Конец мая. Запись в дневнике сотрудника ЦЕРН, представителя Дубны Мусатова Сергея Анатольевича:

Спустя пару недель после этой записи по Знаменке поползли слухи, что в Цнинском лесу не один уже грибник натыкался на выгороженный участок, опутанный колючей проволокой. Участок солидный, напрочь перегораживает проезд по заброшенной бетонке, на подъезде к нему перед воротами шлагбаум, а за ним хамло с автоматом, которое сразу начинает орать и целиться тебе в брюхо.

Знаменка — городок небольшой, но с претензиями, демократию чтит, а тут колючка, шлагбаум, вредный автоматчик, вот главный редактор местной газеты и послал молодого собкора Дергунова на разведку.

Тощий невысокий очкастый Дергунов на своем кривоногом Запорожце выехал на рассвете, нашел эту самую бетонку, которую с боков стиснули непролазные, давно не чищенные, не пропускающие косых солнечных лучей заросли, и потрюхал по жесткой грязной ленте, подскакивая на стыках и отшибая себе мягкое место, навстречу неизвестности. Шлагбаум и ворота появились неожиданно, точно выросли из-под земли, а за шлагбаумом возник некто в плащ-палатке с поднятым капюшоном и кирзовых сапогах и наставил на Запорожец дуло автомата. Недружелюбно так наставил, молча, потом дулом показал — проваливай.

Два Сергея покосился на вошедшего Черемушкина и вновь уткнулся в лист густо исписанной бумаги. По случаю жары был он одет в легкую простенькую безразмерную рубашку с коротким рукавом, какие носят пенсионеры. Волосы на его большой голове были седые и реденькие, сквозь них беспомощно просвечивала бледная веснушчатая кожа, старенький он уже был, два Сергея, где-то за семьдесят, ему бы в кресле перед телевизором дремать, а он тут, понимаешь, на сверхсекретном фронте, где и молодым-то порою муторно…

Сам Черемушкин был двадцати трех лет от роду, среднего роста, в меру упитан, черноволос, загорел и не опытен, хотя нипочем бы себе в этом не признался…

— Не умничай, — сказал вдруг два Сергея, точно прочитал его мысли. — Нашелся тут сердоболец. Фамилия Дергунов ни о чем не говорит?

— Газетчик из Знаменки? — уточнил Василий. — Который в Тамбовской правде печатается?

— Полюбопытствуй, — генерал протянул ему густо исписанный листок, который до этого изучал. — Экий шустряк. Садись, лейтенант, что стоишь-то?

Следующим утром около десяти часов к известному нам объекту в Цнинском лесу подкатили две черные Волги, при виде которых прячущийся под навесом охранник вытянулся в струнку и отдал честь.

Из задней Волги вышли: солидный генерал Семендяев в сером костюме, следом за ним одетый в ковбойку с коротким рукавом и синие джинсы Черемушкин, а также… экипированный рюкзачком и фотоаппаратом белобрысый Дергунов в шортах и расстегнутой ветровке. Охранник его узнал, прищурился, спросил:

— Ворота открывать?

При этом покосился на переднюю Волгу, за лобовым стеклом которой проглядывала толстощекая репа командира войсковой части Приходько, той самой части, которая в числе прочих задач имела задачу охранять Объект Зэт.

— Впустишь этих ребят, — строго сказал Семендяев. — Потом ворота закроешь. Если что, приказ ли по рации, устная просьба выпустить, выстрелы из табельного оружия, срочно выпустишь, когда бы это ни было: днем или ночью, в любое время суток. Срочно, понял? Ибо промедление может быть смерти подобно.

Улица была абсолютно пуста, будто город вымер, ни людей, ни машин, ни всесущих кошек с собаками, и это было непонятно, поскольку были же недавно музыка, шелест шин, бибиканье, собаки тявкали. Мужичок куда-то исчез, свернул в переулок, поди. И вдруг, как гром средь ясного неба, — многоголосый шум толпы и справа на улицу начала выползать демонстрация с разноцветными знаменами, цветастыми плакатами, дудками, трещотками, возбужденная, тесная, будто сросшаяся плечами, зыркающая по сторонам горящими глазами.

— Уходим, — сказал Черемушкин. — Стопчут.

И первым устремился к деревянному двухэтажному дому…

В единственном на весь дом подъезде после ослепительной улицы было темно, глаз коли, воняло кошками и прокисшими щами, по углам стояли криво поставленные друг на друга коробки, а под деревянной лестницей, перхая, ворочался какой-то мужик, видать устраивался на ночевку, хотя день ещё был в самом разгаре.

— Седьмая квартира — это второй этаж, — уверенно заявил Черемушкин и через две ступеньки пошагал вверх по скрипучей лестнице.

На первом этаже их ждали. Едва они спустились по предательски повизгивающей лестнице, из темноты коридора выступили две коренастые фигуры в мятых пиджаках и жеваных брюках. Лица были скрыты под кепками-аэродромами, выглядывали лишь массивные подбородки, о которые кулаки отшибешь.

— Документы, — сказал один из коренастых глухим басом.

— Паспорт, удостоверение? — миролюбиво уточнил Черемушкин, понимая, что права качать нет никакого смысла и что драться придется одному, на Дергунова надежды никакой.

При этом он отдавал себе отчет в том, что дракой тут дело не решишь, уж влипли, так влипли, эти двое далеко не единственные. Всё дело в Иеремии, который вдруг сделался поднадзорным. Кто ж знал?

— Шуткуешь, парниша? — усмехнулся второй верзила. — У нас тут особые документы требуются, к нам можно только по особому распоряжению. Вот и гони пропуск.

Дома у Семендяева Черемушкин ни разу не был, не довелось. Сергей Сергеич жил один, жена померла пять лет назад, а деток Бог не дал. Двухкомнатную свою квартиру держал в чистоте, на ночь в спальне протирал пол, чтобы воздух был свежее.

В прихожей Семендяев выдал ребяткам тапки, велел посмотреть в гостиной телевизор, пока он приготовит ужин. Дергунов присмирел, уже не тыкал генералу.

По телеку по всем программам гоняли бездарные сериалы российского производства. Жаль их не видел Язвицкий, то-то бы воспрял духом, почувствовал бы себя на этом унылом фоне гением пера.

— И чего полезли? — сказал Дергунов ни к селу, ни к городу. В кресле ему, видите ли, сидеть было неудобно, всё чего-то ёрзал, то на правый подлокотник обопрется, то на левый.

— А что мы, собственно, сделали? — отозвался Черемушкин, успокаивая скорее себя, чем Лёшку. — По большому счету мы по-прежнему в Хронопоиске. Поступил сигнал, на который отреагировали. В чем криминал?

Зверек прекрасно перенес перелет на Землю, дрых всю дорогу. Мортимер пощекотал его горлышко, зверек, не просыпаясь, заурчал, как кот.

Посадив его в «домик», Мортимер установил «домик» на специальный стенд, подключил к странного вида приборам, видеокамере, подвел трубочку, через которую подавалась питательная смесь. На мониторе было видно, как зверек, побегав по своему жилищу и обнюхав все углы, удостоверился, что всё в порядке, ничего не пропало, вслед за чем подскочил к трубке и ну кормиться. Животик у него быстро округлился, но он и не думал останавливаться.

— Ну, ну, — пробормотал Мортимер и вместо питательной смеси начал подавать шипучую кока-колу.

Зверек, как ошпаренный, отскочил от трубки и погрозил видеокамере кулачком.

— Не ходите, дети, в школу, — хохотнув, промурлыкал Мортимер. — Пейте, дети, кока-колу. Назовем-ка мы тебя Тюпой, потому что ты Тюпа и есть.

Уже на следующий день в офисе на Большой Лубянке появился приказ о включении в перечень обязанностей подразделения Черемушкина функции обслуживания Института Инновационных Исследований в городе Знаменске. Особым пунктом заместителем директора Института по режиму и хозяйственной части назначался Семендяев С.С. То есть, непосредственно из-под Черемушкина генерал уходил и подчинялся ему только методически.

Семендяев не знал радоваться или горевать, и вот почему: в подчинение ему попадали известные обалдуи Менанж и Фазаролли, а также, о, Господи, Небирос и Берц. Двое последних ничем кроме похождений по злачным местам столицы себя не проявили.

Приказ этот появился в пятницу.

— Ну что, начальник? — сказал Дергунов Черемушкину. — С тебя клёпка.

— Сергей Сергеевич, — тут же подхватила Лера. — Вася приглашает нас вечером, э-э… Вася, ты куда нас приглашаешь этим вечером?

Танец мгновенно прекратился. Чернявый повел плечами, из рукавов с лязгом выдвинулись острые стальные когти, удлинив руки на полметра. Небирос выхватил из воздуха острую саблю, какой бравые казаки перерубают чугунную ограду, ловким движением отмахнул пару стальных «пальцев» на левой руке. Из обрубленной «культи» вырвалась тугая струя черной крови, которую парень направил в глаза Небиросу. Тот успел уклониться, жестом показал «не балуй».

Лицо парня перекосилось, пошло буграми, превратившись в физиономию злобного демона.

Следует заметить, что никто этого не видел, всё происходило в бешеном темпе, время для сидящих в зале как бы замедлилось.

— Кто твой князь? — спросил Небирос. — Уж не Асмодей ли?

Демон шагнул в сторону, поднял над головой ближайший стол и швырнул в Небироса. Посуда веером рассыпалась на пол и на соседние столы, забрызгав окружающих жирной едой, соусами и подливой. Небирос отмахнулся и, взмыв в воздух, коршуном спикировал на демона. Тот упорхнул в сторону, приземлившись метрах в десяти от эстрады и сокрушив при этом пару столов. Трое отдыхающих оказались под обломками, тут уже пролилась настоящая кровь.

Зам. по научной работе Мусатов Сергей Анатольевич был доволен своим новым кабинетом: общая площадь 200 квадратных метров, из них 10 метров — комната отдыха, три метра — душ, два — сортир, 5 — комната приема пищи, куда поднос с едой доставлялся с помощью кухонного лифта. Небольшой тренажерный зал, отделение для переодевания, отделение поменьше для переобувания, здоровенный зеркальный шкаф с костюмами, и так далее, и тому подобное.

Другой бы на его месте обалдел, но Мусатов был не таков. Главным для него была работа и ещё раз работа.

Сервис он, конечно, оценил, такого сервиса и таких условий не было даже у директора ЦЕРНа, хотя кто его знает. В кабинете у директора ЦЕРНа Мусатов не бывал, всё как-то больше встречались в коридоре и тот звал его по имени: Серьёжа.

Осмотрев кабинет, Мусатов позвонил в Дубну академику Израэлю. Тот тут же, опередив секретаршу, взял трубку, сказал: «Сергей Анатольевич?»

— Да, Степан Адамыч. Как догадались?