затухающим метеором рассекла воздух и, перелетев кованые перила, упала в воду.

— Н-ну? — недовольно протянул мужчина, сидевший впереди, около водителя:- И где он?

— Я уверен, он сейчас появится… — робко кашлянул водитель.

— Заткнись, — резко оборвали его. — Твоего мнения никто не спрашивал.

В шесть часов утра, телевизор, включенный каким-то идиотом на полную мощность, торжественно заиграл гимн. Под это громовое бряцанье труб, литавр и прочих музыкальных инструментов, воссоединившихся с отбойным молотком, звучащим у меня в голове я и проснулся.

Тихо выматерившись сквозь зубы (громко не позволила все та же головная боль), я, не открывая глаз, сполз с дивана и, нащупав кнопку пульта, вырубил «ящик». Судя по тому, что мне это удалось, я находился дома. А раз так, то для того, чтобы попасть на кухню к родимому рассольчику мне нужно, выйдя из комнаты, повернуть на…лево!

Приподняв пальцами веки и поразившись неимоверно яркому утреннему свету (кто придумал, что солнечный свет — это приятно?!), я медленно встал на ноги. После пяти неудачных попыток (асфальтовая болезнь, окаянная! Ну, это когда асфальт, а в данном случае, пол, поднимается так, поднимается… и неожиданно бьет по лицу) мне все-таки удалось доползти до холодильника и вытащить из него спасительный трехлитровый баллон с огуречным рассолом.

Пара глотков, и мне вроде как полегчало. Вот что значит похмельный синдром в действии…

Так, а как же я докатился до такого состояния, а? Изо всех сил напрягая мозги и борясь с головной болью с помощью такого родного рассольчика, я начал вспоминать.