Это было не в притерпевшихся нам пространствах, хуже того, это происходило даже не в привычные нам времена. И не в те, конечно, когда Вселенная вспухла, выпрыгивая из утрамбованной вакуумной пены, и бросилась завоевывать собой же исторженную протяжность мира. Это происходило во времена гораздо более поздние, когда львиная доля стабильных структур, таких, к примеру, как спиральные галактики, распались на составляющие. Центробежные силы сбросили с них брызги звезд, входящих в корону, а центры их схлопнулись, засасывая массивной черной дырой своего нутра близкие к жерлу солнца, причем не десятками, а миллионами штук, эдакой лавиной пылающего крупнозернистого песка.

Но все эти процессы протекали так долго, так последовательно и незаметно, что для наблюдателя того времени не представлялись какой-то катастрофой — они были естественным состоянием окружающей среды. А звезды, унесшиеся вакуумом от своих мам-галактик в автономное плавание, разбежались друг от дружки так далеко, что равномерно испускаемый ими свет не был способен достигнуть даже ближайшего соседа, по крайней мере в пределах шести звездных величин. Скучное небо окружало в ночную пору большинство миров того времени — безбрежная, не нарушаемая ничем чернота, пустыня, не проколотая булавками звезд. Правда, большинство миров к тому времени тихонько вымерзло, предварительно вскипев, — их центральные светила убавили мощность, сколлапсировавшись в красные карлики или, того хуже, в пульсирующие рентгеном нейтронные точки десятикилометрового радиуса.

Редко в этом море пустоты, одиночества и льда встречались исключения. Некоторые звезды покинули галактические рукава группами, тесными кратными системами и потому были обречены на вечное соседство. Их совместное действо, взаимная энергетическая подпитка и гравитационная связность смогли на некоторое время противостоять воцарившейся во Вселенной энтропии. А в их планетарных мирах, нарезающих окружности и петли вокруг своих солнц, местами еще теплилась жизнь. Странная это была жизнь, и, возможно, деструктивность и хаотичность окружения наложили свой отпечаток даже на самых разумных из местных обитателей. Еще бы нет, ведь они были продуктами природы и воспитанниками среды. У них была психика. Был разум. А причин, для того чтобы он имел странную направленность, хватало.

И однажды ударило, поволокло по трубам судьбы, стукнуло по ушам с сухим кабинетным покашливанием, уставилось в зрачки круглой министерской печатью с угадываемым смыслом шифрованной сути, дунуло в ухо мортирной краткостью телефонной мембраны. И привычный, приевшийся до механического жевания мир вокруг шатнулся, заколол сердечко ностальгией тоскливого ужаса, шевельнул волосы холодом вытолкнутых из черепа потных капель. И ошарашил, саданув с размаху молотом, обух конечной истины. И ожил, запикал в голове нарастающей трелью неподъемный, оттесненный суетностью за линию горизонта колокол рока, гахнул, вынимая внутренности, его оживший язык, а коготки надежды ухватились за последнюю опору неверия, отвернули прозрачность век от распахнутости всасывающей пасти. И зависла над Мальстремом бренность бытия на треснутом ногте, в эмали которого вытравлено жиденькими чернилами, что, мол, обман все и шуточка, учения, только — для выпаривания реакции и для чистоплюйства эксперимента — приближенные к научному реализму. Но недолог, краткосрочен век выхоленного канувшим бытом лакированного ногтя, скользит он по стеклу карнизной гладкости и до жути скоренько тоже аукает в падении. Это все ж таки стряслось…

Всеобщая атомная бойня с высыпанием из закромов всех стратегических запасов!

И он тоже, так же как многие тысячи украшенных лампасами дядей со все еще не выветренным детством романтики в головах, ошарашен, убит наповал этой вытряхнутой сутью сейфового пакета. Но прежде чем броситься, сломя голову, жать кнопки уходящих вниз карьерных цепочек, прежде чем запустить гигатонную силищу плазменной турбины, тикающей в ожидании восемью палубами ниже, прежде чем… Прямое соединение с морским генералиссимусом или с заместителем тоже допустимо. И, набравши в легкие уплотнившегося воздуха, сорвавшийся с губ откровенно-чистосердечный, но кодируемый электрической машиной вопрос: «Это учения?» И оттуда декодированной лавиной, сглаженной трансформацией цифр-импульсов, мат-пере-мат вышитых платиново-золотой нитью погон: «Вы что там, генерал-канонир, офонарели?! Сводку читайте! Не пришла?! Ну, так придет, сожри вас с потрохами Красный Пожиратель! „Баки“ нанесли сверхмощный удар по острову Мадогос. Базы „Возмездие“ уже нет!» — «О!» — «Вот вам и „О“, генерал-канонир Тутор. Не теряйте больше секунд. Срочно гоните „Сонный ящер“ в бухту — „перевозчик“ ждет. Пусть хранит вас Рыжая Мать!» И тонкой, ласковой плетью по позвоночнику щекочущий пот. И мышечная судорога в лице в преддверии пришпиливающего визга сирены. И дурацкую парадность кителя с глаз долой, под замково-шкафную стражу. И уверенный шаг в стиснутость коридорных изгибов гигантской машины. И, наконец, наваливающийся сиренный вопль.

«Сонный ящер» относился к силам передового базирования Южной Республики Брашей. Дабы запутать разведку Эйрарбии, он периодически перемещался с места на место, например с архипелага Суа его тяжелое тело иногда отправляли в находящийся на экваторе остров Мадогос или еще куда-либо. Однако ни разу за последние несколько циклов «Сонный ящер» не попадал в родное Южное полушарие, а уж тем паче на милую сердцу Брашпутиду. Нет, экипаж, посменно бывая в отпуске, туда все же добирался, ведь люди в отличие от металлической «боевой горы» — относительно быстро изнашиваемые и хрупкие системы. Но самое главное, конечно, не это: они крайне дешевы, возить их через полмира — просто-напросто дармовщина сравнительно с рокировками между островными грядами миллионотонных танковых исполинов. И потому люди хоть иногда отдыхали, расслаблялись душой и телом на пляжных отмелях бывшей столицы и в ночном бурлении отточенных небоскребными скалами улиц. Как широко они смотрелись после коридорной узости внутренностей «Ящера»!

А гига-танк спокойно подремывал, врывшись в болотную пойму острова Кибирири, ожидая их возвращения или невозвращения: он давно привык к плановому предательству этих хрупких, прописанных внутри козявок. Возможно, кто-то из них убывал на пенсию, отдежурив в его недрах нужное количество циклов; кто-то выдергивался служебной ниточкой в повышение, накопив достаточный опыт в царапании отверткой болтов; а кто-то помимо нашивок-лычек набрал несовместимое с жизнью количество рентген что было не совсем уж как два пальца… но все же вполне вероятно в машине, имеющей в качестве моторов три разнотипных реактора, да еще в довесок полный склад ядерных снарядов тактической мощности. Так что, с точки зрения «Ящера», люди вовсе не относились к хозяевам положения. Скорее они соотносились с расходным материалом типа свежей смазки, коей, между прочим, в «боевой горе» использовалось двадцать два вида. Некоторые виды поступали в малюсеньких тюбиках — из них аккуратнейшим образом капали на внутренность развинченных книппелей блоков синхронизации оружия, другие же— бочками, именно такими дозами следовало доливать (не наполнять впервые — о том речи нет) смазку в механизм поворотной шестерни внутренних башен главного калибра. «Сонный ящер» считался очень серьезной и разорительной штукой.

Был ли он и ему подобные необходимы? Пожалуй, если рассматривать будущую войну с точки зрения обороны, не очень. Допустим, в месте базирования, в окрестностях архипелага Суа, использовать его было бы даже не с руки — обычные линейные корабли отработали бы здесь не хуже, и, кроме того, их дешевая свора могла бы перекрыть гораздо большую площадь морей и островов. Самым лучшим образом «боевую гору» можно использовать в нападении. В тех местах, куда впаянным в башни мореходным калибрам не добраться и не дострелить. А значит, на суше! Но стоит ли уродовать родную землю Брашпутиды для гонок гигантских «утюгов» гига-танков, кроме всего, несущих в чреве ядерные боеголовки не только для балласта? Да и вообще, если «боевым горам» назначено встречать вражью силу на брашской земле, зачем хранить их в несусветной дали Кибирири?

Поэтому есть только одно место, где «Сонный ящер» и ему подобные могут оправдать свое тяжеловесное существование и вложенные в них триллионы рашидов. Это место — намеченная к захвату северная территория. Да, им не влезть в горы, но на самом большом материке Геи можно найти достаточное количество относительно ровных долин и речных пойм. И именно там назначено секретными генеральскими планами и тремя божественными светилами порезвиться когда-нибудь миллионотонным «боевым горам», там испытают они радость осеменения мегаполисов пятидесятитонными сперматозоидами гига-снарядов — все в пределах власти баллистических траекторий будет трепетать в предчувствии близости знакомства с сухопутными линкорами.

Относясь к силам передового базирования, «Сонный ящер» в случае внепланового начала войны, то есть при том нехорошем сценарии, когда Республику вынудят начать битву внезапно и не совсем по своей инициативе, должен был попасть на предназначенный к захвату и нападению континент раньше своих «братьев», до срока хранящихся на родном Южном материке. Ведь многие из них покоятся в законсервированном виде: реакторы их заглушены, гига-снаряды складированы отдельно, двери боевых рубок опломбированы. Нужно время, дабы все это привести в норму. Именно «Ящер» и подобные ему выдвинутые на север боевые единицы и должны будут в случае чего отвоевать это время, этот суточный и недельный период, необходимый гигантским машинам для того, чтобы взбодриться от многоциклового сна.

— «Ящер» в «корыте», генерал-канонир! — бодро, молодцевато доложил броне-полковник с лицом неопределенного возраста. Таким, что, если бы не наплечное серебро погон, не уверенная сталь отработанного голоса, вполне-вполне можно принять за свеженького выпускника академии.

— Доклад принят! — кивнул, качнувшись в амортизационном кресле, генерал Тутор-Pop. Вот теперь можно расслабиться. Не то чтобы совсем, но сравнительно с предстоящим в будущем напряжением, когда «боевая гора» выползет, точнее, влетит на бережок хмурым, дождливым утром, или пылающим одинокой солнечной желтизной вечером, или в полдень, в двойной, синфазный удар малиново-белого зенита, или… Впрочем, все вранье. Даже двойное, а с некоторых пор тройное светило не пробьет черно-серую дымовую взвесь, которой окутает себя «Сонный ящер» для маскировки и следуя параграфу наставлений о методах высадки на вражеское побережье. Потому — не сравнить.

Но расслабиться можно только немного, совсем чуть-чуть, ведь плыть покуда упакованному под завязку экипажем и бомбами «Ящеру» не своим ходом, а в огромной, двухкилометровой секции тяжеловоза, именуемого в народе «корытом». И плыть до самой суши Эйрарбии. Неизвестно, правда, с причаливанием к берегу или как получится. А окончательно нельзя расслабиться потому, что кишит океан Бесконечности и внутри и снаружи враждебно настроенным железом эйрарбакского происхождения. И в любой момент может полыхнуть под раскинутостью «корыта» порожденный атомо-торпедой водоворот. И тогда у Тутора-Рора ничего уже не останется, но если повезет, то сохранятся секунды. В очень небольшом количестве. И нужно будет успеть сгрести мощь дежурного реактора, дабы выиграть в плавучести еще некоторую долю времени, пока плазменная точка Главного — термоядерного — пыхнет первыми мегаваттами и возьмет на себя устойчивость и непотопляемость гига-танка. Дойдет ли он до берега на собственной воздушной подушке? Не знает этого не только генерал Тутор, но, возможно, и сама Рыжая Мать.

И еще полностью впасть в дрему не получится потому, что и с обесточенными движителями есть у Тутора-Рора и его экипажа масса организационной, механической и всякой прочей работы. От скуки не умрешь, и даже благо, что выдали звездные божества этот многосуточный зазор. Нужно проверить, еще и еще раз проверить каждую схему, каждый блок из схем, каждый шкаф из блоков, каждую отсековую систему из шкафов, каждую палубу из отсеков. В общем, всю синхронность электромеханического наполнения «Сонного ящера». А еще надо снять смазку с покоящейся в хранилище техники — танков и дирижаблей. Последние до поры нельзя накачать и влить в положенный пространственный объем, но с первыми — другая крайность: стоят так плотно, что экипажам надо добираться до дальних машин ползком и там с фонариками пусть не обслужить, но хоть осмотреть. Кстати, именно здесь первое мелкое ЧП: у самого дальнего в одном из сжатых переборками коридоров танка отсутствуют гусеницы. Даже смешно. И, между прочим, интересно, как его умудрились загнать в гараж без гусениц или же, что еще более невероятно, как с него сперли тяжеленные резиново-стальные ленты, сумев перетащить их через девять стоящих впереди машин. Вообще-то здесь нет проблемы — запаса гусениц на «Ящере» достаточно, но это «первая ласточка». То ли еще будет.

В ожидании чудес, а скорее в качестве страховки от них Tугop-Pop назначает комиссию из штабистов — пересчитать атомные заряды. Слава Красному Пожирателю Крови, здесь все в норме — все пятьдесят пять штук аккуратными коконами на своих местах, и рентгеновский счетчик — переносной, нештатно тикающий возле каждого, — показал, что это и есть они, а не искусные чугунные муляжи. Офицерам из комиссии два часа на сон, порционный шоколад и с той же задачей в погреба химических, бактериологических и прочих, вплоть до подкалиберных, снарядов. Сейчас не до шуток, «Сонный ящер» уже разбужен и спешит на войну.

В гонке вооружений не все идет гладко, равномерно и постоянно ввысь, впрочем, как и всюду. Иногда средства нападения опережают защиту, иногда наоборот. Однако с достижением термоядерного порога обычным состоянием является перевес возможностей нападать над возможностью отразить атаку. Допускаю, где-то у более везучих цивилизаций, периодически мельтешащих в бесконечной цикличности Вселенной, указанный этап сменяется периодом благодати, однако планета Гея угодила в невезучее множество, а потому шла по стандартной, отъюстированной на катастрофу тропке. Межконтинентальный конфликт свалился на ее поверхность с плановой неожиданностью: обе задействованные стороны были вроде бы готовы и в то же время не так чтоб очень. Во-первых, как указывалось, кулаки у обеих были до ужаса увесисты, а способность перехватывать удары относительно скромна. И браши, и эйрарбаки рассчитывали первым, гробовым ударом свалить партнера навзничь, а потом сверху, с нависающей позиции спокойно месить в пыль. В этом сценарии умение отражать вражеские плюхи было напрочь лишним. А, как все ведают, разработка всяких противоракетных, а тем паче противоснарядных щитов требует немереного количества сил, в десятки раз большего, чем создание ударной мощи. Сторона, которая бы решилась на существующем технологическом этапе интенсивно развивать оборону, рисковала проиграть гонку вооружений на первичной ступени. Текущие дела, как водится, всюду перевешивают перспективу.

Потому, когда Империя Эйрарбаков и Южная Республика Брашей перешагнули черту, стало уже неважно, кто и почему начал. Если покопаться в разнообразии событий, непосредственно предшествовавших бойне, а тем более не просто в самих событиях, а в их интерпретации и понимании противоположной стороной на тот момент, то поводов для начала имелось достаточно. Определяющим фактором решения была та, указанная выше концепция: «ударил — выиграл, не успел — погиб». Так же теперь, когда процесс был в развитии, не стоило вникать, кто —первым применил всю подвластную мощь. Что с того, что это сделали браши? Как только их налитый силищей кулак начал короткий, но все же не мгновенный путь к цели, его активность тут же стала предметом наипервейшего внимания на северном материке. И что с того, что возможности уклонения от удара не было никакой? Точнее, кое-что имелось, но как мизерно оно смотрелось даже в шапкозакидательной перспективе. И единственно достойным ответом стало нанесение собственного громящего удара. Кулаки прошли сквозь (над, под) друг друга, легко прошибли возникшие на пути ладони и шарахнули в лицо, круша зубы, нос, глаза, уши, мозги и прочее имеющееся в наличии добро.

И пусть после этого оба военных монстра опрокинулись кверху лапками: их приобретшие самостоятельность, заряженные первичным импульсом кулаки продолжили плановое, теоретически предписанное добивание. Вы, как сторонний и всезнающий наблюдатель, считаете, что сразу по получении такого урока нужно было бы направить силу на что-нибудь иное? Извините, начатый и частично пущенный на самотек процесс остановить никак не получается. Правда, и попыток нет. А кроме того, микроскоп использовать в качестве молотка как-нибудь можно, но сделать обратную операцию почему-то не выходит.

Итак, мы прибыли. Вы нас не ждали, а мы явились. И надо бы по этикету пожелать благосклонности богов тем, кто прозябает в этих холодных местах, но мы этого делать не будем. Устарел тот этикет, и яркие божества неба тоже исчезли вместе с его голубизной. Когда еще они выглянут и посмотрят на Гею снова? Если бы знать? За такое не жалко жизнь положить», — размышлял Лумис Диностарио, аккуратно подстраивая фокусировку массивного бинокля. Он совсем не опасался того, что увеличительные стекла выдадут его местоположение, послав по округе отраженный солнечный луч. Во-первых, уже много месяцев свет ни одной из звезд не заливал окрестности, а во-вторых, стекла бинокля были покрыты специальной матовой пленкой, исключающей подобные казусы. Одежда Лумиса тоже была не так проста, как могло показаться на первый взгляд: ткань содержала внутри специальные нити, страхующие от фиксации относительно простым локатором. Это была форма для «невидимок» — особого подотряда «людей-лягушек», береговых диверсантов, бойцов-ныряльщиков, целью тягостной жизни и геройской смерти которых являлись прибрежные укрепления ненавистной Брашпутиды. Когда-то, в укатившем в прошлое эпилоге Второй Атомной, Лумис Диностарио служил в спецвойсках Империи, однако ни в далеком тогда, ни тем паче сейчас, в сутолоке сегодняшних мытарств по обледенелым горам и долам Эйрарбии, он не относился к глазастым ночным ластоногим, любителям сутки кряду выгребать против течения и бесшумно, не моргнув глазом, вспарывать животы конкурентам-крокодилам в битве за удобную, заросшую мхом кочку, имитирующую подушку.

Спецформу отряд Диностарио прихватил в случайно подвернувшемся на дороге и, разумеется, с ходу захваченном подземном складе военно-морского снаряжения. Ох, сколько там имелось добра! Но сейчас, в вершащейся ныне Третьей эта одежда еще не пригодилась. Надо полагать, запасена она была для спланированной когда-нибудь Четвертой, а то и, даст Великий бог Эрр, Пятой Атомной войны. Далеко, очень далеко смотрит военная стратегия распластанной по материку Империи Эйрарбаков! Вот только этот склад НЗ не слишком здорово охранялся: расплатились за его взятие одним раненым человеком. Оставленные властями на произвол судьбы охранники не слишком рьяно бились за его запасы — это все-таки не продовольствие. Возможно, сражаться не пришлось бы вовсе, предложи Лумис пару ящиков тушенки за все, что его отряд будет способен вынести на плечах из вкопанных бункеров. Но сейчас, когда божественные светила перестали видеть творящиеся на Гее муравьиные поползновения, человеческая речь стала совсем редким аргументом в протекающих спорах.

А споры, не научные, а касающиеся дележки, возникали часто. Ведь сколько на придавленной пыле-дымовой подушкой Эйрарбии завалялось неподеленных материальных ценностей. Все-все это надо было оприходовать и утилизировать. Тяжелая работа, но самое интересное, несмотря на утомительность и крайнюю степень риска, брались за нее охотно, и от желающих потрудиться отбою не было. Кроме всего, это был абсолютно самоорганизующийся процесс — нечто вроде произошедшего когда-то на Гее самозарождения жизни. Кстати, ученые, некогда напрягавшие головы над последней проблемой, сейчас, конечно же, затаились: не стоило ломать копья над тем, что и так само собой подтвердится либо опровергнется в ближайший миллион циклов. Ведь скоро на поверхности планеты Геи никакая, самая завалящая бактерия не станет мешать новой фазе зарождения. Вот только надо дождаться, когда радиационный фон спадет до приемлемой цифры. С другой стороны, крайне интересен и не исследован еще один вариант. Что, если произведенный в пределах Геи-мамы эксперимент выкристаллизует из подвергнутой обработке биомассы новый вид или даже виды, способные получать от изотопов дополнительную жизненную энергию?

Короче, наука, вроде бы утвердившаяся в мысли о конечности достижимых для обработки знаний, внезапно получила безбрежное поле для предположений. Тем более что раскидистость этого поля растянулась в бесконечность, ибо сама наука, призванная решить все и вся, вдруг перестала существовать, точнее, преобразилась в остатки брошенных там и тут интеллектуальных центров, ожидающих своей очереди на прихлопывание по мере выявления или просто уточнения своего местоположения и трансформации своей сущности в маленькие метки на оперативных картах противника. Так что, несмотря на массу новых возможностей по части направлений исследований, для науки тоже наступили не лучшие времена. Третья Атомная, как деструктивный фактор, успевала работать во всевозможных направлениях.

Сам Лумис Диностарио в какой-то мере тоже являлся одним из деструктивных факторов, скорее факториков, факторчиков, ну совсем малюсенькой пылинкой-завихрением на фоне больших катаклизмов. Догадывался ли он об этом? Скорее всего да. Кто он, этот небольшой смерчик деструктивности, живая, подвижная молекула на теле подвергнутого опустошительной атаке материка, маленькое, заточенное жизнью и убеждениями острие копья, собранного из соратников и просто прибившихся к отряду бессмысленно и бездумно шаставших ранее по округе громил. Он мыслящий микроб, затаившийся в скальном выступе обточенной ветрами, жаром, холодом и миллионами циклов прошлого горы, в свою очередь накрытой страшной чернотой пыльного одеяла вывороченной откуда-то почвы, дымной периной, взбитой взрывами до стратосферных высей. Нет, он песчинка, не осознающая до конца не только своей микробной сущности, но и игрушечной кругластости всего своего мира, мечущегося по странной орбите между тремя пыхающими жаром и кичащимися друг перед другом неохватными рукавами-протуберанцами газовыми шарами, не помнящими, что сами они атомная пена расплесканной в бесконечности, перестоявшейся в сингулярности закваски. И вот тот самый полувиртуальный микрон, спрятанный в этой нашинкованной одна в другую иерархии предметов, он еще что-то решал, на кое-что надеялся и даже планировал, каким образом сцепить друг с дружкой какие-то фактики и шевеления, дабы результат совпал с предначертаниями из его лилипутской головы.

Дезертирующий с фронта гига-танк «Сонный ящер» сделал считающийся недопустимым по его тактико-технологическим возможностям трюк, он совершил переход по длиннющему ущелью под названием Верблюжья Шея и оказался у намеченного заговорщиками конечного пункта — Скупой долины. В процессе похода от первичного плана с минированием пройденного пути атомными фугасами отказались. Судя по тому, какие трудности пришлось преодолеть штурманам подвижной крепости под руководством Тутора-Рора, маловероятно, что в военно-земноводных силах Южной Республики нашлось бы много генералов, способных решиться на такое. Так что погони равных по силе левиафанов не стоило опасаться или это только казалось, а в действительности командир «Ящера» не желал строить атомные ловушки для собратьев по оружию? Вполне допустимо, что так, но главное, он смог убедить в этом старшего на борту эрэнкашника. Или сам Мурашу-Дид, в свою очередь, боялся, что на гига-танке лишний раз вскроют ядерный склад. По его, вероятно, здравой мысли, не стоило подвергаться реальному риску самоуничтожения ради страховки от надуманной, притянутой за уши опасности.

Надо ли говорить, что параметры ущелья совсем не походили на равнины, и «боевая гора» двигалась по нему с минимально возможной скоростью. Ну что же, в некотором роде это было к лучшему, ведь чем тише едешь, тем проще гигантским «противофазникам» гасить паразитные шумы, и, значит, тем незаметнее для разведывательных систем просачивался в глубь территории Эйрарбии «Сонный ящер».

Похоже, он перехитрил всех!

«Вот мы и добрались, — размышлял Лумис Диностарио. — Вот мы и добрались до твоего логова, Большой Кошелек. И если нам хоть чуточку улыбнется невидимая ныне звезда-мать Фиоль, если тебя снова не успеет предупредить какой-нибудь продажный гад, если тебя, наконец, подведет волшебство интуиции, выдергивающее прочь в последний момент, если не случится ничего еще, то…»

Однако так бывало все прошлые разы. Осторожно, гладенько стягивалась вокруг резиденции-дворца, или бункеpa-убежища, или вектора движения колонны бронированных мобилей петля-удавка отряда мстителей Лумиса, начинала схлопываться и…

Большой Кошелек — Map Дечеви — ускользал, выпархивал прочь, не потревожив прически и не теряя ни единого волоса, ни одного ценного телохранителя. Разве что подставленных специально совместно с двойником, как случилось уже однажды, тогда…

Сам Лумис едва-едва ушел. Вырвался еще кое-кто из передового отряда. Семьдесят процентов полегли. Трое оказались захвачены ранеными. Потом пришлось потерять еще людей — десять товарищей, менее подготовленных братьев по цели жизни, дабы не освободить, нет — на это не стоило и рассчитывать, просто обеспечить смерть этих троих без длинной бесконечности боли. Даже хуже, приблизить смерть, по сценарию кого-то из окружения Кошелька должную обратиться в шоу. Лумис Диностарио сам уже неоднократно и планово делал из мести видеошоу, а потому этот контраргумент Мара Дечеви тем более нельзя было допустить. Однако главным в операции искренне считалось все-таки первое — спасение угодивших в ловушку товарищей от долгих мук.

Им не понадобилась даже подготовленная взрывчатка: застигнутые врасплох палачи и тюремщики скоренько прикончили всех пленных, а затем выбросили в окно. Людям Лумиса не удалось добраться ни до одного из исполнителей акции, хотя и существовала небольшая вероятность. Но тогда требовалось бы и далее терять обученных лучше или хуже бойцов. Не стоило этого делать из-за нескольких подчиненных Большому Кошельку пешек, тем более что своих целей операция достигла — товарищи по борьбе умерли быстро. Если разобраться, это требовалось не только для них: теперь те, кто остался рядом с Лумисом, знали наверняка, что отряд сделает все, дабы спасти их от долгой боли, если волею спрятанных за черным пологом богов они окажутся пленены. Лумис Диностарио всегда считал, что даже безрассудной смелости не помешает костыль определенности, тем более сейчас, когда над миром повисла не имеющая окончания ночь.

И чем же занялись команда и десант по прибытии, когда их воздухо-подушечный дом, «боевая гора», коснулся, наконец, поверхности и даже согласно наставлениям преданных им военно-земноводных сил врылся в Гею-маму метров на восемь (из-за скального фунта относительно неглубоко)? Думаю, всем уже ясно. Он занялся очисткой Скупой долины и окрестностей (на дальность проходимости «Циклопов» в горах) от сохранившихся представителей примитивной, но крайне плодовитой расы эйрарбаков. Торопиться ему было некуда, судя по прослушиванию эфира, здесь не имелось серьезных военных целей. Кроме того, «Сонный ящер» действовал только простыми танками и иногда танко-пехотой, он не собирался выдавать себя активностью гига-калибров, а тем более атомными ударами. Поэтому ОБПП — «обеспечение будущего плацдарма процветания» производилось не торопясь. Лишь несколько раз, скорее для тренировки летного состава, чем по крайней нужде, задействовался дирижабль-геликоптер, один из двух оставшихся. Но второй не приводили в готовность, он так и покоился, сложенный и разобранный подетально внутри бронированного ангара. Его время еще не пришло, и никто не ведал, придет ли оно вообще.

Обычно дирижабль «Пустотелый удалец» использовался для сбрасывания на какую-нибудь подающую признаки жизни деревеньку напалмовых «цистерн» и редко — для доставки воздушного десанта. Помимо того в его задачу входило выявление скоплений неприятеля и разведка местности, хотя здесь «тянитолкай», как и сам «Сонный ящер», был вынужден ограничивать свои потенциально вложенные конструкторами способности. Например, летал он как можно ниже, опасаясь попасть в ракурс какого-нибудь далекого эйрарбакского радара, из-за чего сам имел ограниченное поле видимости под собой. Кроме того, он также в подражание своей «маме» — «боевой горе» использовал заниженную мощь подвесного модуля радиоразведки. Если добавочно учитывать теперешние природные факторы, то есть общие физические изменения в атмосфере Эйрарбии, да еще влияние гор, весь «коктейль» сокращал потенциальные возможности разведки с воздуха в десятки раз. Но в борьбе со всякой пассивно шевелящейся внизу и лишь потенциально опасной мелочью и такого преимущества хватало с лихвой.

В итоге ОБПП являлось для подвижной крепости суетным, но вполне решаемым мероприятием, несколько напоминающим травлю попрятавшихся по углам тараканов. Кстати, травля в отношении жителей Северного континента применялась тоже — на борту гига-танка находился огромный запас химических боеприпасов.

Неужто «Ящер» тащил его через полмира для балласта?

Все-таки интересно, размышлял иногда командир отряда мстителей Лумис Диностарио, что привело Мара Дечеви именно в эту долину? Что дернуло его броситься сюда за тысячи километров? Ведь не нарезающие круги плавники акул отряда Лумиса? Конечно, очень лестно, но не может того быть.

Когда-то, не так давно, в этой смещенной временной шкале, в которой за последние месяцы искусственно вызванные катаклизмы наворочали изменения, способные встать вровень с парой-тройкой геологических периодов, ходил слух, что зажатая Горами Овальной Цепи Скупая долина хороша тем, что несущиеся из глубины континента ветры обходят ее стороной, а потому в условиях готовящегося обрушиться на материк радиоактивного мора это очень удобно. Воздух Скупой долины, говорили те далекие слухи, питает нечто вроде постоянно дующего муссона, который, проходя по межгорной гряде, забрасывает океанский воздух в это достаточно удаленное от моря место. А поскольку над океаном ядерных фугасов скорее всего взорвется гораздо меньше, чем над сушей, а сам он к тому же значительно объемней, то несложно сделать выводы, где будет удобнее жить в насыщенном радионуклидами мире.

Однако некоторое время назад до Лумиса Диностарио докатились другие вести, что будто бы все не так. В действительности, климат междугорья в плане выживаемости ничуть не лучше остальной Эйрарбии, может, даже хуже. Видите ли, утверждала новая версия, основное количество нуклидов будет переноситься в стратосфере, а уже оттуда постепенно выпадать вниз. На остальной суше спикировавшая пыль будет неминуемо рассасываться вокруг, здесь же, в окружении гор, все произойдет совсем-совсем иначе: пыль так и останется там, куда занесется с дождем и снегом.

У обычного слушателя этих противоречивых версий, у того, в ушах и мозгу которого информация надолго не задерживается, а уж тем более не перемалывается тщательно, эти предположения не могли вызвать особых ассоциаций. Они ведь бубнили в его перепонки не одновременно, а потому расценивались как абсолютно не связанные между собой факты. У другой, менее распространенной категории такие противоречия вызывали в голове неизбежное шевеление шестеренок, а может, нейронных узлов, смотря у кого что наличествовало внутри. Взвесить правдивость той либо иной версии на слух не представлялось возможным, а значит, с неизбежностью нужно было судить о ней, исходя из жизненного опыта. Обычно он подсказывал: найди, кому это выгодно?

Допустим, прикидывал Лумис, исходя из такой предпосылки, что первично выданная информация правдива. Тогда неминуемо в ближайшее время в Скупую долину произойдет наплыв большинства сильных мира сего. Потому, дабы застраховаться от «перенаселения» (само собой понятно, что междугорье не резиновое), те, кто уже предусмотрительно находится там, решают облапошить оставшихся. В таком ракурсе понятна сущность вторичных наукообразных слухов. Однако необязательно в противоречии содержится злой умысел. Вполне может случиться, что именно вторичная информация верна, поскольку начальная исходила только из предположений, а следующий слой — из реальных наблюдений, проведенных на месте.