Доро нашел женщину совершенно случайно, когда отправился навестить одну из деревень, где жили его потомки. Деревня выглядела достаточно уютным местечком. Сразу за глинобитной стеной начинались луговые пастбища и редкие беспорядочно растущие деревья. Но еще прежде чем войти в нее, Доро понял, что людей здесь не было. Работорговцы его опередили. Их жадность и оружие за несколько часов разрушили плоды его тысячелетнего труда. Всех, кого не удалось угнать, как стадо, они просто вырезали. Доро обнаружил человеческие кости, волосы и ссохшиеся ошметки тел, оставшиеся после пиршества пожирателей падали. Он остановился над скелетом ребенка и задумался: куда же все-таки увели тех, кого оставили в живых? В какую страну, в какую колонию Нового Света их переправили? И как далеко ему пришлось бы отправиться, чтобы разыскать оставшихся, еще совсем недавно бывших здоровыми и сильными людьми?

Наконец, с трудом делая шаги, он пошел прочь от этих останков, наполнявших душу чувством горечи и гнева, не заботясь и не думая о том, куда направляется. Он всегда гордился тем, что защищает все ему принадлежащее. Может быть, отдельные люди его не заботили, но он давал свою защиту народу в целом. Они ему верили, повиновались его воле, а он давал им защиту.

Но сейчас он проиграл.

Он шел на юго-запад, направляясь к лесу, покидая эти места так же, как пришел сюда: один, без оружия, без пищи и воды, с одинаковой непринужденностью чувствуя себя и в саванне, и в этом лесу, и в любом другом месте. Несколько раз на его пути встречались опасные препятствия: болезни, дикие звери, или враги. На этой земле правил суровый закон. Но так или иначе, он продолжал свой путь на юго-запад, интуитивно выбирая направление к тому месту на побережье, где его дожидался корабль. Некоторое время спустя он понял, что его влечет уже не чувство гнева, появившееся при виде разоренной деревни, а нечто другое. И это было что-то совсем новое: это было мгновенное, импульсивное чувство, похожее на волну подсознательных ощущений, ударяющую изнутри. Он легко мог бы преодолеть его, но не стал. Он чувствовал, что на открывшемся ему пути его что-то ожидает. Должно быть, прямо вот там, чуть дальше, впереди. Он всегда доверял подобным предчувствиям.

За последние сотни лет он еще никогда не заходил так далеко на запад, и поэтому был уверен, что кого бы он ни встретил, это должно оказаться чем-то новым и весьма ценным для него. Он ускорил шаг, проявляя нетерпение.

На следующий день они встали еще до рассвета. Энинву вооружилась мачете и заставила Доро сделать то же самое. Казалось, она была вполне довольна происходящим, когда складывала вещи в длинную корзину, которую намеревалась взять с собой. Теперь, когда она приняла решение, она больше не задавала вопросов о жизни с ним, хотя и была озабочена судьбой собственных людей.

— Ты должен позволить мне быть твоим проводником, когда будем проходить через деревни, — сказала она. Теперь она вновь приняла облик молодого мужчины, и даже обернула свои одежды, как и положено, вокруг бедер и между ног. — Поблизости много деревень, так что никакой чужеземец не может добраться до меня, не заплатив денег местным жителям. Тебе очень повезло, что ты смог пройти и тебя никто не остановил по дороге. Или повезло моим людям. Поэтому я должна убедиться в том, что им повезет в очередной раз.

Он согласно кивнул. Пока она будет придерживаться нужного ему направления, она сможет вести его сколько захочет. Ночью она покормила его вареным бататом, а затем все оставшееся время изнуряла любовью его сильное молодое тело. — Ты хороший мужчина, — сказала она, удовлетворенно оглядывая его. — Я очень давно не встречала ничего подобного.

Он был даже удивлен, почувствовав, как сильно этот маленький комплимент его тронул, как вообще эта женщина смогла так сильно его порадовать. Она была весьма большой ценностью, во всех смыслах. Она бросила прощальный взгляд на свой дом, остающийся чистым и опрятным, на двор, такой изящный и милый, несмотря на небольшие размеры. Он наблюдал за ней и подумал о том, как много лет все это было ее домом.

— Мои сыновья помогали мне построить его, — тихо сказала она. — Я сказала им, что мне нужно отдельное место, где я без помех могла бы заниматься своими лекарствами. И все, кроме одного, пришли мне помогать. Тот, который не пришел, был самым старшим сыном из оставшихся в живых. Он хотел, чтобы я жила вместе с ним. И был очень удивлен, когда я не согласилась. Он очень богат и самонадеян и всегда слушает только себя, даже если говорит при этом сущий вздор, как это частенько бывает. Он ничего не знал и не понимал в том, что касается меня, так что я показала ему лишь малую часть того, что показывала тебе. Только самую малость. И это заткнуло ему рот.

Доро всегда был в хорошем настроении после перемены тела. Особенно если ему удавалось совершить перемену несколько раз за короткий промежуток времени, или если получал тело одного из тех людей, которых разводил специально для этой цели. Вот и на этот раз ощущение удовольствия все еще не исчезло, когда они добрались наконец до берега. Он заметил, что Энинву ведет себя слишком тихо и подавленно. Он посчитал это за признак усталости и решил, что отдых ей не помешает. К тому же она только что увидела нечто такое, что для нее было необычным и новым. Доро знал, что людям требуется время, чтобы привыкнуть к перемене его облика. Кажется, только его дети воспринимают это должным образом. И он был готов дать Энинву столько времени, сколько ей потребуется.

На берегу толпились работорговцы. Здесь жил английский комиссионер, который служил в Королевской Африканской компании, и между прочим был агентом Доро. Звали его Бернард Дейли. У него было три темнокожих жены, несколько детей-полукровок и явный иммунитет к многочисленным местным болезням. К тому же он был однорукий. Несколько лет назад Доро отрубил ему руку.

Дейли как раз присматривал за тем, как клеймили новых рабов, когда Энинву и Доро подошли на своей лодке к берегу. В воздухе стоял запах горелого человеческого тела и раздавались крики мальчика-раба.

— Доро, в этом месте поселился дьявол, — прошептала Энинву. Теперь она ни на шаг не отходила от него. Доро внимательно посмотрел на нее. Она по-прежнему была в обличье невысокого мускулистого мужчины, но он так и не привык относиться к ней как к представителю сильного пола. Один раз он спросил ее, почему она предпочитает путешествовать в таком облике.

— Я еще не имела случая увидеть, чтобы ты разгуливал в облике женщины, — отпарировала она. — Люди всегда думают, прежде чем напасть даже на невысокого мужчину. И они не очень-то удивляются, если он дает им сдачи.

Энинву испугалась корабля, но еще больше его испугался Окойя. Он видел, что большую часть людей здесь составляют белые, а в своей жизни он имел лишь отрицательный опыт общения с ними. А кроме того, рабы-мужчины говорили ему, что все белые являются людоедами.

— Они увезут нас в свою землю, откормят, а потом съедят, — так объяснил он свои ожидания Энинву.

— Нет, — заверила его Энинву. — У них нет такого обычая поедать мужчин. А если бы даже и был, то наш хозяин никогда не разрешит проделать это именно с нами. Он очень могущественный человек.

Окойя вздрогнул.

— Он не человек.

Окойя оставался в каюте Доро, где Энинву могла ухаживать за ним, пока его болезнь не утихнет. Затем Доро отправил его в трюм, где находились остальные рабы. Когда корабль вышел в море и африканский берег исчез за горизонтом, рабам разрешили бродить по трюму и даже по палубе, где им больше нравилось. Поскольку у них не было почти никакой обязательной работы, они фактически были гораздо свободней, чем члены экипажа. Так что у Окойи не было никаких причин считать, будто это перемещение связано с каким-то ограничением свободы. Доро очень внимательно наблюдал за ним, стараясь определить, насколько тот сообразителен и уживчив — или запуган и готов провоцировать неприятности. Но Энинву познакомила юношу с Аденкву, и казалось, что теперь молодая женщина занимала большую часть его времени. Во всяком случае, у него не было желания устраивать бунт или нечто подобное.

— На самом деле они не настолько нравятся друг другу, как это может показаться, — говорила Энинву, стараясь убедить Доро. — Кто знает, что у них на уме?

Но Доро только улыбался. Что было у них на уме, было ясно каждому. Энинву просто боялась за их слишком близкое кровное родство. Она находилась под сильным влиянием убеждений, бытовавших среди ее людей. Казалось, она чувствовала свою особую вину за их встречу, которую могла так легко предотвратить. Но с другой стороны, даже ей было ясно, что Окойя и Аденкву нуждаются друг в друге, как она нуждается в Доро. Подобно ей, они чувствовали себя слишком уязвимыми и одинокими. Через несколько дней после начала плавания Доро отвел Окойю на палубе в сторону, подальше от Аденкву, и сказал ему, что капитан корабля имеет право сам исполнить церемонию женитьбы.

— Белый человек, этот самый Вудли? — спросил Окойя. — И что он должен сделать с нами?

— В твоей новой стране, если вы хотите пожениться, вы должны дать обещание перед священником, или перед человеком, представляющим власть. На корабле таким человеком является Вудли.