Лина в последний раз стрельнула глазами в зеркало, спрятанное от любопытных взоров зрителей за боковыми занавесями, и насмешливо усмехнулась своему отражению. Выражение ее лица недвусмысленно говорило, что она вполне собой довольна. Мда, что тут сказать, на нее глядела, посверкивая светло-зелеными глазами, высокая красивая девушка с прямым точеным носиком и полными чувственными губами. Сквозь тонкое кружево подвенечной вуали просматривались красиво уложенные длинные светлые волосы. Окутанная великолепным атласом и изумительными кружевами, она как будто сошла с полотен Гейнсборо.

[1]

Ну просто фантастически продуманный Клодом финал, изюминка или, как говорят, гвоздь программы его благотворительного показа мод!

Сияющие глаза затянулись печальной дымкой. Когда-то – сколько лет прошло! – она так мечтала облачиться вот в такой же неподражаемо прекрасный наряд! И все для него… для него одного. А вот теперь…

Гордо распрямив плечи, Лина растянула полные губы в обольстительной улыбке и скользнула вниз по подиуму. Зеленые глаза пробежались по изысканной публике. Баронский зал был заполнен до отказа. Лина плавно двигалась по подиуму, изредка застывая в грациозных позах и расточая улыбки – всем и одновременно никому. Затем последний поворот и – эффектное исчезновение за занавесом под оглушительный шквал аплодисментов.

У выхода собралась небольшая группка фоторепортеров. Сойдя со ступеней, Лина послала им приветливую улыбку, сделала несколько изящных шажков и с облегчением опустилась на заднее сиденье ослепительно белого «роллс-ройса», припаркованного на обочине.

Стоял прекрасный августовский вечер; небо над Лондоном окрасилось лучами заходящего солнца, здания купались в розовато-золотых потоках света.

На воскресенье у Кэти был назначен обед с отцом. Они никогда не были особенно дружны. Кэти с раннего возраста составила о нем неколебимое мнение как о неисправимом бабнике, однако со временем пришла к выводу, что отец ничем не отличается от большинства особей мужского пола, и с тех пор перестала его осуждать.

Итак, завтра она поставит его в известность, что собирается заняться семейным бизнесом и войти в правление компании «Мелдентон Чайна», поставляющей на рынки Европы первоклассный фарфор. Она припомнила разговор с мистером Джеффризом накануне, и на ее гладком лбу появились досадливые морщинки. Джеффриз был их семейным нотариусом и, кроме того, вторым после отца опекуном Кэти и, будучи таковым, представлял ее интересы в связи с наследством, оставленным ей бабушкой. Составляло это наследство тридцать процентов акций в семейном бизнесе.

Под давлением обстоятельств Кэти была вынуждена заняться совсем иным делом. Конечно, она не собиралась притворяться, что карьера супермодели так уж ей претила. Напротив, сейчас, решив окончательно с ней распроститься, Кэти чувствовала привкус горечи. На этом поприще у нее появилось много хороших друзей, да и по свету она постранствовала немало. Но тем не менее ее никогда не покидала мысль, что она только играла роль, не больше. Но играла ее, надо сказать, очень успешно.

Она прошла отличную школу, это тоже нельзя сбрасывать со счетов. Ведь именно Клод научил ее разбираться в эскизах и узорах, составлять композиции. Он всячески поощрял ее, используя в своих моделях декоративные детали, задуманные, а иногда и выполненные Кэти. Она безмерно ценила опыт, приобретенный за время общения с Клодом, но сейчас заранее предвкушала удовольствие от новой работы в качестве дизайнера, разрабатывающего рисунки для фарфоровых изделий, – то есть дела, которому она посвятила долгие годы обучения в школе искусств.

Чтобы вывести Кэти из задумчивости, Джейк протянул через столик руку и дотронулся до ее пальцев. Кэти вздрогнула и пролила на скатерть немного шампанского из своего бокала. Она была настолько поглощена своими мыслями, что едва не забыла и о нем, и о его ядовитом замечании, что совсем не думает об отце.