В 1912 в Берлине А. Белый познакомился с Рудольфом Штейнером, стал его учеником и без оглядки отдался своему ученичеству и антропософии. Фактически отойдя от прежнего круга писателей, работал над прозаическими произведениями. Когда разразилась война 1914 года, Штейнер со своими учениками, в том числе и с Андреем Белым, перебрались в Дорнах, Швейцария. Там началось строительство Иоанова здания — Гётеанума. Этот храм строился собственными руками учеников и последователей Штейнера. Текст печатается по авторскому машинописному тексту рукописи, хранящейся в мемориальном музее Андрея Белого в Москве.
Вступление
В этих воспоминаниях я пишу о докторе
[1]
Рудольфе Штейнере только как о человеке; не об индивидууме, а о личности; я изучал материал его текстов; и я знаю: касание к ним есть огромнейший труд, долженствующий внятно раскрыть его методологию, его теорию знания; в них с беспримерной логически неопровержимой смелостью дана нам база огромной системы; но труд — лишь введение к трудам, посвященным его философии культуры, теории сознания, психологии, эстетике, философии истории и философии религии; в распоряженьи моем нет спокойных годов (нет свободных часов!); философские мысли его дали некогда импульс мне и наложили печать на все творчество, двигая им четырнадцать лет; и тем не менее: я отдаюся не им.
И хотя я не знаю еще СОЧИНЕНЬЯ, в котором бы отразился весь абрис его многогранных воззрений, однако не нам, современникам, выпала участь теоретически их отразить; пусть же очерк его философии зреет в годах; этот факт не смущает; теперь еще ученики его, или философы, холодно, со стороны глядящие на систему его воззрений, дать еще и не могут подлинного отражения воззрений; библиотека книг, посвященных Рудольфу Штейнеру, будет расти. И пока есть надежда, что весь материал текстов дан (может быть, библиотеки в скором будущем и погибнут) — пока есть надежда на текст — будем ждать: через десять, или через сто лет, — таки найдут понимание и отражение картины воззрений его.
Вот что не отразится, — так это личность, если она не будет сохранена в воспоминаниях тех сотен и тысяч лиц, которые остались ему обязаны; если они не закрепят своих воспоминаний о нем как бы им ни казались бессмысленными все усилия их отразить искрой огненный сверх этой личности, весь материал для живого восстания силуэта Рудольфа Штейнера для будущего пропадет. Вот что было бы преступлением перед человечеством, перед всеми теми, которые сами придут к нему в будущем. Долг его видевших хоть что — либо закрепить из того, что когда — то в их душах родило волнения преданности, удивления, любви.
ТОЛЬКО уважение и ТОЛЬКО благоговение будет подсказывать лукавые мысли: "Где мне отразить в воспоминании все то, чем нас волновал доктор?" Но ЛЮБОВЬ переступит через такое "ТОЛЬКО"; иным отразится она: "Более чем кто — либо знаю: не мне закрепить этот лик, точно сотканный светом, игрой лучей; его отразить на бумажном листе — дать пустой вовсе лист; и наверное знаю: десятки исписанных мною листов суть пустые листы; в них чернила невидимы; закрепление "ВОСПОМИНАНИЙ" — лишь град восклицательных знаков, эпитетов выспренных. Может быть, в сотой странице останутся все же намеки на жест этой личности; ими оправданы груды сырых и пустых материалов, всех записей (всех нас!); из них наберется десяток, — другой полноценных страниц; история их отберет; сквозь дымку возникнет живой его лик".
Глава 1. Рудольф Штейнер, Как деятель
Доктор Штейнер, как деятель, — но эта тема сознательно лимитируется моими воспоминаниями о нем, как о личности. Я ни в чем не характеризую его идей, их особенностей, их культурной значимости; когда — то разгляд его воззрений на Гете взял год жизни; и отразился книгою моею, превышающей 300 страниц* ("Рудольф Штейнер и Гете в мировоззрении современности"), не исчерпав и трети темы: одна характеристика его воззрений заняла бы многие сотни страниц, а разве "ВОЗЗРЕНИЯМИ" исчерпывается эта деятельность? Один лектор в нем — чего стоит; сколько тысяч лекций начитал он! Один каталог с перечислением всей суммы прочитанных лекций разросся бы в том; эти лекции образуют заторы не приведенного еще в порядок стенографического материала; а организатор, а творец новых путей, а социальный реформатор, а… — обрывая себя… мимо всего того проходит тема моя; и если в моих воспоминаниях есть глава под условным названием "Рудольф Штейнер, как деятель", то это лишь отметка "ТЕМПА", а вовсе не характеристика деятельности; мелодий деятельности я не затрагиваю сознательно, ни тем более проведения их сквозь контрапункты; я делаю лишь отметку о тональности: "АС ДУР"
[20]
, например: а не "ЦЕ МОЛЬ"… Очень важно отметить: глубоко трагическая песня Шумана "Я не сержусь" — подана в МАЖОРЕ
[21]
; и важно отметить: глубоко трагическая картина этой огромной деятельности проходила в МАЖОРЕ, хотя этот трагизм был осознан: и — МАЖОР был осознан.
Глава "Рудольф Штейнер, как деятель", есть необходимая отметка личного темпа; и действия этого темпа на окружающих: не более.
И все — таки существуют неизжитые традиции даже в самом свободном письме, своего рода поговорки, припевы: у Штейнера был такой припев к лекциям: вставочные слова: "им грунде геномен"
[22]
("в корне взять"). Только таким припевом, формулой перехода к воспоминаниям о личности, являются и эти слова, и случайный перечень отметок в культуре этой деятельности.
