Директор школы Данила Иннокентьевич Добродеев был явно в растерянности. В школе за время его работы случалось всякое, но чтоб такое…

Круглая, похожая на глобус, голова директора взмокла. Он вытер ее носовым платком, посмотрел на дверь и снова прошелся по кабинету.

— Та-а-к, — протянул Данила Иннокентьевич.

Что означало это «так», никто не понял. Ясно было одно: ничего хорошего оно не предвещало.

Школа, которой руководил Добродеев, стояла в самом центре города рядом с оживленной магистралью и шумевшим напротив городским рынком. Рынок был окружен торговыми рядами, как Новогодняя елка хороводами. Помимо 3-х небольших павильонов он имел множество пристроек, ларьков и палаток, вокруг которых, образуя живую изгородь, толпились торговцы всех мастей. У каждого здесь был свой бизнес. У забора бойкие старушки предлагали по дешевке старые вещи. Грязные растрепанные мальчишки шныряли между прилавков, прихватывая с собой все, что плохо лежит. При этом, весело подмигивая торговкам:

Школа, в которой учился ученик 6 «Б» класса Андрей Беляев, была обычной типовой застройки. Два здания — одно повыше, другое пониже, соединенные узким темным коридором. В нем располагалась учительская, а чуть подальше, рядом с актовым залом, кабинет директора.

Оказавшись за дверью Данилы Иннокентьевича, четверо возмутителей спокойствия сразу расстались. Разговаривать не хотелось, да и о чем было говорить? Сегодня утром Андрей перебрал в уме все возможные способы отсрочить разговор с директором. От пресного заболеть, до стихийного бедствия в виде пожара, наводнения или землетрясения. На этот случай сгодилось бы все. Впрочем, и то и другое было так же маловероятно, как если бы вход в школу зарос крапивой или она растаяла. Спасти его могло только чудо, но чуда так и не произошло. Цугцванг. Кажется, так в шахматах называется позиция, в которой любой ход ведет к поражению.

Андрей задумался. С детства он мечтал о кладах и приключениях, но вокруг, как назло, ничего особенного не происходило. Если не считать парка аттракционов, все развлечения — лес да речка, одно слово — глухомань.

Но Андрей Беляев был не просто мечтателем, он был фантазером. Первые — люди мысли. Вторые — действия. В общем, появление в их Детском саду Лешки Байбакова, которого сразу окрестили Байбак, оказалось весьма кстати.

У Лешки было круглое, как луна, лицо, чуть продолговатые раскосые глаза и улыбка до ушей. До этого вместе с родителями он жил в Золотом поселке на Алтае, где его отец мыл золото. Занятие, по мнению Андрея, странное. Зачем мыть то, что и так блестит? Байбак рассказывал много удивительных историй о самом поселке, заколдованной где-то рядом золотой жиле, о сокровищах сыбыров. А однажды притащил в Детский сад ободранный шаманский бубен. Тот был большой, круглый и старый. По краям его были привязаны грязные цветные ленточки, а рукоять сделана в виде фигурки медведя. Лешка уверял, что это изображение духа, хозяина бубна.

Да, все началось с обыкновенных ста рублей, которые Андрей нашел на первом этаже по пути в столовую. До этого ему уже случалось находить и 10, и 50 копеек, и даже целый рубль. Поэтому он всегда внимательно смотрел себе под ноги. Главное, успеть схватить деньги прежде, чем их заметит кто-нибудь другой. И вот лежат эти самые сто рублей под лестницей, сами тебе в карман просятся. Андрей даже подпрыгнул от радости. Оглянулся по сторонам — никого. Поспешно наступил на монету. Нагнулся, будто поправить шнурок на ботинке, и вот уже деньги у него в руке. Довольный своей ловкостью, он неторопливо поднялся и замер от неожиданности. Перед ним стоял незнакомый старик с тростью на плече. На нем была вытянувшаяся как сюртук кофта, короткие брюки и стоптанные башмаки с большими пряжками. Точь-в-точь выросший гном. На плече у него была трость с набалдашником в виде какого-то иероглифа. «Сейчас как треснет палкой по башке», — подумал Андрей, невольно втягивая голову в плечи.

— Ты что тут делаешь? — Глаза старика, вооруженные парой блестящих стекляшек, пронизывали Андрея насквозь.

— Я? Я тут деньги нашел, — смутился мальчик. — Может Ваши?

— Может быть.

Взяв деньги, он зашаркал по коридору. Андрей нехотя поплелся за ним. Но сразу за раздевалкой шарканье прекратилось, а его обладатель — пропал. Будто его и не было. Подойдя ближе, Андрей с удивлением обнаружил открытую дверь. Он готов был поклясться, что еще вчера на этом месте была совершенно ровная стена. Прямо от порога вниз вели невысокие каменные ступени.

Буфет, находящийся на первом этаже в столовой, был самым оживленным местом в школе. Здесь за стеклянной витриной, находились пирожные, конфеты, бутерброды с колбасой и сыром, а еще булочки. Их выпекала пахнущая ванилью и сдобой школьная повариха тетя Даша. Булочки с повидлом, курагой, изюмом, маком. Булочки похожие на рогалики, гребешки и ракушки. И главное, все это готовилось с одной единственной целью: быть проданным и съеденным.

Класс Андрея Беляева делился на две половины. Одной из них родители деньги давали, считая, что необходимо приучать детей правильно расходовать свои сбережения. Другой — нет, полагая, что наличие собственных финансов лишь балует ребенка. Андрей относился к этой последней. До сих пор главным источником его доходов были средства, выдаваемые мамой на школьные обеды. И вдруг сразу такое богатство. Конечно, ему было жаль, расставаться с этим сокровищем, но деньги не накормят, не напоят и не развеселят тебя до тех пор, пока ты их не истратишь.

В этот день он оказался у стойки буфета в числе первых. Впереди стояло лишь два долговязых старшеклассника. Так что у него еще было время изучить ценники на товарах. Немного подумав, Андрей остановился на булочке с курагой и чае. Все вместе три рубля пятьдесят копеек. Когда подошла его очередь, он протянул деньги продавцу. Из-за высокой стойки были видны только полные, белые, с глубокими складками, как у поднимающегося теста руки. Деньги тут же исчезли. Перед ним появился стакан чаю с рогаликом. И сдача: 90 рублей плюс три одинаковые кругленькие монетки. Мальчик в растерянности пошевелил губами:

— Извините, вы должны мне еще один рубль пятьдесят копеек.

— Какие еще рубль пятьдесят?

На следующий день ровно за полчаса до начала занятий в квартире Андрея прозвенел звонок. На пороге стоял улыбающийся Ваня. Вообще Ваня всегда улыбался. Скажут ему «здравствуй», а он улыбнется в ответ. Спросишь, «как дела», кивнет и снова улыбнется. Несмотря на грозный вид, характер у Вани был мягкий и уступал он легко. Они жили в соседних домах, учились в одном классе, даже шкафчики в Детском саду у них стояли рядом. У Андрея с самолетиком, а у Вани с трактором. У Андрея волосы были льняные и глаза синие, а у Вани волосы были черные и глаза темно-карие. Андрей Беляев был человеком действия. Ваня Русланов — мысли. Мама Андрея называла Ваню «сдерживающий фактор». Она считала, что такому человеку как Андрей, просто необходим такой друг как Ваня. Но сегодня она подозрительно посмотрела на них обоих. А дело было вот в чем…

Несмотря на то, что, на улице ярко светило солнце, на Ване была старая мужская шляпа, темные очки и длинный плащ до пят.

— Чего это ты так вырядился, — спросил Андрей, когда за ними закрылась дверь квартиры.

— Для конспирации, — шепотом сообщил Ваня, подозрительно косясь в сторону лестничной клетки.

— А вещички откуда?

Первый день после каникул всегда самый трудный. Еще вчера ты был свободным человеком, а сегодня по рукам и ногам связан дурацкими предписаниями. Но этот день не задался с самого утра.

Андрей проснулся то ли от завывания ветра, то ли от звонка будильника. Термометр за окном показывал — 32 градуса.

— Ну и погодка, — подумал он, поплотнее натягивая на себя одеяло. — В такое время хороший хозяин собаку на улицу не выгонит.

Заглянувшая в комнату мама, выразительно посмотрела на часы. Андрей нехотя выбрался из кровати и пошлепал сначала в ванну — умываться, а потом на кухню — завтракать. Через полчаса, экипированный как полярник на Северном полюсе, он вышел на улицу.

Все началось с большой жирной кошки, метнувшейся под ноги Андрею прямо у дверей подъезда. Кошка, да еще по дороге в школу, — скверная примета. Поэтому он только вздохнул, когда вместо знакомой дыры в заборе увидел новенькие железные прутья. Пришлось делать крюк, в результате чего звонок на урок значительно опередил его. Впрочем, худшее было еще впереди. Подойдя к школе, Андрей с удивлением обнаружил на месте плаката «Добро пожаловать» три скалящиеся дыры. Старая облупившаяся дверь, верой и правдой служившая многим поколениям учеников, несмотря на мороз, была распахнута настежь. В холе первого этажа, вероятно в целях экономии, горело только пара лампочек, валялись старые тряпки и два пустых ведра. Должно быть, их приготовили для уборки, да так и забыли навести порядок.

Целый месяц Андрей с ребятами пытались выяснить: что привлекательного может быть в обычном учебном заведении? Облазили все школьные закоулки, включая подвал и подсобные помещения, переворошили горы газет, даже заглянули в интеренет — ничего. Пробовали расспрашивать учителей, но те, как в рот воды набрали.

Между тем, в школе царила страшная неразбериха. Кабинетов не хватало, так как весь первый этаж, включая столовую, был закрыт на ремонт. Вследствие этого история проходила в кабинете физики, биология, вместе со скелетом Кешей, переместилась в класс географии, а несчастный Баян Баяныч и вовсе проводил уроки, где придется.

Но больше всех была недовольна учитель химии Надежда Федоровна — маленькая, круглая, чрезвычайно подвижная женщина, любовно именуемая Молекулой. Ее верная помощница Леночка неожиданно уехала, оставив милые своему сердцу колбы и пробирки на произвол судьбы. Новый лаборант, по фамилии Прощелыгин, нежных чувств к химии не питал вовсе. Никто не видел, как тот приходил, или уходил. Был он какой-то блеклый, выцветший, а потому неприметный. Зато Пан готов был дневать и ночевать прямо на лабораторном столе. С первобытным азартом он помогал Надежде Федоровне мыть пробирки, смешивать реактивы, расставлять колбы и штативы.

Тем временем, у школы росла куча строительного мусора: песок, битые кирпичи, какие-то железки. Можно было подумать, что ее не ремонтируют, а разбирают по частям.

Одна за другой рождались немыслимые догадки.

Когда на следующее утро Андрей подошел к школе, его встретила дежурившая на скамейке Татка.

— Ой, Андрюша, что я тебе расскажу!

— Лешка где? — хмуро перебил невыспавшийся Андрей.

— Он родителей пошел встречать, а меня здесь оставил. А я слышу, кто-то идет. Мы с Баки встали и пошли посмотреть. А там…

Татка прижала к щекам маленькие ладошки.

Андрей просидел в своем убежище около часа, пока осада в лице Ларисы Никоноровны и мечущейся по школе арендаторши не была снята. Получив свободу, заключенный вместе с Бакалавром выбрался на улицу, где его сразу окружили ребята. За время своего вынужденного заточения он успел сбросить «эсэмески» — объявив общий сбор. Больше всех кипятился Лешка. Байбак был готов просто рвать и метать. Еще бы! Ведь не останься он в эту ночь в школе, ребята до сих пор ничего не знали. А теперь? Татка и та нос задирает. В общем, Байбаков жаждал реванша.

Как только они отошли от школы на приличное расстояние, Андрей развернул принесенную Бакалавром бумагу.

— Что это? — нетерпеливо спросил Лешка.

— Договор N… — начал читать Андрей.

На следующий день после занятий мальчики отправились покорять один из близлежащих банков. Татка с Бакалавром осталась в школе. А чтобы она опять чего-нибудь не выкинула, за ней поручалось приглядывать Насте.

Банк находился прямо у станции метро и со стороны действительно напоминал большую стеклянную банку. Средневековые итальянские банкиры, ссужавшие деньги прямо на рыночной площади, были бы немало удивлены, узнав, что итальянское название скамейки — банко, даст имя столь монументальному сооружению.

Стены его были выложены зеркальными блоками. Подойдя ближе, мальчики попытались разглядеть свое отражение, но, сколько они не старались, поверхность отражала только саму себя.

— Какое-то Королевство пустых зеркал… — разочарованно протянул Ваня.

— Главное, чтоб в нем деньги были! — проговорил Байбак, ласково похлопывая стенку здания.