Ну вот, собственно. Я наговариваю это звуковое письмо для тебя, тебе в первую очередь, ну, может быть, еще для Ольшанского, вы ведь самые лучшие из моих израильских знакомых, не убоюсь высокого слова — Друзья. В Израиле у меня таковых, кроме вас, не осталось, да и здесь, как оказывается.

Извините за присущий мне сумбур. Я просто хочу нарисовать картину нашей здешней жизни, чтобы вы посмотрели со стороны, а не входили в нее, как я один раз вошел в картину Кандинского так, что понять-то я ее понял, а вот сказать по выходе ничего не мог, — а я как раз хочу, чтобы вы мне, может, даже посоветовали, как быть. Я всегда считал тебя человеком с конем в голове, так что не поленись — отпиши.

Ну вот. Про Файнгольдов: что бы там ни говорить, и как бы оно потом ни повернулось, но именно они нас приняли (хотя знали нас только понаслышке), объяснили основные вещи про город, ввели, так сказать, в процедуру оформления и дали тот необходимый в новой стране первый толчок, в котором всегда есть элемент пенделя, в случае с Файнгольдами смягченного уверениями, что у таких замечательных ребят, как мы, все в этой стране получится просто отлично. Собственно, первые три недели, пока нам не дали муниципальную квартиру, мы и прожили у Файнгольдов, так что мне бы про них, как про покойников, говорить только хорошее, но, видимо, склонность к злословию вместе с безответственностью и бытовым пофигизмом являются столь неотъемлемыми чертами моей натуры, что тратить остаток сил на их искоренение просто бессмысленно.

Ну вот. Боря Файнгольд, — начать с того, что зовут его, точно как меня, Борис Львович. Папа у него, соответственно, Лева Файнгольд, мама — интеллигентная узбечка, но от папы в нем — ничего, то есть полный азиат; и внешность, и манеры, и отношение к женщине — чисто азиатские. Вообще, я посмотрел — это, конечно, кошмар. Тарелку с пятнышком может выкинуть в окно — или вдруг встать из-за стола и сесть на пол — правильного места ищет, по Кастанеде. И, конечно, восточная мудрость — у-шу и путь воина. Мы в первые дни курили, смотрю — у него крестик на шее, так я его в надежде понять спросил:

— Ты христианин?