1
Почему я стал символистом. На это ответят нижеследующие разъяснения мои.
Но прежде всего должен отметить основную
тему
символизма в себе. Я различаю себя в этой теме двояко (или даже трояко); я ощущаю в себе становление темы символизма так, как она пела в душе моей с раннего детства; и я осознаю эту тему в усилиях ее идейно выгранить уже позднее: при встречах с людьми; здесь вступают: идеологический момент и момент социальный; появляется «мы», коллектив и мечты о партии; и в этом втором моменте я отличаю два, так сказать, подмомента: совместное вынашивание символизма в целом интимном идейного быта
«символистов»
и идеологическую фиксацию его как культурного течения русской действительности; в этой фиксации я отличаю: во-первых, то, что привнесено
мной
; во-вторых, то, на чем
мы
, символисты, пересекались согласно.
Ряд напластований лежит для меня на
моей теме:
1) интимное «я», 2) идеологически выношенное отдельно от других, 3) с другими, 4) идейно платформированное вне тактических и полемических преломлений моментов, 5) вопросы тактики, полемики (так называемая
«школа»
в искусстве).
На вопросы о том,
как
я стал символистом и
когда
стал, по совести отвечаю:
никак не стал, никогда
не становился, но всегда
был
символистом (до встречи со словами
«символ», «символист»
); в играх четырехлетнего ребенка позднейше осознанный символизм восприятий был внутреннейшей данностью детского сознания; вспоминаю себя в одной из игр; желая отразить существо состояния сознания (напуг), я беру пунцовую крышку картонки, упрятываю ее в тень, чтобы не видеть предметность, но цвет, я прохожу мимо пунцового пятна и восклицаю про себя:
«нечто багровое»; «нечто»
переживанье; багровое пятно форма выражения; то и другое, вместе взятые, символ (в символизации);
«нечто»
неопознано; крышка картонки внешний предмет, не имеющий отношения к
«нечто»
; он же видоизмененный тенями (багровое пятно) итог слияния
того
(безобразного) и
этого
(предметного) в то, что ни
то
и ни
это
, но
третье;
символ это третье; построив его, я преодолеваю два мира (хаотичное состояние испуга и поданный мне предмет внешнего мира); оба мира недействительны; есть
То, что я описываю схематично, нерв моих детских игр; нечто, имманентное моему сознанию; взрослые никак, ничем не задевают во мне жизнь этого нерва; наоборот: облепляют его извне поданными предметами и разъяснениями о них, не открывающими мне ничего о моих внутреннейших движениях детской души; я вынужден эти движения скрыть; да и если бы я хотел выявить эти движения, у меня нет слов; словам и смыслам их я научен извне; движения эти, мое
2
Мои
«символические»
познания расширялись в сложностях утаиваемых игр в
«это»
; так звал я невнятную мне данность внутреннего опыта, перепахивая ее в творчеством познаваемый
«мой»
мир: мир символиста; действительность этого мира мой познавательный результат; гувернантка, подозревая о скрываемой мною игре, однажды потребовала, чтобы я играл вслух, и я заиграл вслух, болтая
вздор
, долженствующий убедить в простоте и наивности моих игр; она убедилась; одновременно: чувствуя борьбу за мое
«Я»
отца и матери, заставляющих это
«Я»
по-разному выражать себя, я инстинктивно выдумывал им фиктивное
«Я»
, долженствующее удовлетворить и отца и мать; выдумка шла по линии упрощения моего
«Я»
; так появилась во внешнем мире первая личность-личина, или
«Боренька Бугаев»
с удовлетворением принятый родителями, ибо отцу и матери представлялось лишь
«общее»
их воззрений; но
«общего»
было мало меж ними; и оттого: очень
«мал»
умом вышел этот
«Боренька»
; у него не было ничего своего; говорил он
«общими»
местами; родители, слыша в
«общем»
общее им, не замечали малости этого общего, а чужие заметили; и
«Боренька»
тоже скоро заметил, что его считают чем-то вроде дурачка; он мучился, но
«общего»
преодолеть не мог; ведь индивидуальное выражение требует упражнений в выражении, требует
«своих»
слов; своих слов не было: был
«общий»
язык среднеарифметическое между папой, мамой, гувернанткой и
«Боренькой»
; он им показывал это среднее; оно было меньше действительного Бореньки.
Так жизнь в первом коллективе, в родной семье, развиваясь по линии
«общего»
, развивалась по линии не общинной, а общественно-государственной жизни; так
«Боренька»
имел первый опыт узнания о том, что
«общество»
есть знак насилия, уз, остановки роста индивидуальной жизни; родительская семья была узлом внутренне таимых противоречий и драм; в кризисе семейной жизни он имел опыт первого кризиса; чувство кризиса присоединилось к чувству символа, индивидуума и многогранности; с тех пор оно росло и к 17 годам выросло в чувство кризиса всей обстановки культуры.
Свои познания индивидуум, скрытый под личностью, развивал в усилиях приобщения всего узнаваемого к игре; это значило: трансцендентный преодолевал в имманентное (слова к оформлению приходили, разумеется, после); наиболее яркая игра, давшая сильнейший импульс к жизни, разыгранный в
Сфера
Мне нужен был знак-отделитель от догматизма; слово