Утром сел и перечитал написанное вчера. Мало получилось. Всего-то несколько страничек, не более. Может быть бросить… Как-то неудобно… Все знают, что сел писать новый роман. А вот не получается. Перечитывая, с ужасом обнаружил, что на первой же странице восемь раз повторил слово «дом» и его производные. Поморщился. Надо бы исправить. Но не стал. Потом… Не ладится все… Скучно…

Машинально взял, лежащую в стороне книгу. «Очерки» Эмерсона. Вздохнул с завистью и отчаянием. Стоит ли, вообще, писать… Мэтью Арнольд уже назвал эти очерки самым значительным произведением в прозе столетия… А как хороши имена в английском языке! Звучные. Короткие… Закрыл Эмерсона… Посидел… Дома еще тихо, но писать не получалось. Открыл «Уолдена» Торо. Увлекся, стал делать какие-то пометки, чуть ли не на каждой странице. Завистливое восхищение стало разъедать душу. Все умные, стоящие внимания мысли, уже высказаны. Посмотрел на свои странички. «Дарья Александровна», «Степан Аркадьевич», — ах, как все длинно, уныло. Как жаркий июльский день, как муха на стекле… Нет-нет, надо писать. Жена проснется, спросит, как дела… Придвинул листки, но взгляд упал на «Путешествие с ослом в Кевенну» Стивенсона. Открыл наугад. Зачитался. Спохватился. С легким удовлетворением вспомнил, — Стивенсон называл Торо бездельником. Ухмыльнулся. Опять придвинул перо и бумагу…

— Лева, Лева, — послышалось из дальней комнаты, — выйди на крыльцо, я сейчас не могу. Анюта пришла, посмотри, что там у нее…

Ну вот, Соня проснулась, а еще ни строчки. Отодвинул перо, бумагу…

На крыльце стояла молодая баба из деревни. Принесла зелень. Стал разглядывать, перебирать остро пахнущие листики, корешки…