Герцогиня Бриджуотер, непередаваемо элегантная в своем пурпурном вечернем платье и тюрбане с высоким плюмажем, сияя всеми фамильными драгоценностями, неторопливо и методично разглядывала мисс Кору Даунс – с головы до ног, от тщательно продуманной прически до туфель, уже начинавших немилосердно жать.

Эти тесные туфли Кора неосмотрительно надела, послушавшись совета леди Элизабет Монро, старшей дочери герцогини. Та настояла, чтобы мисс Даунс купила туфли на два размера меньше нужного, так как, по ее словам, мужчинам нравятся только маленькие ножки. Сидя на кровати и разглядывая свои босые ноги, Кора решила, что они не такие уж и большие. Конечно, немного больше, чем у Элизабет, и гораздо больше ножек Джейн, ее младшей сестры. Но ведь Джейн необыкновенно миниатюрна и хрупка. Вообще-то Коре было все равно, какие ножки предпочитают джентльмены. Вряд ли кто-нибудь из них стал бы ползать по бальному залу на четвереньках в поисках ног нужного размера, чтобы, основываясь на этом, решить, годится ли та или иная леди в подруги жизни.

Но было уже поздно. В конце концов Кора все же купила туфли на размер меньше, чем обычно. Должно быть, от волнения. «Что ж, придется терпеть последствия собственной глупости», – решила она. Правда, пока ноги еще не болели, но впереди бал, целый вечер нужно будет танцевать – если, конечно, кто-нибудь соизволит пригласить ее. Кора скривила было губы в предчувствии этой весьма реальной опасности, но вовремя заметила, что ее светлость все еще изучающе разглядывает ее.

«Только бы она не пустила в ход лорнет! – безмолвно, неизвестно к кому обращаясь, взмолилась девушка. – Я умру от унижения».

Хотя Коре уже исполнился двадцать один год, на ее щеках все еще цвели розы юности, и ей предстоял первый настоящий выход в свет. Восемнадцатилетняя Джейн уже год назад была представлена королеве. Сейчас она в платье, которое Кора назвала про себя «униформой». И если учесть, что Джейн вообще была намного меньше Коры, а не только в отношении ножек, – картина получалась малоутешительная.

Кора была в ужасе. И презирала себя за это, поскольку, если рассуждать разумно, она никому ничем не обязана. Бальный зал леди Маркли был пропитан светскостью во всем ее великолепии, все гости не просто мистер, миссис и мисс – она почувствовала это, едва переступив порог. Лишь она – просто Кора Даунс. Они остановились в самом заметном месте в зале – в дверях, и Кора едва поборола искушение взглянуть вниз, чтобы убедиться, что она не забыла надеть платье. Впрочем, если бы это вдруг произошло, герцогиня непременно сказала бы ей, что на ней надето только нижнее белье.

В зале действительно присутствовали несколько титулованных особ. У Коры задрожали колени – весьма неприятное чувство, если ты стоишь на виду у всех. Она пыталась убедить себя в том, что ни к чему испытывать благоговение перед титулами. К примеру, Джейн носит высокий титул, и в то же время она – обыкновенная милая девушка. И папа всегда говорил, что титул и происхождение не добавляют человеку ничего, кроме высокомерия. Богатство и собственность – вот что дает возможность получить от жизни все, что ты хочешь. Сама Кора не была полностью с этим согласна, но в данный момент эта мысль ее утешала.

Она заставила себя взглянуть на окружающих как на обычных людей – с двумя глазами, носом, ртом… Куда бы она ни смотрела, везде взгляд ее упирался в стену из драгоценных камней, кружев, перьев и… поднятых на нее любопытных лорнетов. Грозные леди и еще более грозные джентльмены. Все они выглядели безупречно-устрашающе – в черных фраках и бриджах недавно вошедшего в моду фасона, над которым ее отец и Эдгар всегда посмеивались. Как и прочие представители среднего класса, они не упускали вознежности сказать что-нибудь язвительное о тех, кто не был похож на них самих.

Вдруг она заметила джентльмена, который своим костюмом выделялся из толпы не хуже пресловутой белой вороны. На нем были ярко-бирюзовый фрак, серебристо-бирюзовый жилет и серебристые же бриджи до колен. Манжеты белоснежной рубашки были обшиты неимоверным количеством кружев и наполовину закрывали кисти рук; жабо представляло собой настоящее произведение искусства. Эдгар непременно сказал бы, что со слуги этого джентльмена, наверное, сошло семь потов, прежде чем он смог добиться такого совершенства. Лицо поверх этого великолепия выражало такое презрение, словно этого джентльмена раздражал даже факт собственного существования.

Кора тут же подумала о павлине – Эдгар окрестил бы его именно так. Припомнив, что смеяться позволительно только очень тихо и лишь в подходящий момент, Кора поспешно зажала рот рукой. Как было бы замечательно, если бы Эдгар оказался сейчас с ней и комментировал это представление.