Лондон, 1880 год

Его называли Полуночным Ангелом. Небескорыстные служительницы Венеры частенько любили посудачить о нем. Эти падшие создания появлялись на улицах Лондона в тот час, когда сгущающиеся сумерки и туман придавали им черты вполне благообразные. Их во множестве можно было увидеть тогда, когда газовые уличные фонари самым выгодным образом высвечивали их прелести и помогали заманить очередного клиента.

Кто-то считал его рыцарем в сияющих доспехах, который может появиться в любой момент на великолепном черном скакуне и унести особо удачливых в свой замок. Другие полагали, что он не более чем выдумка и что нет на земле реального человека, который мог бы быть таким благородным, как это приписывали мистеру Моргану, и таким невероятно красивым – всегда в высоком цилиндре, с белоснежным шелковым шейным платком, повязанным поверх жесткого воротничка, в общем, аристократом, блистающим отменными манерами. А были и такие, кто поговаривал, будто бы он калека, поскольку еще ни одна живая душа не видела, чтобы он выходил из своего роскошного экипажа.

Те из женщин, у кого уже имелся изрядный жизненный опыт, считали, что он всего лишь плод фантазии молоденьких девиц из рабочей среды, которые надеялись подзаработать своим телом несколько фунтов стерлингов, а уж потом заделаться поборницами нравственности. Сами же эти юные девицы, которые еще не поняли, что, раз ступив на кривую дорожку, они уже никогда не смогут сойти с нее, поскольку иного способа зарабатывать себе на хлеб просто не найдут, обожали говорить о нем, равно как и обо всех тех девчонках, которых загадочный мистер Морган уже спас. Они увлеченно обсуждали, как он будто бы выдернул их из уличной грязи и поместил в свой Стоун-Хаус – своего рода приют для падших созданий. Там девушек отмывали, обучали хорошим манерам, а потом выдавали замуж за иностранных князей. Правда, по большому счету в эти россказни не очень-то верилось даже самым наивным.

Находились, конечно же, и такие, кто утверждал, что именно их мистер Морган выбирал для своих постельных игр, и уж они-то позволяли себе с полным правом болтать про него любые вещи, в том числе и то, что «ника-а-акой он не джентльмен», он хитрый лис, который пользуется всеми благами, не платя при этом ни пенни.

К тому времени, когда Лидия присоединилась к компании людей, собравшихся в библиотеке графа, огонь в богато украшенном камине уже догорал. Часы, стоящие на каминной полке розового мрамора, показывали половину второго ночи.

– Простите, что заставила вас так долго ждать, – сказала она, проходя легкой скользящей походкой по темно-синему персидскому ковру. – Я приехала бы домой гораздо раньше, но… я навещала одну свою близкую подругу, которая тяжело больна, и мне пришлось посидеть с ней, пока она не почувствовала некоторого облегчения.

– Слава Богу, что ты наконец приехала, – произнесла Клара, с готовностью принимая шитую белыми нитками ложь в качестве вполне сносного объяснения. Подтянутая и весьма консервативная в одежде жена адвоката Тодда Лича поднялась со своего места, едва лакей распахнул перед хозяйкой дома двери. Она подошла к Лидии и в приветственном жесте прижалась щекой к ее щеке. – Я так беспокоилась за тебя! Тем более что твой муж явно не придает никакого значения твоим поздним ночным отъездам. Одному Богу известно, что с тобой может случиться в такой час. Шатаешься неизвестно где! – Резкие слова Клара смягчила улыбкой.

– Граф Боумонт полностью мне доверяет, – сказала Лидия, обнимая подругу, а потом, выпрямившись, обвела внимательным взглядом присутствовавших в комнате людей. Ее муж, как обычно, сидел в плетеном кресле на колесах. Его ноги были прикрыты пледом! Настороженный взгляд графа словно бы предупреждал Лидию о том, что случилось действительно что-то из ряда вон выходящее. Супруг Клары стоял рядом с графом, устремив взгляд в камин. Сэр Тодд был красавцем, щеголем и обладателем роскошной белокурой шевелюры. Обычно энергия била из него ключом, однако сегодня он был непривычно тихим и даже угрюмым. И наконец взгляд Лидии обратился на ту женщину, которая вызывала немалое ее любопытство, – на актрису.

– Моя дорогая! – Супруг протянул к Лидии руку, надеясь прервать тем самым ее не в меру пристальное разглядывание. Это, в конце концов, было невежливо – ее не извиняло даже то обстоятельство, что гостья их была женщиной крайне необычной.