Сборник исторических новелл современной французской писательницы Ж. Бенцони раскрывает мир сложных взаимоотношений не просто между мужчиной и женщиной, а между королем и королевой.
ВЛАДЫЧИЦА МСТЯЩАЯ
ЖЕНА ФАРАОНА НИТОКРИС
Солнце было уже высоко в небе, и от его лучей из влажных садов поднимались испарения. Вскоре принцесса Нитокрис
[1]
ощутила непреодолимое желание спуститься к Нилу и искупаться. Было самое подходящее время для этого, ибо день обещал быть жарким и душным.
Пальмы царского сада вырисовывались как неподвижные арабески на синем, цвета индиго, безоблачном небе. Повсюду стояла тишина, и не было слышно даже щебетания птиц. А внизу в Мемфисе, казалось, постепенно накалялось золотое острие обелиска.
Решительно поднялась Нитокрис с низкого ложа, где она лежала, лениво потянулась, и хлопнула в ладоши.
– Мы идем к Нилу купаться, – крикнула она подбежавшим рабыням.
– Ступайте, соберите все необходимое.
ВЛАДЫЧИЦА ОТВЕРГНУТАЯ
БИЛКИС, ЦАРИЦА САВСКАЯ
Ежедневно, в тот час, когда солнце огненной бурей изливается на Сион, город засыпает от жары. На него обрушивается безмолвие и появляются полчища мух. Даже бродячие собаки слоняются в поисках тенистого местечка, чтобы переждать там полдневный зной.
В один из таких летних дней 854 года до Рождества Христова град Давидов был погружен в сон. Спали жители глинобитных хижин у древних Ифраимовых ворот, спали и обитатели нового дворца царя Соломона. Даже дворцовые стражники отыскали себе уголок в тени и дремали там, опершись на копья. Иногда сонливым, привычным движением кто-нибудь из них отгонял рукой назойливых насекомых от потного лица. Никто не мог хоть на мгновение задержать свой взор на недавно завершенном храме Яхве без того, чтобы не зажмурить сейчас же глаза, ибо солнце ярко отражалось от позолоченных драгоценных плит и ослепительно белого мрамора.
В женском дворце, как и везде, царили покой и безмолвие, кроме тех сумрачных помещений, откуда колоннада из душистых кедров выводила во внутренний двор, где весело и бодро журчал фонтан. Лишь этот звук оживлял тишину и напоминал своей однообразностью о тех тяжелых, каторжных работах, на которых скованные рабы денно и нощно ворочали мельничные жернова, дабы обеспечить город хлебом. На низком, укрытом драгоценными покрывалами ложе полулежали друг подле друга две женщины и перешептывались столь тихо, что их не было слышно уже за три шага. Обе из-за жары были прикрыты лишь прозрачными покрывалами и обе были красивы, но различной красотою. Иштар, финикиянка, своей смуглой кожей, черными как ночь волосами, не закрывавшими золотых серег, и своими глазами цвета амбры была полной противоположностью Даны, аммонитянки, с ее прозрачной кожей, рыжеватыми волосами и темными глазами.
Удобно откинувшись и слегка свесив одну ногу, возлежала Иштар на подушках и, казалось, грезила. Время от времени она отрывала выкрашенными хной ногтями виноградную ягоду от целой грозди, которую держала в другой руке. Дана склонилась над ней и оживленно что-то ей говорила.
– Дозорные, которые обогнали ее караван, утверждают, что она самая прекрасная из женщин, которые кто-либо рождались на земле. Радом с нею все становятся тусклыми и непривлекательными. Они сказали также, что ее мудрость равна ее красоте. Иштар тихо рассмеялась, отбросила гроздь винограда и заложила руки за голову.