О тех, на чью долю выпало тяжелое, полное лишений детство, принято говорить, что у них не было детства. Не было настоящего детства и у Джека Лондона.

Родился будущий писатель 12 января 1876 года в Сан-Франциско — городе, который быстро превращался в последней четверти прошлого века в один из крупнейших центров Соединенных Штатов Америки. Мать его Флора Уэллман происходила из почтенной семьи, но еще в юности ушла из дома и зарабатывала на жизнь уроками игры на пианино. Отец — Генри Уильям Чейни рано остался сиротой, в молодости служил на флоте, занимался литературным трудом, но в конце концов стал астрологом. Он оставил жену еще до рождения сына, и воспитывал мальчика отчим — Джон Лондон, человек простой, мягкий, неутомимый труженик и неудачник. По свидетельству Джека, его отчим «по природе своей был слишком добропорядочным человеком и потому не мог преуспеть в той бездушной борьбе за существование, которую вынужден вести человек, если он желает выжить в нашей анархической капиталистической системе».

Всем в доме заправляла мать — женщина энергичная, хорошо образованная, но неуравновешенная, непрактичная, легко увлекающаяся различными идеями. В результате семья все время бедствовала, кочевала с места на место, дорого расплачиваясь за очередные хозяйственные увлечения Флоры, будь то приготовление и продажа дешевых обедов или сдача комнат внаем одиноким рабочим.

Увлечения эти не были простой прихотью взбалмошной женщины, как это могло показаться. Флора Уэллман была дочерью своей страны, своего времени, она глубоко верила в исключительность американцев и предприимчивость.

Все ее начинания были пропитаны духом «американской мечты», составной частью которой являлось стремление «выбиться в люди», то есть разбогатеть. Флора твердо верила, что она сможет добиться успеха исключительно благодаря своей собственной изобретательности, энергии и смекалке. Однако осуществить «мечту» в реальной жизни оказывалось не так-то просто. Начинания Флоры неизменно кончались крахом.

Работа на фабрике не приносила Джеку ни удовлетворения, ни денег. С гневом и жалостью он наблюдал, как наравне со взрослыми трудились десяти- и даже восьмилетние ребята. За десять часов они получали всего лишь по тридцать центов. Если закаленный семнадцатилетний Джек после рабочего дня валился замертво в постель, что говорить об этих детях с развитыми не по возрасту руками и стариковскими лицами. Джек понимал безвыходность их положения да и своего собственного. День за днем ранним утром он направляется на фабрику, тщетно ожидая давно обещанного повышения зарплаты на 25 центов в день.

Как-то он случайно узнал от матери, что сан-францисская газета «Колл» («Призыв») объявила конкурс на лучший очерк с первой премией в двадцать пять долларов. Мать напомнила Джеку: он писал в школе неплохие сочинения, может быть, стоит попытать счастья? Три вечера подряд усталый, полусонный Джек писал свой первый небольшой очерк. 12 ноября 1893 года «Колл» опубликовала очерк Джека Лондона «Тайфун у берегов Японии», сопроводив его сообщением о том, что жюри конкурса единогласно присудило автору первую премию. Вторую и третью премии получили очерки студентов Калифорнийского и Стенфордского университетов.

Обрадованный Джек сразу же принимается за второй очерк. К его недоумению и разочарованию, сотрудники газеты на этот раз не сочли нужным даже ответить ему, просто возвратив очерк обратно безо всяких комментариев. Так жизнь преподнесла юному Джеку еще один урок: одно дело конкурс, где часто решает случай, и совсем другое — повседневная жизнь, когда редакторы не хотят даже прочитать то, что ты написал, не хотят тратить время на пустое — подбодрить, оказать помощь юноше, пытающемуся делать первые робкие шажки в литературе.

Двадцать пять долларов премии разошлись удивительно быстро, и Джеку ничего не оставалось, как продолжать работу на фабрике. Тем не менее ему запало в память заявление одного члена жюри о том, что очерк отличался «выразительностью описаний». Мысль о возможности литературного труда с этих пор никогда не покидала его.

Так и не дождавшись обещанного повышения зарплаты, Джек уходит с джутовой фабрики и решает стать электриком. Он устраивается на электростанцию. Хозяин, видя его трудолюбие и безотказность, тут же определяет его на самую тяжелую работу — кочегаром, заменив Джеком двух взрослых рабочих и сэкономив на этом 50 долларов в месяц. Работа была тяжелой, Джек нередко забивался в угол и «плакал от унижения и злобы, усталости и отчаяния». Он понял, что хозяин бессовестно обманул его, и вскоре бросил свое место.

Осенью 1895 года Джек поступает в Оклендскую среднюю школу, чтобы подготовиться к поступлению в Калифорнийский университет. Три долгих года предстояло провести ему за школьной партой, прежде чем его допустят к вступительным экзаменам. В школе его встретили недружелюбно, даже враждебно. Джек сильно отличался от своих соучеников из зажиточных семей. Он был гораздо старше их, плохо одет, не блистал изысканными манерами, в разговоре употреблял просторечные слова, по вечерам работал. Он уже был взрослым человеком, а его одноклассники оставались еще подростками. Мужественность и независимость отталкивали от Джека изнеженных маменькиных сынков и дочек.

Джек оказался в непривычном окружении, потому что дети из рабочих семей обычно уходили из школы, едва получив начальное образование. Но ничто не могло остановить его. Он с жадностью набрасывается на занятия, возобновляет регулярные посещения городской библиотеки. Там он знакомится с работами Маркса и Энгельса, Дарвина, Фурье, Прудона, Спенсера. Страницы «Коммунистического манифеста» он читает как откровение, выписывает заинтересовавшие его мысли, жирной чертой подчеркивает заключительные строки. Его внимание привлекает роман-утопия Эдварда Беллами «Взгляд в прошлое», рассказывающий о том, каким станет мир в 2000 году.

В школе издавался свой журнал, и Джек вскоре становится его активным участником. В декабрьском номере журнала за 1895 год был опубликован его очерк о путешествии через Тихий океан на «Софи Сезерленд», в следующем номере — очерк о пребывании на островах Бонин, к югу от Японии, а затем и рассказ о приключениях в рядах «армии Келли». Соученики по-прежнему косо смотрели на то, что Джек по вечерам работал уборщиком в школе, однако его начитанность и дружелюбие начали вызывать уважение.

Была еще одна причина, из-за которой пребывание в школе тяготило Джека: он был уверен, что сможет значительно быстрее пройти школьный курс, занимаясь самостоятельно. В этой уверенности его укреплял новый знакомый Фред Джекобс, молодой сотрудник городской библиотеки. Он не раз и не два помогал Джеку готовить домашние задания по английскому языку и литературе. Джек весьма удивился, узнав, что Фред не окончил средней школы, а готовится к поступлению в университет самостоятельно.

Родной дом встретил Джека печальным известием: умер отчим Джон Лондон. Джек был весьма опечален его смертью, — тот хорошо относился к пасынку, их связывала подлинная дружба. Теперь Джек остался единственной опорой матери и малыша, которого Флора взяла на воспитание, чтобы не чувствовать себя совсем одинокой. И снова та же забота — найти постоянную работу. Джек зарабатывает гроши, подстригая газоны в богатых поместьях или моя окна в особняках городской знати.

Зато свободного времени — хоть отбавляй, и он принимается писать новеллы и рассказы. Из путешествия на Клондайк он привез толстую тетрадь, заполненную наспех сделанными записями, и теперь она служит ему основным источником для работы. Джек настойчиво трудится над своими первыми «северными рассказами», так резко отличавшимися от всего того, что выбрасывали на журнальный и книжный рынок эпигоны романтизма и приверженцы «традиции жеманности», описывавшие героев слабых и изнеженных, далеких от реальной жизни и понятия не имеющих о том, что такое настоящий труд.

Он тратит последние гроши на почтовые марки, чтобы отослать свои рассказы в журналы. Но рукописи неизменно возвращаются обратно. Пришлось заложить велосипед и часы, а затем и пальто покойного отчима. Случайно узнав о том, что проводится конкурс на занятие должности почтальона, Джек пытает счастья и отлично выдерживает экзамен, но вакансий нет и не предвидится. Иногда рассказы возвращаются из редакций с припиской: «Интерес к Аляске совершенно пропал. К тому же столько написано об этом, что мы не думаем, что стоит приобретать ваш рассказ».

Джек недоумевает: сотни и тысячи людей по-прежнему устремляются на Клондайк, а журналы отказываются от рассказов, написанных очевидцем. Вероятно, все дело не в теме, а в том, как они написаны. Строка за строкой он вчитывается в опубликованные журналами рассказы, чтобы понять, чего же все-таки хотят редакторы от писателя. Он вновь берется за книги своих любимых авторов — Роберта Стивенсона и Редьярда Киплинга, пытается разгадать секрет успеха своего земляка Амброза Бирса. Талант Стивенсона-рассказчика вызывает его восхищение; он отдает должное музыкальности фразы Киплинга; у Бирса же он отмечает «блеск металлического интеллектуализма», который «взывает к уму, но отнюдь не к сердцу». Лондон стремился уловить своеобразие различных писателей, разобраться в общем состоянии современной ему англоязычной литературы. Потом он с горечью отметит в одном из писем, что судьба писателя в Соединенных Штатах Америки часто зависит от «невинной американской девушки, которая ни в коем случае не должна быть шокирована, ей нельзя предложить ничего более крепкого, чем пресное молочко».

Ведущие литературные ежемесячники того времени, по свидетельству критика Вана Вика Брукса, были заполнены «заурядными безликими сочинениями… выспренняя сентиментальность выдавалась за отображение действительной жизни». Сентиментальные романчики и рассказы и изысканное сладкогласие, благочинность и респектабельность героев и ситуаций казались многим американцам подлинным откровением. А ведь описываемые в таких произведениях ситуации не выходили за пределы того, например, уместно ли молодому человеку, путешествующему по железной дороге, знакомиться с леди в зале ожидания. Неудивительно, что полнокровные, преисполненные жизненных сил, грубоватые герои рассказов Джека Лондона на фоне такой литературы казались пришельцами из другого мира.

Чтобы стать крупным писателем, считал Джек Лондон, необходимы четыре вещи: крепкое здоровье, упорный труд, определенная жизненная философия и откровенность. В здоровье он никогда не сомневался. Труд тоже был привычным делом с раннего детства. Занявшись литературой, он установил себе ежедневную норму — тысячу слов в день (примерно три страницы на машинке), шесть дней в неделю — и никогда от этой нормы не отступал. Искренность и откровенность были его естественными чертами. Что касается жизненной философии, он стоял на социалистических позициях.

Джек Лондон понимал, что творчество писателя вбирает и его мировоззрение, и непосредственный жизненный опыт, а успех писателя в известной степени зависит от ясности его мышления и от глубины его проникновения в жизнь. «Кто ясно мыслит — ясно излагает»… Лондон хорошо помнил эти слова французского мыслителя Буало. «Если вы ясно мыслите, то и писать будете понятно для всех», — подчеркивал он в статье «По поводу философского восприятия жизни писателем» (1903). Ясность же мысли требовала глубоких систематизированных знаний во многих областях — иначе как может писатель «рассуждать логически или иметь широкий взгляд на интересующий его предмет»? Определенный философский подход позволяет писателю выбраться из хаоса противоречивых фактов.

Джек Лондон всегда искал встреч с людьми знающими, глубоко чувствующими жизнь, способными расширить круг его интересов. Такие люди были и среди его друзей: тонкий знаток искусства поэт Джордж Стирлинг, начинающий литератор Клаудсли Джонс, красивая и начитанная социалистка Анна Струнская. Каждый из них оказал влияние на круг интересов молодого писателя, на его восприятие жизни, на его характер и литературные наклонности.

Лондон с большим интересом присматривался к Стирлингу, пишущему сонеты в стиле Китса и лирические стихи, в которых развенчивал сторонников пуританской морали. Ему импонировала привязанность поэта к родному Сан-Франциско, который тот с любовью называл «прохладным серым городом любви». Стихи Стирлинга не пользовались успехом у буржуазной публики, и поэт жил весьма скудно. Лондон внимательно выслушивал длинные тирады Стирлинга о социализме и не менее пылкие речи в защиту принципа «искусства для искусства». Они часто спорили на эту тему. Несмотря на различие во взглядах, Джек относился к поэту доброжелательно, высоко ценил его верность своим идеалам, его острый ум и изящество слова, его житейскую непритязательность.

Знакомство с Клаудсли Джонсом началось с переписки в феврале 1899 года, когда Джонс, прочитав первые рассказы Лондона, написал их автору восторженное письмо. Джонс работал в почтовом ведомстве, тоже придерживался социалистических взглядов и в свободное время писал рассказы, мечтая стать профессиональным писателем. Между ними было много общего. Лондон в своих письмах откровенно рассказывал Джонсу о своих личных делах и литературных замыслах, давал советы, высказывал свои взгляды на творчество вообще. Они сохранили дружескую привязанность до конца жизни.