Катя открыла глаза и близоруко прищурилась: белые стены, белая мебель, белая постель, белая тюлевая занавеска.

«И на душе точно так же белым-бело, празднично, торжественно, — прислушалась она к себе и улыбнулась. — Какая сказочная ночь! Именно о такой ночи я мечтала всю жизнь! Какой же он красивый, сильный, нежный, внимательный! Почти принц… Не зря говорят: все, что ни делается, к лучшему. Второй мужчина в моей жизни… И все совершенно иначе… Как же хорошо…» — почувствовав пробежавшую по телу волнительную дрожь, она закрыла глаза.

Сквозь неплотно прикрытую дверь из гостиной в спальню проник далекий механический звук, затем послышались приближающиеся шаги, и в комнату кто-то вошел. Чуть размежив ресницы, Катя рассмотрела туманное очертание мужской фигуры в белом халате: сбросив его на банкетку, фигура стала медленно поворачиваться. Заметив это, Катя снова сомкнула веки и притворилась спящей.

Вадим, принеся с собой тонкий аромат свежесваренного кофе, осторожно заполз под одеяло, глубоко вздохнул и замер. Так прошло несколько минут. Устав чего-то ждать, Катя приоткрыла глаза. Ладышев лежал на спине и, подложив руки под голову, смотрел в потолок.

Затаившись, она принялась внимательно рассматривать его профиль: большой лоб, лохматые горбики бровей, прямой нос, глубокая линия плотно сжатых пухлых губ, волевой подбородок, мощный торс, покрытый довольно густой темной растительностью.

В понедельник Вадим проснулся задолго до прихода домработницы. С одной стороны, редкий случай, так как Галина Петровна появлялась ровно в семь, с другой — в этом не было ничего удивительного. Предыдущую ночь практически не спал, затем хорошо выпил с друзьями, соответственно, рано улегся — примерно в девять вечера, как только проводил Андрюху с Саней до такси. Даже посуду не убрал, что ему совсем несвойственно. А ведь родители с детства прививали любовь к идеальному порядку. Всегда и во всем, особенно в голове.

«Рука должна быть твердой, голова — ясной, движения отточенными, — учил его отец. — Цель должна быть четко сформулирована, путь к ней продуман до мелочей, чувства и желания под контролем, речь — лаконична, без лишних отступлений. И Боже упаси позволить эмоциям взять над тобой верх!»

Тактичность, вежливость, располагающая улыбка, умение терпеливо выслушать собеседника — у отца он научился многому. Тому же доведенному до автоматизма анализу текущей ситуации. Не холодный расчет, а именно анализ, этакое параллельное мышление, позволяющее или сохранить твердость, или проявить гибкость. Сергей Николаевич готовил сына к великим свершениям, верил, что со временем тот станет светилом медицины…

Щелкнув выключателем настольной лампы, Вадим глянул на часы и позволил себе еще немного поваляться в постели: не мешало на свежую голову проанализировать последний период жизни. Тщательно планируемая, она все чаще давала сбои. Мог ли он подумать, что затеянное скуки ради знакомство получит такое продолжение? События, словно звенья, нанизывались одно за другое, спаивались, обрастали новыми деталями и превращались в итоге в прочную цепь.

До вчерашнего утра он считал, что всецело контролирует свою жизнь: он создает свои звенья событий, нанизывает одно на другое, скрепляет, спаивает. И тут вдруг выяснилось, что кто-то другой завладел этой цепью, опутал его ею и в какой-то момент даже предпринял попытку его подчинить.

Десять дней, проведенных Катей в Москве, были наполнены невероятным количеством знакомств, передвижений и действий — этакое бесконечное движение. Несмотря на то что практически не оставалось времени для сна, она совершенно не ощущала усталости. Скорее, наоборот: впервые за последние два месяца чувствовала себя отдохнувшей.

Генка… Верный, терпеливый, всегда готовый прийти на помощь — поддержать, утешить, рассмешить, обогреть, уложить спать, даже спеть колыбельную! Эх, если бы можно было повернуть время вспять, пройти мимо той проклятой лаборантской, возможно, все сложилось бы иначе. Любила бы она Гену, а не Виталика, вышла бы за него замуж, и он сделал бы ее самой счастливой женщиной на свете.

Вот только снова это вездесущее «бы»…

Вессенберг был ее первой любовью…

Угрюмый и злой Ладышев появился в офисе около десяти утра и первым делом спросил у Зины, передала ли она Проскуриной вещи, якобы забытые в боулинге. Увы, секретарша так и не смогла с ней связаться за эти две недели. Она даже сбегала несколько раз во время обеда к ее дому, но, судя по всему, в квартире никого нет.

— Андрей Леонидович, что слышно о машине Проскуриной? — став еще более мрачным, уточнил он у Поляченко.

— Еще во вторник можно было забрать, — доложил тот. — Но я не смог найти Екатерину Александровну. Наверное, куда-то уехала.

— Уже вернулась. Скорее всего, она сейчас на Чкалова. Значит, так: возьмите у Зины ее вещи, сдайте ей с рук на руки «БМВ», и можете о ней забыть. Она у нас больше не работает.

— Понял, — кивнул Андрей Леонидович, хотя на лице мелькнуло: не понял ничегошеньки! — А как быть с доплатой за ремонт? Получилось почти на сотню больше. Вы сами просили ускорить.

Первого января наступившего года Катю разбудил… аромат свежесваренного кофе!

Разомкнув веки, она повернула голову на запах, нащупала очки. Так и есть, ей не приснилось: чашечка кофе на прикроватной тумбочке. По другую сторону, на краю постели, в наброшенном на тело махровом халате сидел Вадим, посматривал на часы, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

— Ровно семь минут! С добрым новогодним утром, любительница кофе!!! — перегнувшись через кровать, он поцеловал ее.

— Доброе… — сладко потянулась под одеялом Катя. — Это что? Очередной эксперимент? Хотел узнать, как быстро я просыпаюсь? А теперь еще хочешь засечь, за какое время я добегу с чашкой до кухни? Ведь пить кофе в кровати у тебя не принято…

— Почему? Все предусмотрено, — многозначительно возразил Вадим и достал из-за спинки кровати какую-то доску.

…В развевающихся прозрачных одеждах Катя медленно шла, а скорее, плыла по цветущему лугу и любовалась пейзажем, уже залитым первыми лучами солнца. Кругом расстилались покрытые туманной дымкой поля, вдали темнела полоска леса.

Яркое, теплое солнышко высоко поднялось над горизонтом и все норовило нежно коснуться Катиных волос, ветерок игриво забавлялся легкой тканью ее наряда — то пеленал тело, то забрасывал на лицо, то запутывал ноги. Но вот он шаловливо растрепал волосы и улетел вперед. Однако ненадолго. Появившись снова, он принес с собой звуки — величественные, праздничные.

Они, радостно переливаясь, заполнили собой всю округу, добавили света, торжественности, увлекли ввысь, вселили в душу покой и умиротворение.

«А ведь это колокольный звон! — внезапно поняла Катя. — Пасхальный!..»

После событий второго января и страстной ночи любви Катя и Вадим практически не расставались. А если и разлучались на несколько часов, то без конца перезванивались по поводу и без. Встретили Рождество вместе с Ниной Георгиевной, души не чаявшей в Кате, и вернувшейся из России Галиной Петровной. К слову, та сразу прониклась к Кате большой симпатией. По вечерам они гуляли, ходили в кино, катались на лыжах. И говорили, говорили, говорили — рассказывали друг другу о детстве, о юности.

Иногда проводили время на диване перед телевизором. В обнимку. Порой так и засыпали, но ненадолго. Стоило переместиться на кровать, как сон, практически не сопротивляясь, уступал место любви — самому прекрасному действу на свете. Необыкновенно нежному, желанному, сладострастному…

Только сейчас, умудренная десятилетним опытом семейной жизни, Катя поняла смысл коробившей ее прежде фразы «заниматься любовью». Именно любовью, а не избитым, бывшим на слуху ее заменителем, сухо описывающим то, что за этим словом скрывалось. И это открытие наполняло каждую ее клеточку такой неописуемой радостью, таким восторгом, что она вдруг снова стала писать стихи. Они выплескивались из нее настоящими потоками — утром, днем, ночью. Тихонько вскакивала, на цыпочках бежала в кабинет к ноутбуку, записывала, редактировала и оставляла открытыми на мониторе для Вадима…

«Утром прочтет», — улыбаясь, заползала она опять под одеяло и, уткнувшись в теплое плечо, наконец-то засыпала. Спокойно, умиротворенно. Счастливо…

Спалось Кате в эту ночь совсем плохо. Можно сказать, вообще не спалось. Наконец-то достигшее постели тело вроде и отдыхало, но мозг никак не хотел отключаться: анализировал, сортировал, вытаскивал из памяти забытые лица, события, выстраивая одному ему понятную логическую цепочку. Так и не позволил своей хозяйке полностью забыться: стоило ей начать погружение в зыбучее марево сна, как он тут же посылал импульс, словно пытался о чем-то предупредить. В один из таких моментов промелькнуло лицо мамы — опечаленное, озабоченное…

Зазвонил будильник. Измученная Катя автоматически включила лампу на тумбочке, нажала на отбой, с закрытыми глазами присела на кровати и замерла, прислушиваясь к себе.

«Боже мой, что за ночь? Почему на душе так тревожно, почему так колотится сердце, ком у горла? Что это? Дурное предчувствие? Может быть, сегодня лучше никуда не ехать? Как же хочется спать…» — почти простонала она и опять рухнула на подушку.

Запищал телефон. Контрольный будильник. Надо вставать. Все ерунда. Она элементарно волнуется перед дальней дорогой, боится, что не справится. Не отступать! И для начала применим проверенный метод — контрастный душ. Надо смыть все эти непонятные тревоги, неприятные, липкие мысли, мобилизовать положительные эмоции. Затем оживим организм чашкой кофе, не забудем налить еще и в термос, позвоним Потюне — и в путь! Итак, раз, два, три!

Усилием воли на счет «три» она заставила себя подняться, пошатываясь, добрела до душевой кабины, натянула на волосы шапочку и, зажмурив глаза, шагнула под холодные струи.