Однажды по возвращении домой Тарзан находит свою ферму разрушенной, в ней нет больше ни одной живой души. Сердце Тарзана — сердце гордого, непокоренного зверя. Оно стучит у него в груди жаждой мести, неукротимым желанием найти и покарать виновных.

В Тарзане живут и борются два существа. Вскормленный в джунглях племенем обезьян, он в минуту отчаяния превращается в необузданное человекообразное животное. В такие периоды своей жизни Тарзан мало напоминает цивилизованного человека, несмотря на воспитание и образование, полученные им в среде людей.

Сердце дикого зверя-человека жаждет отмщения. Одну за другой Тарзан предпринимает тщетные попытки отыскать врагов. Впрочем, поиски не совсем бесплодны. Они приводят Тарзана к неожиданной встрече. Перед ним, отчаянно преодолевающим безводные пески пустыни, вдруг открывается настоящий оазис. Его взгляд ласкает прекрасная, утопающая в зелени долина. Ни дать, ни взять — райские кущи, земля обетованная для страждущих добра.

Но нет, первое впечатление о людях, населяющих долину, обманчиво. Они коварны и злы. Они безумны и опасны в своем безумии. Крайне разочарованный, еще более ожесточившийся в своих бесплодных скитаниях, путник, своим обликом неуловимо напоминающий древнее лесное божество, он возвращается из дальних странствий ни с чем. Возвращается еще более ожесточенным и гневным, чем был. Берегитесь его все, кто встретится на пути. Человек или зверь — все едино, отныне он на всякого станет наводить ужас и смертельный страх.

Впрочем, к зверям, которых полным-полно в джунглях, он все же питает нечто вроде симпатии. Как-никак он им не чужой. Плоть от плоти человеческой, Тарзан вскормлен зверем и с малых лет привык жить по звериным законам, которые ему кажутся более справедливыми, чем те, которыми руководствуются люди. И потому он сам воспринимает себя прежде всего не человеком, а его подобием — обезьяной, созданным столь же диким, сколь буйным и непредсказуемым в своем поведении. Таким и только таким отныне должны знать и запомнить его люди. Тарзан неукротим. Тарзан неистов. Тарзан непобедим.

Усталость давала себя знать. Шнайдер на исходе сил продирался сквозь частокол деревьев. Пот градом катился со лба, стекал на квадратную челюсть и бычью шею. Лейтенант, как там его, Обергатц, следовал за ним на положенном отдалении. Шествие замыкал младший лейтенант фон Госс, постоянно контролирующий идущую перед ним шеренгу выдохшихся аскари. Черные солдаты, следуя примеру белого офицера, подталкивали носильщиков остриями штыков и прикладами винтовок.

Гауптман Шнайдер не мог подойти вплотную к каждому аскари. Он изливал свою прусскую желчь лишь на находившихся в непосредственной от него близости носильщиков. Да и с ними приходилось соблюдать разумное чувство меры, поскольку эти ублюдки были нагружены оружием. Трое белых мужчин, трое германских офицеров, волею судьбы оказавшиеся в самом центре Африки, могли рассчитывать только на самих себя.

Фриц Шнейдер находился не в авангарде, а в середине отряда. Он контролировал ту его половину, которая вышагивала впереди. Другая половина находилась за спиной и была в поле зрения младшего лейтенанта фон Госса. Таким образом, офицеры страховали сами себя от возможных неожиданностей со стороны конвоируемых.

Во главе шеренги плелись два совершенно голых дикаря, прикованных друг к другу металлическими ошейниками. То были аборигены здешних мест, проводники, поступившие на службу Культурфронту. На изможденных телах «доблестных добровольцев» красовались кровоподтеки и шрамы — свидетельство того, что цвет немецкой цивилизации проник даже в дебри Африки. Культура избранной нации предстала во всем своем блеске (и в треске ломаемых костей) перед ошарашенными и перепуганными насмерть туземцами. Картина живо напоминала события осени 1914 года в Бельгии. Страна, испытавшая горечь поражения, почувствовала на себе и наглое торжество насильников-победителей. Те, подобно варварам, ощущали себя в полнейшей безопасности и поступали с добычей и новоявленными рабами соответственно.

Проводники, которым было велено сопровождать отряд по назначению, заблудились. Олухи царя небесного, без мозглые скоты. К сожалению, ничего другого от них ждать не следовало. Африканский проводник — это олицетворение самой тупости. Проследовать из пункта «а» в пункт «б» для него — неразрешимая проблема. Даже если он проделывал тот же маршрут неоднократно. Злоумышленниками их считать не следует, это было бы ошибкой. Такой народ, и все тут.

Дождь продолжался в течение двадцати четырех часов, это был теплый и обильный тропический ливень, поэтому, когда он стих, тропа, по которой следовал Тарзан, совсем размокла и исчезла в сырой растительности. Джунгли напитались влагой, идти по мокрому лесу было холодно и неудобно. Тарзан продрог и был в угрюмом настроении, пробираясь по лабиринту джунглей. Ману-мартышка дрожала, сидя в сырых листьях. Она недовольно ворчала при его приближении, но переставала болтать, когда он оказывался рядом. Даже пантеры и львы пропускали рычащего Тармангани, не приставая к нему.

Когда на второй день пути выглянуло солнце, .широкую открытую долину обильно залило живительное тепло. Тарзан отогрел свое бронзовое тело. Настроение его улучшилось; но все же он превратился в угрюмое грубое животное, настойчиво пробирающееся вперед, на юг. Он надеялся там снова отыскать след немцев.

Тарзан пришел в земли Немецкой Восточной Африки, и в его намерения входило добраться до скалистого кряжа западнее Килиманджаро, к суровым горным вершинам. Он готов был пересечь горы, затем повернуть к востоку вдоль южной стороны скалистой цепи и выйти к железной дороге, ведущей в Тангу.

Исходя из опыта, приобретенного среди людей, он полагал, что в направлении этой железной дороги, вероятнее всего, и будут наступать немецкие войска. Двумя днями позже с южных склонов Килиманджаро он слушал далекую канонаду пушек, доносящуюся откуда-то с востока.

Вторая половина дня выдалась мрачной и облачной, и когда Тарзан проходил через узкое ущелье, несколько крупных капель дождя упало на его обнаженные плечи. Тарзан тряхнул головой и поежился, выражая свое недовольство ворчанием, затем огляделся кругом в поисках убежища. Он изрядно промок и продрог. Ему хотелось побыстрее добраться к источнику пушечной канонады, ибо он знал — там немцы воюют против англичан. На какое-то мгновение его грудь наполнилась гордостью при мысли, что он англичанин. Ему захотелось встать в ряды бойцов и задать перцу этим бошам, но минутный порыв патриотизма быстро прошел. Он снова со злобой тряхнул головой.

Тарзан все еще не был полностью отомщен. Оставалось еще много миллионов живых немцев — достаточно, чтобы придать смысл опустошенной невосполнимой потерей жизни, даже если бы он убил их всех, компенсация явно была недостаточной за великую утрату и неимоверные страдания, испытанные им.

Нет, смерть миллионов немцев не могла возвратить к жизни его любимую. Будучи в немецком лагере в горах Парса, лежавших как раз на востоке и служивших пограничной линией между Немецкой и Британской Восточной Африкой, Тарзан достаточно видел и слышал, чтобы понять — британцы терпят поражение в битве за Африку. Вначале он не придавал большого значения этим сведениям, поскольку после смерти жены — единственного существа, крепко удерживавшего его в цивилизованном ми ре, он отверг все человеческое. Тарзан не считал себя больше человеком. Он хотел вновь стать обезьяной.

После того, как Шнайдер получил ту смерть, которую заслуживал, Тарзан кружил возле горы Килиманджаро. Он охотился у ее подножия, на северном склоне величественнейшей из гор. Тарзан обнаружил, что в соседствующих армиях охота не велась.

Все-таки какая-то неудовлетворенность сохранилась у него при воспоминании о том, как распластался, прижавшись к спасительной ветви, Шнайдер, а под деревом пускал голодную слюну отощавший Нума, пожирая взором пока недосягаемую пищу.

Он мог ясно представить себе мучительную агонию, ожидавшую Шнайдера. Тарзан думал, найдет ли майор мужество спуститься к маленькому ручейку напиться воды, пока Нума на несколько минут покинет ущелье и прячется в пещере. Он снова и снова представлял бешеную гонку к дереву, когда лев будет стремиться схватить свою жертву, поскольку неуклюжий немец, конечно же, не сможет бесшумно спуститься с дерева, не привлекая внимания Нумы.

Тарзан проснулся, когда солнце стояло уже высоко it небе. Человек-обезьяна расправил свои могучие члены, запустил пятерню в густые волосы, приглаживая их, и легко спрыгнул на землю. Он сразу нашел нужный ему путь, идя по следу в глубокую лощину. Он продвигался осмотрительно, так как чутье подсказывало ему, что намеченная жертва находится недалеко. Наконец через свисающие ветви он посмотрел вниз и увидел Хорту-кабана и окружении множества его сородичей.

Отвязав лук и выбрав стрелу, Тарзан оттянул тетиву далеко назад, прицелился в одну из самых больших свиией. В зубах человек-обезьяна держал еще одну стрелу, п как только выпустил первую, он тут же зарядил лук и выпустил вторую. Среди свиней немедленно поднялся переполох, так как они не знали, откуда им угрожает опасность. Они глупо визжали и бешено метались по поляне, а затем начали бой друг с другом и дрались до тех пор, пока шестеро из них не пали замертво или тяжело раненными. После таких опустошений стадо с хрюканьем и визгом пустилось в паническое бегство и быстро скрылось в густых зарослях.

Только тогда Тарзан спустился с дерева и прикончил тех, которые еще не были мертвы. Он начал снимать шкуры с туш. Работая с большим умением и очень быстро, он не напевал и не насвистывал сквозь зубы, как это обычно делает цивилизованный человек. Многим в таких мелких поступках, как этот, он отличался от воспитанных себе подобными людей, благодаря, возможно, его детству, проведенному в джунглях.

Звери джунглей, среди которых он вырос, были резвы и склонны к играм, пока молоды, до зрелости, но редко сохраняли игривость после ее наступления. Его дикие собратья делались свирепыми и угрюмыми. Жизнь становилась серьезным делом, особенно во время неурожайных сезонов. Тогда каждый должен был бороться за то, чтобы обеспечить себе свою долю пищи, а раз приобретенные привычки остаются при нас на всю жизнь. Охота за пищей была тяжким трудом всех поколений живых существ, сменяющих друг друга в вечных джунглях, а жизненный труд — это занятие, к которому нельзя подходить легкомысленно или вести себя при этом игриво.

Поэтому за всякой работой Тарзан был серьезен и сосредоточен, хотя он все еще сохранял то, что другие животные теряют, становясь взрослыми,— чувство юмора, которого он не чуждался, когда для этого у него было настроение. Но это был мрачный юмор, а иногда и неприятный, но таков уж был Тарзан. Кроме того, чтобы петь и насвистывать во время работы, надо относиться к ней легкомысленно. Концентрация внимания невозможна, если кроме одного дела, занимаешься чем-то еще. Тарзан обладал способностью сосредоточивать каждое из своих пяти чувств на определенной работе. Сейчас он сдирал шкуру с шести свиней, и казалось, все его органы чувств были поглощены работой так, как будто ничего другого в мире не существовало, кроме этих шести туш! Но его слух и обоняние неизменно служили ему — слух помогал разбираться в лесных шорохах, а обоняние предупреждало о каждой приближающейся опасности.

Неслышный, как тени деревьев, в которых он пробирался, мощный зверь скользил по ночным джунглям. Хищно сверкали зеленым огнем его круглые глаза, чутко был вытянут хвост, каждый его мускул был напряжен и подчинен одной цели — охоте. Лунный свет кое-где просвечивал сквозь листву, и огромная кошка старательно обходила эти светлые пятна. И хоть зверь пробирался сквозь густой лес, ступая по бесчисленным сухим веткам и облетевшим листьям, человеческое ухо не смогло бы уловить ни звука, ни шороха.

Но не так осторожен был тот, на кого зверь охотился. Хоть и ступал он столь же бесшумно, но вместо того чтобы обходить освещенные места, он как бы нарочно искал их, ступая прямо по ним. Он шел в ста шагах впереди льва, не замечая людоеда. В отличие от зверя, он шел на двух ногах, на его теле не было шерсти. Он был атлетически сложен, его руки и ноги играли мощной мускулатурой, но ступни его ног отличались от обычных человеческих и скорее напоминали ногу первобытного человека: большие пальцы составляли со ступней прямой угол.

Внезапно остановясь посреди лунного пятна, неизвестное существо подняло голову и чутко прислушалось. Луна осветила его лицо. Лицо это было правильной формы, а черты его отличались тонким и точным рисунком. В любой из столиц мира лицо это могло бы быть признано образцом мужской красоты. Но человек ли это? На этот вопрос трудно ответить сразу.

В одной руке у него была дубинка, на поясе на ремешке висел нож. Пояс поддерживал на талии львиную шкуру, служившую существу одеждой. Пояс этот блестел, как золотой, и застегивался причудливой пряжкой.

Все ближе и ближе подбирался Нума-лев к своей жертве. Но существо уже почувствовало опасность, однако не пустилось бежать, а, не меняя шага, спокойно вытащило из-за пояса нож.

Целых два месяца, два страшных, долгих, голодных месяца лишений и разочарований, а самое тяжелое — с непрерывной болью в груди,— два месяца прошло с тех пор, как Тарзан-обезьяна узнал от убитого им немецкого капитана, что жена его жива. Поиски, в которых ему горячо помогало британское отделение «Интеллидженс сервис», привели к тому, что только стало известно,— леди Джейн была в плену, а зачем ее там держали, знало лишь высшее немецкое командование. С отрядом немецких солдат под надзором лейтенанта Обергатца ее переправили в деревню.

Пустившись в одиночку на поиски, Тарзан нашел деревню, где ее держали в плену, но узнал, что она бежала оттуда месяц назад. Немецкий офицер с отрядом пустились в погоню за ней, взяв проводников из местных жителей. Все, что могли добавить к этому деревенские жители, было маловразумительно и противоречиво. Одни проводники говорили, что их отослали назад, другие же клялись, что они сбежали сами. О направлении, в котором ушел отряд, Тарзан мог лишь догадываться по отдельным фразам.

Выйдя из деревни, он направился к юго-западу и после невероятно тяжелой дороги через огромную безводную пустыню очутился в местности, куда не ступала нога белого человека и о которой он знал только по рассказам местных племен. На его пути вставали отвесные скалы, горные плато, обширные равнины, но он не мог их преодолеть после столь трудного пути. С трудом нашел он дорогу через болото — ужасное место, кишащее ядовитыми змеями и опасными насекомыми. Когда наконец встал он на твердую почву, выкарабкавшись из вязкой трясины, то понял, почему это место навсегда покинуто людьми. Ибо много опасностей подстерегало здесь человека. Здесь водилось столько птицы и зверья, сколько ни в каком другом месте африканского континента. Они собирались сюда в надежде найти убежище от захватывающего все новые территории племени двуногих, воюющих со всем живым миром. Даже известные Тарзану виды он узнавал с: трудом, настолько необычны были они в первозданной своей красоте. Он заметил уникальные гибриды, среди которых был бело-желтый полосатый лев. Тарзана изумил его окрас и рост. Он был меньше, чем его собратья, но не менее свиреп.

Иные львы в этих местах почти не отличались от тех, которых знал Тарзан, ни ростом, ни размерами, но на их шерсти он увидел леопардовые пятна, которые у обычных львов исчезают вместе с возмужанием.

Два месяца искал он Джейн, но не было и намека на то, что она могла попасть в эти заповедные места. Однако рассказы туземцев из каннибальской деревни, где томилась она в плену, убедили Тарзана в том, что если леди Джейн жива, то искать ее следует именно здесь. Тарзан не мог вообразить, что она преодолела болото, но что-то подсказывало ему, что его возлюбленная благополучно перешла трясину, и он в своих поисках на верном пути.

Тарзан успел заметить, что враг, спрыгнувший сверху, был похож на его компаньона размером и сложением, но отличался от него тем, что тело его было покрыто густой черной шерстью, совсем почти скрывающей черты лица. Снаряжение и одежда его почти повторяли экипировку питекантропа. Молниеносно, прежде чем Тарзан успел опомниться, существо нанесло своей жертве мощный удар дубинкой по голове, и тот без сознания упал на землю. Но больше ему ничего не удалось, так как Тарзан бросился на него.

Схватившись с ним, человек-обезьяна сразу понял, что это существо обладает чуть ли не сверхчеловеческой силой; Мощные руки обхватили Тарзана, а пальцы искали его горло. Но если пришелец и был невероятно силен, то он догадывался, что его соперник силен не менее. Нанеся кулаком волосатому мощный удар в челюсть, ошеломивший его, Тарзан стремительно вцепился в его горло и стал душить. Другой рукой он схватил его за запястье и вывернул его. Дубинка с глухим стуком выпала из волосатой руки. Ловким броском Тарзан сбил его с ног и навалился на агрессора всем телом. Они сплелись в крепких объятиях. Существо свирепо кусало Тарзана, но тот сразу понял, что это не страшно, потому что клыки волосатого не остры и недостаточно развиты. Зато он сразу сообразил, что нужно опасаться мощного длинного хвоста, который в любой момент может обвиться мертвой хваткой вокруг шеи.

Свирепо рыча, они катались у подножия дерева, но ни один не мог взять верх. Наконец Тарзан догадался, как можно одолеть противника, и стал незаметно увлекать его к ручью. Вскоре они очутились у самой воды. Тарзан задумал затащить врага в ручей и, погрузив его в воду, самому остаться наверху и как можно дольше удержаться в таком положении. И в этот момент Тарзан вдруг заметил из-за плеча противника подкрадывающегося к ним саблезубого тигра. Враг тоже увидел огромную кошку. Он тут же ослабил хватку и, взахлеб бормоча что-то, попытался освободиться из рук Тарзана. Он, очевидно, хотел сказать, что сейчас не до того и надо спасать свою жизнь. Битва была закончена. Видя, что его спутнику, лежащему без сознания, угрожает смертельная опасность, Тарзан отпустил врага, и они одновременно вскочили на ноги..

Прижавшись к земле, огромная кошка застыла неподвижно, готовая к прыжку, лишь хвост ее нервно вздрагивал. Тарзан подошел к распростертому на земле телу спутника и тронул его. Тот пошевелился и открыл глаза. Тарзан облегченно вздохнул, радуясь тому, что тот жив, и удивляясь про себя, когда же он успел так привязаться к странному новому другу.

Человек-обезьяна стал потихоньку приближаться к саблезубому тигру. Он подкрадывался все ближе и ближе. Когда до того оставалось двенадцать футов, тигр внезапно прыгнул на волосатое человекоподобное, и тот стремительно развернулся лицом к зверю. Тарзан молниеносным прыжком ринулся на тигра. Он вскочил ему на загривок, правой рукой обхватил за шею и заломил его голову кверху, в то же время схватив и подворачивая левой рукой правую лапу зверя. Бросок был столь силен, что оба упали и покатились по земле. Кошка в ярости визжала, пытаясь освободиться, но человек намертво зажал ее.

В Пал-ул-доне наступила ночь. Луна осветила скалы. Потемнели горы Кор-ул-я в Горле Льва, где жило племя Ис-сата. Из-за валуна показалась голова, затем волосатый торс, и существо осмотрело скалу со всех сторон.

Это был Ис-сат, вождь. Он хотел убедиться, что его никто не видит, но вокруг было пустынно. Он повернулся лицом к отвесной лиловой скале и стал забираться на нее. Луна освещала удивительное зрелище: черная волосатая фигура двигалась по отвесной скале совершенно непонятным образом, но, если приглядеться, можно было заметить, что в скалу вбиты колья, с помощью которых и передвигался человек. В этом ему помогал длинный хвост, которым он цеплялся за скобы с большой ловкостью. Он напоминал гигантскую крысу, ползущую вдоль скалы параллельно земле. Он тщательно избегал подножия скалы, где были выбиты входы в пещеры.

Норы эти выглядели все одинаково, были одного размера. Поверху шел карниз, напоминающий террасу, в глубине которого был проход шириной в три фута и высотой в шесть футов, по-видимому, это был вход во внутреннюю часть пещер. С другой стороны в скале были выбиты маленькие отверстия, которые, очевидно, служили окнами, через них свет поступал в помещения. Такие же отверстия виднелись и дальше, наверное, и там жили люди. Здесь и обитали питекантропы.

Вождь остановился у входа в одну из пещер и чутко прислушался, а затем исчез в темноте свода. У арки, ведущей во внутренние помещения, он вновь остановился, прислушиваясь. Затем откинул шкуру, закрывающую вход, и вошел в большую комнату. В дальнем ее углу мерцал свет. Туда-то он и стал бесшумно подбираться.

Свет мерцал за дверью, ведущей в длинный коридор. В этом коридоре были две двери, а третья находилась напротив той стены, где стоял Ис-сат. Свет шел из двери слева в конце коридора.

Тарзан и Ом-ат поднялись на карниз у пещеры Пан-ат-лин и встали плечом к плечу рядом с Та-деном, готовые ко всему. А восходящее солнце уже бросало лучи на верхушки деревьев и вершины скал.

Тишина нависла над Кор-ул-я. Люди племени молча стояли в нерешительности, глядя то на распростертое под скалой тело того, кто был их вождем, то на его победителя, то друг на друга. Наконец Ом-ат заговорил:

— Я — Ом-ат,— возгласил он.— Кто скажет, что Ом-ат не ганд Кор-ул-я?u

Он смолк и ждал ответа. Несколько воинов беспокойно переглянулись, но промолчали.

— Тогда Ом-ат — ганд,— и властность зазвучала в его голосе.— Теперь скажите мне, где Пан-ат-лин, где ее отец и братья?